Культура и философия самурайского сословия в ЯПОНИИ

Так как конкретная земная  жизнь  для  буддиста  была  лишь  звеном  в длинной  цепи  перерождений,  обусловленных  кармой,   то   для   него   не существовало стены между  бытием  и  небытием,  жизнью  и  смертью.  Однако человек  способен  облагородить   каждое   мгновение   жизни,   осознав   и прочувствовав первозданную красоту  окружающего  "бренного  мира",  красоту непостоянства.

Парадоксально, но именно в  смерти  идеологи  самурайства  усматривали дополнительный  источник  силы,  почти сверхъестественного могущества   и одновременно  гражданской добродетели:  "Путь  самурая есть   одержимость смертью. Подчас десятеро противников не  в силах одолеть одного  воина, проникнутого решимостью умереть. Великие дела нельзя  совершить в обычном состоянии духа. К тому времени, когда разовьётся  в человеке  способностьразличать добро и зло, может быть уже слишком поздно. Смерть превратилась в высшую форму добродетели.

Чувство чести. Сознание собственного достоинства воспитывалось у  детей самураев с детства. Воины строго охраняли своё "доброе имя" - чувство стыда было для самурая  самым  тяжёлым.  Японская  поговорка  гласит:  "Бесчестье подобно порезу на  дереве,  который  со  временем  делается  всё  больше  и больше". Честь и слава ценились дороже жизни, поэтому, когда на карту ставилось одно из этих понятий, самурай, не раздумывая, отдавал за него  свою  жизнь

Во всех своих действиях  самурай должен был исходить из  соображений  высшей справедливости  и  честности,  что,  разумеется  было  утопией  во  времена коварных интриг, заговоров и междоусобных войн. Тем не менее  в  частностях самураи были весьма щепетильны. Поговорка "буси ва  ни  гон  наси"  ("слово самурая  свято")  появилась  не  случайно,  ибо  самураи  презирали   ложь¹⁴ .

Презрение ко лжи не мешало им, однако,  оправдывать  лесть,  бахвальство  и хитрость, которую при случае можно было назвать "военной", а их  утончённый эстетизм нередко граничил с садизмом. Очевидно, именно поэтому  в  японском языке нет слова "ложь"; слово "усо" употребляется как отрицание правдивости (макото) или факта (хонто)¹⁵.

 Кроме чисто профессиональных особенностей, присущих  сословию  воинов, самурай  должен  был,   по   бусидо,   обладать   также   благосклонностью, милосердием, чувством жалости, великодушием, симпатией к людям.  Милосердие самурая (бусино насакэ) не было просто слепым импульсом, оно  находилось  в определённом отношении к справедливости, так как  означало  сохранение  или уничтожение жизни. Основой милосердия  считалось  сострадание,  потому  что "милосердный человек самый внимательный к тем, кто страдает и находится в несчастье". Этикет войны требовал  от  самурая  не  проливать  кровь  более слабого побеждённого противника.

Облик "истинного" самурая  должен был содержать в себе ещё  и  принципы "сыновней почтительности", обусловленные древним понятием  патриархального рода, и "братской привязанности". Японского  рыцаря  уже  в  детстве  учили презрению к торговцам и  деньгам,  что  должно  было  сделать  его  совесть "неподкупной" в течение всей  жизни.  Самурай,  который не  разбирался  в покупной  способности  монет,  считался  хорошо  воспитанным.  Естественно, каждый буси понимал, что без наличия средств невозможно ведение войны,  тем не менее счёт денег  и  финансовые  операции  представлялись  самым  низшим представителям кланов.

Бусидо развивало в  воинах любовь к оружию, которое  должно было внушать самураям чувство "самоуважения" и в то же время  ответственности,  так  как самурайская этика считала  беспорядочное  употребление  меча  бесчестьем  и предписывала  его  применение  только  в  случае  необходимости.  Всё   это достигалось путём воспитания, основной  целью  которого,  согласно  бусидо, была выработка характера; развитие же ума, дара слова и благоразумия кодекс чести считал второстепенными элементами¹⁶.

  Анализ  отношений между самураями и низшими социальными слоями феодальной общности  Японии – крестьяне,  ремесленниками,  париями  и  др.  показывает,  что  моральные принципы  бусидо  были  не  равнозначными  для  господствующего  класса   и простонародья. Если скромность предписывала самураю вести себя с господином подчёркнуто  вежливо  и  скромно,  быть  терпеливым,  то  в  отношениях   с простолюдином буси, наоборот, держался надменно и  заносчиво.  Здесь  ни  о какой вежливости не могло быть и речи. Самообладание, предписывавшее  воину необходимость в  совершенстве  владеть  собой,  также  было  неприемлемо  в отношении самурая к простонародью. То  же  можно  сказать  и  о  воспитании благосклонности, занимавшей в самурайской морали одно из важных мест. Воины-профессионалы,  привыкшие  к  жестокости,  были   далеки   от   милосердия, сострадания, чувства жалости и симпатии к людям.     Многочисленные войны, длившиеся несколько веков вплоть до  объединения страны  под  властью  сёгуна  Токугава  в  начале  XVII  в.,   велись   при непосредственном участии самураев, которым  было  чуждо  сознание  ценности человеческой жизни, так как  они  совершали  самые  жестокие  поступки,  не останавливаясь  перед  убийством,  и  развивали  в  себе  черты,  противные человечности.

Каждое новое убийство на поле брани должно было  стимулировать  личную  храбрость  самурая  -  таким  образом,  враг  приобретал  свойства  некоего пассивного стимула отваги. Отсюда берёт начало и  людоедский  обычай  кимо-тори. По синтоистским поверьям, источником смелости в теле человека  служит печень (кимо). Считалось, что, съев сырую печень  поверженного  противника, получаешь новый заряд  смелости.  Наиболее  кровожадные  самураи  рассекали врага надвое от левого плеча до правого бока приёмом кэса-гири ("монашеский плащ") и тут же, выхватив из живого тела трепещущую печень, пожирали её. Добродетель, в понимании самурая, была сложным конгломератом моральных установок¹⁷.

Глава 2. Военное дело.

Развитие военного снаряжения и оружия в Японии имеет свою историю и свои отличительные особенности. Если доспехи европейских рыцарей претерпевали в разные периоды существенные изменения в соответствии с духом и модой времени, в результате введения различных технических и конструктивных новшеств, то военная одежда японских воинов на протяжении веков оставалась почти неизменной. Многие элементы боевого снаряжения, характерные для самурайских доспехов средневековья, были известны уже в бронзовом и железном веках японской истории, т. е. в первые века н. э. Так, например, шлемы, найденные во время археологических раскопок на территории Японии, имеют своеобразное пластинчатое приспособление для защиты затылка и шеи, получившее впоследствии название «сикоро». Эта деталь часто встречается также на ханива — миниатюрной погребальной пластинке, в частности изображающей воинов. То же можно сказать и о пластинчатых панцирях. Скорее всего, они были изобретены на материке и занесены на Японские острова пришельцами тунгусо-маньчжурского происхождения. Археологические находки настоящего времени подтверждают данные китайских хроник, в которых говорилось об илоу и их боевых панцирях, изготовленных из костяных пластин.

В своих наиболее существенных чертах военное обмундирование буси оформилось уже к XII в. — времени начала длительных междоусобных войн. Несколько веков феодализма, последовавших за этим дали лишь частичные изменения формы и конструкции, целью которых было усовершенствование уже данных образцов доспехов. Объясняется это рациональностью японского военного снаряжения, которое позволяло воину быть более манёвренным и подвижным в бою¹⁸.

Основным наступательным оружием самурайских дружин средневековья  были копьё и меч, применявшиеся  для ближнего боя, и лук со стрелами, использовавшиеся в борьбе с противником  на расстоянии. Наибольшей ценностью для самурая был меч — и как вооружение профессионального воина, разящее врага и защищающее одновременно жизнь его обладателя, и как символ сословия воинов, эмблема доблести, чести, могущества и храбрости, неоднократно воспетый в легендах, рассказах, песнях и стихах

С глубокой древности меч  рассматривался японцами как священное  оружие — подарок «солнечной богини»  своему внуку, которого она послала  править на земле и вершить  с помощью этого меча дело справедливости, искоренять зло и утверждать добро. Именно поэтому меч стал принадлежностью  синтоистского культа, он украшал  храмы и священные места; приносимый верующими в качестве пожертвования  богам, он сам являлся святыней, в  честь которой воздвигались храмы.

В литературных источниках упоминается, что в VIII в. священники синто сами принимали участие в производстве мечей — занимались их чисткой и полировкой ¹⁹.

Древний японский меч (цуруги, или кэн), находимый часто при  археологических раскопках в  дольменах и гробницах среди  другого сопроводительного похоронного  инвентаря, напоминал старинные  китайские обоюдоострые мечи. Для  него была характерна прямая форма  лезвия и двусторонняя заточка. Такой  меч воины носили на спине (наискось), а когда его нужно было пустить  в ход, брались за рукоять обеими руками. Впоследствии клинок стали  затачивать с одной стороны. Приблизительно к VII в. была создана новая форма меча с легким изгибом на спинке лезвия. Мечи такого вида позднее получила название «нихонто» — «японский меч» и дошли до нашего времени, не изменив формы, которая считалась идеальной и характерной только для мечей Японии.

Японский меч изготовлялся всегда людьми, принадлежавшими к  господствующему классу, и был  в феодальное время выражением во всех отношениях привилегией этого  класса. Ковали мечи обычно родственники самураев или придворных .

С началом междоусобиц  спрос на мечи резко возрос; могущественные феодалы начали покровительствовать  знаменитым оружейникам. Ковке мечей  придали вид богослужебной церемонии, при которой производился ряд  сложных действий религиозного характера. Они должны были оградить меч и  соответственно его будущего владельца  от сил зла²⁰.

Прежде чем японский кузнец (катана-кадзи) приступал к делу, он совершал ритуальный акт очищения своего тела. Перед алтарём, который  в каждой кузнице имел своё постоянное место, кузнец морально готовил себя к предстоящей работе, чтобы гарантировать  успех предприятия. В соответственные  моменты изготовления меча он облачался  в парадную одежду — кугэ, а сама мастерская после тщательной уборки обвешивалась симэ — ритуальными  украшениями, сплетёнными из рисовой  соломы. Пучки симэ являлись атрибутом  синтоистских храмов и символизировали  собой чистоту и безопасность. Сложна была технология производства мечей. Оружейную сталь для них  получали путём выплавки металла  из магнитного железняка и железистых песков. Собственно клинок формировался из многих слоёв железных полос с  разным содержанием углерода, сваренных  между собой в процессе плавления  и ковки .

В результате проковки, вытягивания, многократного складывания и  новой проковки полос металла  образовывался тонкий брус, состоящий  из огромного числа прочно соединённых  тончайших слоёв разноуглеродной  стали. Некоторые мастера самурайских  мечей средневековья тратили  на изготовление одного меча по нескольку  лет, накладывая один слой на другой. Низкоуглеродистый металл, соединённый с высокоуглеродистым, приобретал значительную твёрдость и в то же время вязкость. В дальнейшем клинок шлифовался на нескольких грубых и тонких шлифовальных камнях и подвергался закалке. Подобные клинки не уступали по прочности дамасским и считались лучшими на всём Дальнем Востоке²¹.

С конца XVII в. для изготовления мечей кузнецы стали употреблять металл, привозимый в Японию из Европы. Этот материал японцы называли «намбантэцу», т. е. «привозной металл» или «металл южных варваров» (так как корабли португальцев приходили в Японию с юга).

Режущие качества клинка и  твёрдость руки самурая проверяли  обычно на трупах убитых в бою противников  или трупах преступников. Хорошим  мечом самурай мог перерубить три положенных один на другой трупа. В поединках и на войне буси старались ударить мечом так, чтобы разрубить тело врага от плеча до пояса или от плеча  до сердца.

На многие мечи мастера  ковки наносили символические рисунки, имевшие смысл магических формул. Назначением этих рисунков было отгонять всё злое и призывать благо, поставить  хозяина меча под влияние благих сил и избавить его от воздействия  дурных. Первостепенную роль играли изображения  небесных светил, способных оказать  в соответствии с воззрениями  китайской мифологии влияние  на земную жизнь людей. В период господства Сёгунов Асикага утвердилась  традиция ношения воинами двух мечей, которые стали общей привилегией  самурайства. К этому времени  мечи стали принадлежностью не только военного костюма и снаряжения, но и гражданского платья буси и носились всем сословием самураев, начиная  от рядового дружинника и кончая сёгуном²² .

Первоначально второй меч  считался запасным, но потом это  положение утвердилось как обычай двумечия. Оба меча назывались «дайсё-но косимоно», т. е. «большой и малый мечи», носимые (заткнутыми) за поясом (сокр. — дайсё) Большим мечом (катана, или дайто) считался тот, который был длиннее двух сяку, малым (вакидзаси, или сёто) — короче двух сяку. Длинный меч предназначался для ведения боевых действий, короткий — для отрезания голов убитых и харакири. Кроме двух мечей, самураи носили иногда и третий — танто, служивший кинжалом .

Боевые мечи самураев времён феодальных войн (XII — XVII вв.) были просты в исполнении, их носили обычно в деревянных ножнах (сая). Оба меча, как правило, делались в паре одним мастером-оружейником. К вспомогательным инструментам, вставляемым в ножны мечей, относились: маленький нож — кодзука (такое название этот нож получил по названию украшенной части грифа — художественного произведения, искусно выполняемого мастером), или когатана и когай. Кодзука употреблялся самураями в походной жизни для подсобных целей. Иногда его использовали как метательный нож. Применение когая было более широким. Он мог служить как хаси при еде, как принадлежность письма в старину (для выцарапывания иероглифов), как орудие для подтягивания конской упряжи и т. п., в качестве шпильки для волос или ложечки для чистки уха; на поле сражения когай оставляли воткнутым в тело или голову убитого противника с целью установления затем имени победителя, когай использовался также для того, чтобы укрепить голову убитого врага на поясе.