Личность и личная жизнь Ивана Грозного в русской, советской и современной историографии (некоторые аспекты изучения)

1.2 Казимир Валишевский

Казимир Феликсович Валишевский (польск. Kazimierz Waliszewski; 1849—1935) — польский историк, писатель и публицист. Широкую известность К. Валишевскому принесла серия произведений, посвященных истории России XVII—XIX вв. Он издает во Франции на французском языке, начиная с 1892 года, одну за другой книги о русских царях и императорах, об их окружении. Книги Валишевского были объединены в серию «Происхождение современной России» (название по образцу «Происхождения современной Франции» Ипполита Тэна) и охватывают период между царствованиями Ивана Грозного и Александра I.

Традиционно личность Ивана Грозного  представляет интерес для историков. Чтобы анализировать личность и государственную деятельность Ивана Грозного, необходимо понять, какая страна досталась ему в наследство от его отца Василия III.

В книге К.Валишевского «Иван Грозный»⁴⁹ подробное описание России, и народа занимает большое и важное место. Валишевский, отмечает, что при вступлении на престол Ивана IV государственная машина представляла сложный механизм, однако, и он признавал, что везде был беспорядок и центрального управляющего рычага не существовало.

Общая оценка личности Ивана Грозного у Валишевского вполне совпадает с устоявшейся в  общественном мнении за многие годы.  Историк  считает, что Иван Грозный был крайне жестоким, кровожадным и одним из самых страшных тиранов отечественной истории. Каковы же на его взгляд причины такой страшной тирании? Чтобы понять, как сложилась личность царя Ивана, надо остановиться на его детстве и особенно воспитании. В основном жестокий характер формируется уже в очень юном возрасте, что и замечает историк. К.Валишеский считает, что свой первый урок тирании Иван получил от окружающих его людей. «Благодаря деяниям бояр, дух насилия в разных формах овладевал воображением и чувствами юноши, проникал в его плоть и кровь»⁵⁰.

К.Валишевский утверждает, что к оценке личности Ивана Грозного нельзя подходить так, как к обыкновенному историческому деятелю, то есть объяснять все его поступки по большей части влиянием нравов жестокого времени.

К.Валишеский склонен объяснять жестокий нрав и крайнюю кровожадность царя не столько влиянием времени, сколько врожденным психическим заболеванием или нервным пороком. В пользу этой точки зрения можно привести много аргументов: вспыльчивое поведение Ивана Грозного, его необъяснимая жестокость в отношении даже близких ему людей, быстрые смены настроения (он стремительно меняет гнев на милость и наоборот), его наслаждение кровью (на большинстве казней во время опричнины царь лично присутствовал и даже руководил казнью, выбирал способы казни, вплоть до самых жестоких)⁵¹. На такое поведение мог быть способен действительно больной человек. Но в то же самое время К.Валишевский не может не признать, что, несмотря на психические отклонения, Иван Грозный был личностью яркой и незаурядной. Историк отмечает излишнюю театральность, актерство в поведении царя, он даже считает, что покаяние Ивана Грозного в конце своего жизненного пути объясняется любовью царя к театральным эффектам. Именно такая театральность являлась проявлением гордости царя, но это несколько спорная точка зрения⁵².

К.Валишевский отмечает сильное стремление Ивана к власти и стремлении возвыситься над окружающими. Действительно, Иван Грозный считал, что поданные обязаны быть по-собачьи преданными царю и не терпел малейших проявлений своеволия, и, особенно критики в адрес царя (какие жестокие наказания за этим следовали – нам известно). Единственной возможной формой власти Иван считал абсолютную власть царя.

1.3 В.О.Ключевский

Васи́лий О́сипович  Ключе́вский — русский историк. В 1860-х гг. на формирование исторических взглядов Ключеского определённое влияние  оказали революционно-демократические  идеи, условия пореформенной действительности. Он начал интересоваться историей народа, его хозяйством и бытом, под влиянием С. М. Соловьева придавал решающее значение географическому фактору и колонизации в истории России.

В.О.Ключевский объясняет сложный характер первого русского царя тем, что, «его ласкали как государя и оскорбляли как ребенка. Но в обстановке, в какой шло его детство, он не всегда мог тотчас и прямо обнаружить чувство досады или злости, сорвать сердце. Эта необходимость сдерживаться, дуться в рукав, глотать слезы питала в нем раздражительность и затаенное, молчаливое озлобление против людей, злость со стиснутыми зубами»^53.

 Безобразные  сцены боярского своеволия и  насилий, среди которых рос  Иван, были первыми политическими  его впечатлениями. Они превратили  его робость в нервную пугливость, из которой с летами развилась наклонность преувеличивать опасность, образовалось то, что называется страхом с великими глазами. Вечно тревожный и подозрительный, Иван рано привык думать, что окружен только врагами, и воспитал в себе печальную наклонность высматривать, как плетется вокруг него бесконечная сеть козней, которою, чудилось ему, стараются опутать его со всех сторон. Это заставляло его постоянно держаться настороже; мысль, что вот-вот из-за угла на него бросится недруг, стала привычным, ежеминутным его ожиданием. Всего сильнее работал в нем инстинкт самосохранения. Все усилия его бойкого ума были обращены на разработку этого грубого чувства.

Иван был  человек в высшей степени бессердечный: во всех его действиях мы не видим  ни чувства любви, ни привязанности, ни сострадания; если, среди совершаемых злодеяний, по-видимому, находили на него порывы раскаяния и он отправлял в монастыри милостыни на поминовение своих жертв, то это делалось из того же, скорее суеверного, чем благочестивого, страха Божьего наказания, которым, между прочим, пользовался и Сильвестр для обуздания его диких наклонностей. Будучи вполне человеком злым, Иван представлял собою также образец чрезмерной лживости, как бы в подтверждение того, что злость и ложь идут рука об руку. Таким образом, Иван Васильевич в своих письмах сочинял небывалые события.

Все это имело, по мнению Ключевского глубокие корни  «Как все люди, слишком рано начавшие борьбу за существование, Иван быстро рос и преждевременно вырос. В 17 - 20 лет, при выходе из детства, он уже поражал окружающих непомерным количеством пережитых впечатлений и передуманных мыслей, до которых его предки не додумывались и в зрелом возрасте. В 1546 г., когда ему было 16 лет, среди ребяческих игр он, по рассказу летописи, вдруг заговорил с боярами о женитьбе, да говорил так обдуманно, с такими предусмотрительными политическими соображениями, что бояре расплакались от умиления, что царь так молод, а уж так много подумал, ни с кем не посоветовавшись, от всех утаившись. Эта ранняя привычка к тревожному уединенному размышлению про себя, втихомолку, надорвала мысль Ивана, развила в нем болезненную впечатлительность и возбуждаемость. Иван рано потерял равновесие своих духовных сил, уменье направлять их, когда нужно, разделять их работу или сдерживать одну противодействием другой, рано привык вводить в деятельность ума участие чувства О чем бы он ни размышлял, он подгонял, подзадоривал свою мысль страстью. С помощью такого самовнушения он был способен разгорячить свою голову до отважных и высоких помыслов, раскалить свою речь до блестящего красноречия, и тогда с его языка или из-под его пера, как от горячего железа под молотком кузнеца, сыпались искры острот, колкие насмешки, меткие словца, неожиданные обороты.»⁵⁴

Ему недоставало  внутреннего, природного благородства; он был восприимчивее к дурным, чем к добрым, впечатлениям; он принадлежал к числу тех недобрых людей, которые скорее и охотнее замечают в других слабости и недостатки, чем дарования или добрые качества. В каждом встречном он прежде всего видел врага. Всего труднее было приобрести его доверие. Для этого таким людям надобно ежеминутно давать чувствовать, что их любят и уважают, всецело им преданы, и, кому удавалось уверить в этом царя Ивана, тот пользовался его доверием до излишества. Тогда в нем вскрывалось свойство, облегчающее таким людям тягость постоянно напряженного злого настроения, - это привязчивость. Эта двойственность характера и лишала его устойчивости. Житейские отношения больше тревожили и злили его, чем заставляли размышлять. Но в минуты нравственного успокоения, когда он освобождался от внешних раздражающих впечатлений и оставался наедине с самим собой, со своими задушевными думами, им овладевала грусть, к какой способны только люди, испытавшие много нравственных утрат и житейских разочарований. Кажется, ничего не могло быть формальнее и бездушнее духовной грамоты древнего московского великого князя с ее мелочным распорядком движимого и недвижимого имущества между наследниками.

Обыкновенно думают, что Иван горячо любил свою первую супругу; действительно, на ее погребении он казался вне себя от горести и, спустя многие годы после ее кончины, вспоминал о ней с нежностью в своих письмах. Но, тем не менее, оказывается, что через восемь дней после ее погребения Иван уже искал себе другую супругу

Ключевский определяет, что «Царь Иван родился в 1530 г. От природы он получил ум бойкий и гибкий, вдумчивый и немного насмешливый, настоящий великорусский, московский ум. Но обстоятельства, среди которых протекло детство Ивана, рано испортили этот ум, дали ему неестественное, болезненное развитие. Иван рано осиротел - на четвертом году лишился отца, а на восьмом потерял и мать. Он с детства видел себя среди чужих людей. В душе его рано и глубоко врезалось и всю жизнь сохранялось чувство сиротства, брошенности, одиночества, о чем он твердил при всяком случае: "Родственники мои не заботились обо мне". Отсюда его робость, ставшая основной чертой его характера. Как все люди, выросшие среди чужих, без отцовского призора и материнского привета, Иван рано усвоил себе привычку ходить оглядываясь и прислушиваясь. Это развило в нем подозрительность, которая с летами превратилась в глубокое недоверие к людям. В детстве ему часто приходилось испытывать равнодушие или пренебрежение со стороны окружающих.»⁵⁵

Но Иван очень сложная, противоречивая, многогранная личность Иван рано и много, раньше и больше, чем бы следовало, стал думать своей тревожной мыслью о том, что он государь московский и всея Руси. Скандалы боярского правления постоянно поддерживали в нем эту думу, сообщали ей тревожный, острый характер. Его сердили и обижали, выталкивали из дворца и грозили убить людей, к которым он привязывался, пренебрегая его детскими мольбами и слезами, у него на глазах выказывали непочтение к памяти его отца, может быть, дурно отзывались о покойном в присутствии сына. Но этого сына все признавали законным государем; ни от кого не слыхал он и намека на то, что его царственное право может подвергнуться сомнению, спору. Каждый из окружающих, обращаясь к Ивану, называл его великим государем; каждый случай, его тревоживший или раздражавший, заставлял его вспоминать о том же и с любовью обращаться к мысли о своем царственном достоинстве как к политическому средству самообороны. Ивана учили грамоте, вероятно, так же, как учили его предков, как вообще учили грамоте в Древней Руси, заставляя твердить часослов и псалтырь с бесконечным повторением задов, прежде пройденного. Изречения из этих книг затверживались механически, на всю жизнь врезывались в память. Кажется, детская мысль Ивана рано начала проникать в это механическое зубрение часослова и псалтыря. Здесь он встречал строки о царе и царстве, о помазаннике божием, о нечестивых советниках, о блаженном муже, который не ходит на их совет, и т. п. С тех пор как стал Иван понимать свое сиротское положение и думать об отношениях своих к окружающим, эти строки должны были живо затрагивать его внимание. Он понимал эти библейские афоризмы по-своему, прилагая их к себе, к своему положению. Они давали ему прямые и желанные ответы на вопросы, какие возбуждались в его голове житейскими столкновениями, подсказывали нравственное оправдание тому чувству злости, какое вызывали в нем эти столкновения. Легко понять, какие быстрые успехи в изучении святого писания должен был сделать Иван, применяя к своей экзегетике такой нервный, субъективный метод, изучая и толкуя слово божие под диктовку раздраженного, капризного чувства. С тех пор книги должны были стать любимым предметом его занятий⁵⁶.

ГЛАВА 2. ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ И ЛИЧНОСТЬ ИВАНА ГРОЗНОГО В ИСТОРИОГРАФИИ ХХ ВЕКА

2.1 Р.Ю.Виппер

Роберт Юрьевич ВИППЕР (1859–1954) русский историк. Учителями Виппера были В.И.Герье, В.О.Ключевский. В дореволюционный период ориентировался преимущественно на методологию исторического познания позитивистского типа, развивал идею синтеза исторических и социологических методов исследования. Такого рода установки нашли отражение в его трудах

В русской исторической науке XIX века вопрос о политическом, военном и социальном значении опричнины  и в связи с этим вопросом суждение о личной роли Ивана Грозного были одним из не сходивших с очереди предметов ученого спора. Была ли опричнина только результатом преувеличенного страха Ивана IV перед окружающими его опасностями и многочисленными недругами, орудием преследования главным образом личных его врагов, нашел ли в этой политической форме свое выражение каприз испорченной тиранической натуры, или же опричнина была обдуманной военно-стратегической и административно-финансовой мерой, а по своему внутреннему строению — орудием борьбы с изменой, с упорной оппозицией, классовой и партийной? Была ли опричнина соединением больших злодейств и мелких дрязг, или же она представляла собой крупный политический сдвиг, учреждение прогрессивное, хотя бы и в сопровождении известных крайностей и преувеличений? Был ли Иван Грозный узко мыслящим, слабовольным человеком, метавшимся из стороны в сторону под влиянием случайных советчиков и фаворитов, подозрительным до крайности, переменчивым в настроениях тираном, или же он был даровитым, проницательным, лихорадочно деятельным, властным, упорно проводившим свои цели правителем? Отмечает историк Р.Ю.Виппер.⁵⁷

Время малолетства  Ивана IV — критический момент для московского самодержавия, которое Герберштейну показалось властью, не имеющей себе равной на свете. Если монархия в Москве спаслась от крушения, не потерпела ущерба от «вельмож», на манер Польши, то она в значительной мере обязана была этим своей могущественной союзнице — церкви. И иерархи с какой-то особенной горячностью ринулись в политическую борьбу: князья Шуйские, повидимому рассчитывавшие вытеснить правящий дом Калиты, встретили резкий отпор духовенства; в короткий срок трех лет им удалось свергнуть одного за другим двух митрополитов — Даниила и Иоасафа. Но в результате церковники одержали победу: с 1542 г. начинается митрополитство знаменитого Макария, вышедшего из школы Ивана III (Макарий родился в 1482 г.). Под (его влиянием Иван IV объявлен в 1547 г. совершеннолетним, но вместе с тем поставлен под опеку священника Сильвестра, которая еще на шесть лет (1547–1553 гг.) оставляет в тени не расправившего сваои блестящие дарования будущего Грозного.⁵⁸