Особенности мобилизации населения в МАССР годы Великой Отечественной войны

Ставка Верховного Главнокомандования проводила большую работу по подготовке стратегических резервов, которые должны были сыграть важную роль не только в оборонительных боях под Москвой, но и в последующих наступлениях. Осенью 1941 года боевые действия приблизились к Московскому военному округу, куда входила и территория Мордовской АССР. Поэтому было принято решение о строительстве в республике оборонительного рубежа. С 10 октября по 1 декабря 1941 года по срочному заданию Генерального штаба Красной армии здесь проводились топографические съемки. Постановлением СНК МАССР от 17 ноября 1941 года в прилегающих к р. Суре населенных пунктах Кочкуровского района были расквартированы войсковая часть № 19, а также военно-инженерные части 104-го и 54-го полевых строительств [14, с. 19].

23 ноября 1941 года Совнарком и  бюро обкома ВКП (б) МАССР приняли совместное постановление о строительстве специальных укреплений, проходящих по территории республики. Общая протяженность линии укреплений составляла 80 км, объем земляных работ – 4 млн. кубометров, лесозаготовок и лесовывозки – 120 тыс. кубометров. Намечалось привлечь к строительству 67 тыс. человек, 50 тракторов, 4 700 лошадей. Для обслуживания трудармейцев выделялись 22 врача, 63 человека младшего медицинского персонала, 22 техника – строителя.

Постановление немедленно было доведено до райкомов партии и райисполкомов. На местах приступили к его исполнению. Для каждого района были определены маршруты движения, срок прибытия и место квартирования.

Юго-восточная часть границы  Мордовии на значительном протяжении, проходит вдоль русла р. Суры. Вот  этот естественный рубеж и был  взят за основу оборонительной линии. Ее строительство велось сразу на трех участках на территории Куйбышевской (Ульяновская была образована 19 января 1943 года), Пензенской областей и на небольшой территории возле с. Николаевка Большеберезниковского района МАССР. Это была линия солидных по тем временам полевых укреплений: землянок, блиндажей, командных пунктов [40, с. 22].

Зима 1941 – 1942 года была суровой, питание и быт бойцов строительных батальонов были организованы по минимуму военной поры, мешало множество неурядиц и накладок в организации труда. Из-за отсутствия продовольствия люди дезертировали. На 10 декабря только по Ромодановскому району самовольно покинувших строительство было 199 человек, по Рузаевскому и Инсарскому 400 – 500 человек. К 15 января 1942 года мобилизованные колхозники выполнили земляные работы объемом свыше 1 млн. кубометров, построив большое количество противотанковых и огневых сооружений.

Параллельно со строительством Сурского рубежа велось формирование резервной 10-й армии под командованием  генерал– лейтенанта Ф. И. Голикова. Девять дивизий, предназначенных на укомплектование армии, двигались в район Пензы из разных городов Московского, Орловского, Сибирского и Туркестанского военных округов. В их число входила 326-я стрелковая дивизия, 3 ноября 1941 года получившая приказ о передислокации в район Пензы [9, с. 300]. Укомплектованность армии на момент отправки на фронт была далеко не удовлетворительной. Большие трудности испытывали дивизии в подвозе продовольственного, вещевого и другого имущества с центральных военных складов и баз. Это, прежде всего, объяснялось перегрузкой железнодорожного транспорта и очень сложной обстановкой на железной дороге. Дивизионные тылы были укомплектованы в основном гужевым транспортом. Автотранспорта, положенного по штату, было мало. Укомплектованность автотранспортом колебалась от 12 % в 325-й и 326-й стрелковых дивизиях до 52 – 53 % в 328-й и 330-й [17, с. 501].

Таким образом, самая интенсивная  подготовка специальных отрядов  и воинских формирований для Красной  Армии приходится на первый период Великой Отечественной войны. Крупными специальными резервными формированиями являлись лыжные отряды, из которых впоследствии комплектовали лыжные батальоны. Было отображено и отправлено на фронт свыше 3000 лыжников, которые принимали участие в боях под Москвой. Другими, не менее крупными специальными формированиями стали отряды истребителей танков. Мордовия разместила на своей территории военно-морское авиационное училище и ряд запасных авиаполков. Немало славных побед одержала 326 –я Рославльская Краснознаменная стрелковая дивизия, потеряв в боях тысячи славных сынов Отечества. Для небольшой площади и численности населения республики это было весомым вкладом в дело Победы над немецко-фашистскими захватчиками.

В условиях демократизации общественной жизни у людей возникает естественная потребность определить своё отношение к прошлому и настоящему. Многие оценки событий периода Великой Отечественной войны 1941–1945 годов нуждаются в переосмыслении и корректировке. Благодаря открытию архивов, рассекречиванию большого числа документов исследователи имеют возможность изучать историю войны на более широкой документальной основе.

Несмотря на то, что основная масса советских людей восприняла войну против гитлеровской Германии как всенародную, отмечались случаи паники и деморализации как в армии, так и в тылу. Война потребовала усиления централизации власти, укрепления исполнительской дисциплины, а также решительного пресечения преступлений, антиобщественных явлений, распространения панических настроений. События первых дней и месяцев войны были восприняты населением Мордовии неоднозначно. С одной стороны они вызвали огромный патриотический подъём, с другой – антисоветские и прогерманские настроения, случаи членовредительства, дезертирства [9, с. 230].

Характеризуя обстановку того времени, Маршал Советского Союза  Г. К. Жуков писал: «В общих чертах политическая и военная стратегия  гитлеровского главнокомандования на ближайший период 1942 года сводилась к тому, чтобы разгромить наши войска на юге, овладеть районами Кавказа, выйти к Волге, захватить Сталинград, Астрахань и тем самым создать условия для уничтожения СССР как государства» [14, с. 137].

Случаи паники в советских  войсках наблюдались с самых первых часов и дней войны. Так, 26 июня 1941 года на имя начальника Главного политического управления политической пропаганды Юго-Западного фронта о непрекращающихся фактах паники среди отдельных командиров и красноармейцев. «Отдельные красноармейцы приписного состава, особенно из западных областей УССР, панически настроены, пытаются уклониться от службы в Красной Армии, дезертируют. Для поднятия дисциплины и боевой выучки приписного состава проводится ряд срочных мероприятий, к дезертирам применяются меры военного времени. В 41 стрелковой дивизии с 22 по 25 июня 1941 г. За трусость и дезертирство начсоставом расстреляно 10 красноармейцев приписного состава. Эти действия вызвали всеобщее одобрение личного состава. Бойцы и командиры заявляют: врагов и трусость надо беспощадно уничтожать» [22, с. 37].

Неделей позже, а точнее 3 июля 1941 года, из отдела управления политической пропаганды Юго-Западного фронта опять поступило донесение о паническом настроении в войсках: « … с 29 июня по 6 июля 1941 года задержано дезертиров – 697человек. В частях 6-го стрелкового корпуса во время военных действий задержано дезертиров и возвращено на фронт до 5000 человек».

Всё внимание начсостава, политработников армий и Ставки Верховного Главнокомандования было направлено на ликвидацию паники, повышение бдительности, наведение строго порядка и организованности, воспитание в войсках мужества, героизма. Были созданы специальные заградительные отряды, которые задерживали идущих в тыл военнослужащих и направляли их в части. Для этой работы были выделены дополнительные группы политработников [35, с. 132].

Ни для кого ни секрет, что чрезвычайная обстановка порождает  и чрезвычайные средства, формы и  методы её контроля со стороны государственной  власти. Поэтому в связи с тяжёлым положением, которое сложилось в первый период войны не только на фронте, но и в стране в целом, были приняты ряд указов Президиума Верховного Совета СССР, постановления и распоряжения Государственного комитета обороны, а также приговоры Верховного суда СССР и военных трибуналов по повышению роли и значения исполнительности, дисциплины и ответственности. В результате было усилено партийное влияние на Вооружённые силы: «Членами военных советов фронтов и армий стали 500 секретарей центральных комитетов компартий республик, крайкомов, обкомов. 270 ответственных сотрудников ЦК были направлены в Красную Армию и Военно – Морской флот. За первые шесть месяцев войны в армию влилось более миллиона членов партии» [24, с. 17].

Среди первых законодательных  актов военного временибыл Указ Президиума Верховного Совета СССР от 6 июля 1941 года « Об ответственности за распространение в военное время ложных слухов, возбуждающих тревогу среди населения». В нём предусматривалось наказание виновных по приговору военного трибунала тюремным заключением от 2 до 5 лет, если их действия по своему характеру не влекут за собой по закону более тяжёлого наказания. Применительно к Вооружённым силам этот указ имел более жестокий характер. Наравне с распространение панических слухов под него попадали антисоветские высказывания, пораженческие и антикомандирские настроения, которые политические особые и карательные органы относили к разряду «контрреволюционных» деяний. Отсюда и значимость связанных с указом разоблачений. Например, в сообщении Наркомата ВМФ говорилось, что среди отдельных лиц командно-политического состава частей и подразделений флота за последнее время были отмечены факты пораженческих настроений. Так, командир 14-го зенитно-артиллерийского дивизиона 3-го полка ПВО КБФ, говоря о немецкой армии, заявил: « Нам только глаза замазывают о слабости немцев, а факты говорят за то, что немец сильнее и организованнее нас, и в Ленинград он, так или иначе, проберётся»[17, с. 94].

Ранее закрытый приказ Ставки Верховного Главнокомандующего № 270 от 16 августа 1941 года с грифом « Без права публикации» в настоящее время достаточно широко известен, но обойти его стороной нельзя, ибо он является главным связующим звеном в цепи многих драматических эпизодов военных лет. В нём, в частности, говорится: «Командиров и политработников, во время боя снимающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающих в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту, как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров. Обязать вышестоящих командиров и комиссаров расстреливать на месте подобных дезертиров из начсостава. Если такой начальник или часть красноармейцев вместо организованного отпора врагу предпочтут сдаться ему в плен – уничтожать их всеми средствами, как наземными, так и воздушными. Семьи сдавшихся красноармейцев лишать государственного пособия и помощи».

Неоправданно жестоким является требование расстреливать  на месте и без суда и следствия, дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, ещё более бесчеловечно требование о наказании семей приступивших присягу.

Красноармейцы часто  попадали в плен тяжелоранеными, иногда по вине своих неопытных командиров, а также из-за просчётов Верховного командования. На наш взгляд, было бы ошибочным полагать, что в политике воинского воспитания Сталин делал ставку только на устрашение и проникновенные речи агитаторов-комиссаров. Наверное, не случайно, в самые тяжёлые дни, когда враг, прорвав Западный фронт и окружив четыре наши армии в районе Вязьмы и две – в районе Брянска, устремился по открытым дорогам на Москву, появился документ совсем другого характера. Это приказ народного комиссара обороны И. В. Сталина № 0391 от 4октября 1941 года « О фактах подмены воспитательной работы репрессиями». В нём говорилось: «Отдельные командиры и политработники в сложных условиях боя теряются, впадают в панику и собственную растерянность прикрывают применением оружия без всяких на то оснований…Приказываю: широко разъяснить начальствующему составу, что самосуды, рукоприкладство и площадная брань уничтожают звание воина Красной Армии, ведут не к укреплению, а к подрыву дисциплины. Самым решительным образом, вплоть до предания виновных суду военного трибунала, бороться со всеми явлениями незаконных репрессий, рукоприкладства и самосудов…» [9, с. 17].

В июле 1942 года Ставкой  Верховного Главнокомандования принимается приказ № 270 « О мерах по укреплению воинской дисциплины и порядка в Красной Армии и запрещении самовольного отхода с боевых позиций». Огромную мобилизующую роль сыграл знаменитый приказ « Ни шагу назад!»

По приведенным документам видно, что ужесточение военных приказов Верховного Главнокомандующего нарастало по мере ухудшения положения на фронте. Дезертирство как общественное явление не было ни редким, ни малочисленным.

В Мордовии можно выделить несколько форм дезертирства: проявление антисоветских контрреволюционных, пораженческих настроений – нравственное дезертирство; уклонение от призыва на военную службу; бегство с фронта.

Следует отметить, что  мобилизация не всегда воспринималась людьми с высоким энтузиазмом или, как отмечают документы с « высокой политической сознательностью». С началом войны подняли голову недовольные советской властью люди, затаившие злобу на неё в силу чаще всего субъективных причин. Начались разговоры, немыслимые в довоенное время, стали распространяться ложные слухи, усиливались панические настроения. Не обошли стороной прогерманские и антисоветские слухи и Мордовию. Уже в первые дни войны они были зафиксированы в городах Саранске, Рузаевке, Темникове, Инсаре, Краснослободске, Ардатове, практически во всех районных центрах республики. Так, рабочий Саранского пенькового комбината Клюев заявил: « С Гитлером нам всё равно не справиться, вот мы ещё в первый день вступили в войну, а в магазинах ничего нет. Мы говорили о нашей мощи, а где она – наша мощь». В Луховском сельском Совете Саранского района на собрании колхозников некий Баринов сказал: « Германия разобьёт (нашу страну), и тогда не будет нас мучить…», а другой, колхозник говорил: «Гитлер освободит нас, и колхозы пропадут». В селе Атемар А. К. Мухортова заявила: « Гитлер нас разобьёт, скоро душить будут коммунистов». В селе Грибоедово был пущен слух, что « наши войска отступают потому, что тов. Тимошенко отказался дать приказ о наступлении» [24, с. 32].

Подобные настроения появились и среди коммунистов. Так, 3 июля 1941 года колхозница колхоза им. Кагановича Ичалковского района М. Ф. Мишина, член ВКП (б) с 1929 года, прослушав выступление И. В. Сталина по радио, сказала своей соседке: « Пусть товарищ Сталин сам пойдёт с фашистами воевать». На бюро райкома партии она заявила: «Надо всех коммунистов послать на фронт».

Некоторые призывники при  вручении им повесток негативно реагировали  на это. Например, А. С. Гришнев из колхоза  « Большевик» Кадошкинского района сказал: « За что я пойду на войну? Я ведь не голосовал за Советскую власть». Нередко помимо заявлений о нежелании идти на фронт высказывались и прямые угрозы [25, с. 7].

Тяжёлое начало войны, отступление  Красной Армии породило у некоторых  чувств безысходности, панику, выливавшиеся порой в распространение слухов, элементарную трусость. Встречались факты уклонения от мобилизации, выражавшиеся в опоздании на сборные пункты, дезертирстве, членоврелительстве, уничтожении военного билета.