Отмена крепостного права

Как и  крестьянская реформа, военная встретила  ожесточенное сопротивление ретроградов, обвинявших Милютина в попытках уравнять дворян с чернью, исчезновении боевого  духа армии, забвении традиций русского оружия и т.п. Однако военный министр, опираясь на неизменную поддержку императора, довёл дело до конца. Очень точно определил его усилия замечательный русский юрист А.Ф. Кони. «Милютин, — писал он, — обратил дело защиты родины из суровой тяготы для многих в высокий долг для всех и из одиночного несчастья в общую повинность».

Преобразования 1860–1870 годов приветствовались действительно  далеко не всеми представителями  даже монархического лагеря. К.Н. Леонтьев, например, считал, что именно размывание четких сословных границ между «верхами» и «низами», начавшееся в середине XIX века, приведет к крушению самодержавия. Л.А. Тихомиров вообще утверждал, что только после 1861 года Россия превращается в настоящее полицейское бюрократическое государство, подобное европейским монархиям XVIII столетия. Само понятие «полицейское государство» не имело в те годы столь уничижительного смысла, который оно приобрело в XX веке и расшифровывалось как «правильное», современное государство.

В 1870-х годах страна становится иной. Тип и темп российской жизни определились на несколько десятилетий вперёд именно реформами Александра II. Это, конечно, в три-четыре раза меньший срок, нежели действия преобразований Петра Великого, но ведь и ход исторического развития России заметно ускорился, да и события 1917 года не стояли на пути реформ первого российского императора. Особенно заметны, естественно, экономические успехи государства в 1860–1880 годах.

     В 1858 году дефицит бюджета России составлял 14 миллионов рублей. Однако после  учреждения в 1860 году Государственного банка и благодаря умелой политике министра финансов М.X. Рейтерна с 1866 года доходы бюджета начинают превышать его расходы, а с 1871 года понятие дефицита становится для него неактуальным. Вывоз основной экспортной культуры — хлеба — из России вырос с 1856 по 1876 год в три с лишним раза. Страну покрыла сеть железных дорог; акции российских железнодорожных компаний успешно размещались в Англии, Франции и Германии. На мировом уровне проходили всероссийские промышленные выставки в Петербурге и в Москве.

Итог

     Говоря о реформаторских возможностях самодержавия, приходится согласиться с тем, что преобразования Александра II — это тот условный круг, выйти за который данная власть была неспособна. Даже утвержденные ею реформы в ходе их практического претворения в жизнь оказывались не совсем по мерке и самодержавию и привыкшему к опеке «сверху» обществу. За границей же Александровских реформ начиналась область прерогатив монарха, вторгаться в неё трон не позволял никому.

Хотя порой и в самом деле казалось, что ещё чуть-чуть — и у здания реформ появится достойное завершение в виде преобразованного политического строя. Не судьба…

Можно согласиться с тем, что российское общество 1870-х годов было и разочаровано, и недовольно, но если иметь в виду более подробную картину), то она выглядела значительно сложнее. Прежде всего потому, что не стало объекта всеобщего отрицания — николаевской системы, покоящейся на крепостничестве, — который поневоле сплачивал людей самых разных политических взглядов. Теперь им ничего не мешало разойтись по своим идеологическим «квартирам», поскольку на первый план вышли вопросы: о хозяйственном (и не только!) будущем крестьянства и дворянства, о будущем суда и земств, о развитии системы образования, о цензуре и т.п., — на которые у каждого общественно-политического направления был свой ответ.

Со всем этим трудно спорить: и положение  в деревне было действительно  тяжелым, и слухам о новых царских  указах крестьяне охотно верили, и  рабских привычек вперемежку с подлым страхом хватало.

Для значительной части общества вопрос состоял в том, как сделать Россию страной, твердо идущей по пути прогресса, используя те обстоятельства, которые реально сложились, и тот «материал», который был под рукой. А ведь «материал» действительно был очень разный. «Общество наше, — писал П.А. Гейден, — к такой форме представительства не подготовлено и будет его бояться не без основания… парламентаризм хорош при сильном авторитарном правительстве, которое бы руководило парламентом. А для всеобщей подачи голосов разве годен наш крестьянин, не отличающий земскую управу от полицейского правления? Я себе представляю исторический ход событий в постепенном расширении местного самоуправления». Позже он же бросил следующую фразу: «Самодержавие есть путь к революции. Для сохранения династии и монархии необходимо его ограничить». 

Ограничить  самодержавие, которое только что  провело реформы, изменившие и продолжавшие изменять облик России? Да. Именно его  и именно потому, что оно провело  необходимые стране реформы. Благодарность в политике — чувство редкое, во всяком случае оно никоим образом не подразумевает сохранения старых форм, сделавших когда-то доброе дело, но начавших мешать настоящему. Замечательный мыслитель, историк, юрист К.Д. Кавелин писал в те годы своему близкому знакомому, военному министру Д.А. Милютину: «Русское общество сверху донизу перерождается, приучается самостоятельно мыслить и ни на кого, кроме себя, не рассчитывать». Ключевое слово здесь «самостоятельно». Именно она, самостоятельность, являлась главным завоеванием перестройки 1860-х годов. Именно под её влиянием подспудно менялась жизнь империи.

На смену  судебным чиновникам шло свободное  сословие присяжных поверенных, Россия стала управляться, пусть и не на высшем уровне и не в самых важных делах, не только тайными советниками, но и гласными уездных и губернских земств и городских дум.

К.Д. Кавелин с середины 1870-х годов постулировал незыблемость власти монарха. Но эта незыблемость в его глазах была достаточно относительной, поскольку мыслитель все внимание сосредоточивал не на отстаивании прав династии, а на обеспечении личных прав граждан и на судьбах земских и судебных учреждений. «Вашему поколению, — писал он своему племяннику Д.А. Корсакову, — надо их (суды и земства. — Л.Л.) взрастить и выходить, как нашему поколению выпало на долю сломить и похоронить крепостное право». Для Кавелина земские и судебные учреждения являлись первой, необходимой и удобной своей доступностью для широких слоев общества школой парламентаризма, школой правильной, цивилизованной политической жизни, которой так не хватало России.

А ведь возникли ещё и учреждения, помогавшие людям получить и «выучить» новые  социальные роли. Становясь присяжными заседателями, поверенными или земскими гласными, граждане империи превращались из опекаемых учеников в начинающих учителей, получали новые знания о своей стране и не только о ней, овладевали трудной наукой жить по современным законам человеческого общежития. появление этих новых социальных ролей было не менее важным процессом, чем раскрестьянивание или раздворянивание деревни.

Так было ли основным ощущением России середины 1870-х годов разочарование и  недовольство? Позволим себе прибегнуть к следующему примеру. У всех перед  глазами набивший оскомину образ  юноши-акселерата, физически вполне взрослого, но не успевшего нарастить моральных мышц, выработать чувства ответственности за свои поступки, понять значимость общечеловеческих ценностей. Такой взрослый ребенок вызывает жалость, зачастую злость и негодование, но разве он виноват в том, что он такой? Главное же, что возможен обратный пример: физически вполне обычный молодой человек обладает гипертрофированным чувством справедливости, совестливости, желания помочь всем и каждому, всему миру.

Как он будет вести себя? Думается, пока есть надежда на справедливый, «по совести», исход дела, он постарается это дело поддержать. Российское общество XIX века похоже именно на такого молодого человека: его духовный рост происходил со столь неимоверной скоростью, что потери на этом мелькающем перед глазами пути были так же неизбежны, как и приобретения. И все-таки мы вновь вернулись к надежде. Но в отличие от середины 1850-х годов надежде не на то, что будет не так, как было, а на то, что уже меняющаяся страна не остановится на полпути, продолжит своё движение к установлению гражданского общества, эффективной экономике, смягчению социальной напряженности.

Александр II устает, когда оказывается, что его реформы, которыми он надеялся осчастливить страну, не устраивают большую часть её населения. 

Я считаю, реформы Александра  II конечно были крайне важными для России  XIX века как во внутренней системе страны, так и для международного уровня. Ведь Россия тогда хоть и была и есть огромная страна, но была страна отсталая и не развитая. Отмена крепостного права величайшая реформа Александра II. Если бы не он, то еще неизвестно какое будущее ждало Россию и когда бы прошла такая реформа. Освободив страну от рабства, Александр Николаевич повлек за этим и целый ряд других проблем. Реформировать и преобразовывать страну нужно было немедленно. Сразу выявились все недостатки старой российской системы. А ведь страна жила так много столетий. Александр  II внес огромный и очень важный вклад в историю России. Конечно не будем забывать, что реформы Александра были не совершенными и не идеальными, но это был какой то шаг к изменению России. Реформы были незавершенны. Мне кажется, что главной ошибкой императора было то, что он не давай реформатору довести дело до конца. Ведь на половине «пути» разработчика реформы  Александр сменял его на человека малопонимающего в этой области или же вообще не причастным к нему. Вот и получалось, что реформы были осуществлены на половину, до того момента как их успели разработать.  Это ошибка, и если бы не эта «причуда» Александра, то может реформы имели более значительный успех и Россия имела бы больший успех.  

Список  использованной литературы

1. Анри Труайя «АлександрII».[электронный ресурс]//http://lib.rus.ec/b/162779/read#t4
2. Ляшенко Л.М. Александр II,или История трёх одиночеств.[электронный ресурс]//http://www.genrogge.ru/lyashenko/032.htm.

3. Захарова  Л.Г. Великие реформы 1860-1870-х годов: поворотный пункт российской истории?[электронный ресурс]//http://www.polit.ru/research/2006/03/05/zaharova.html