Политико-правовое учение М.М.Сперанского

На Западе издавна  частная собственность была незыблемым правом господствующих слоев. Феодалы владели землей, но не людьми: крепостное право там рухнуло при переходе к Новому времени, Реформация и «дух протестантизма» способствовали развитию свободно-предпринимательского капитализма, политической активности буржуазии, а позже — пролетариата. В России не было «классического феодализма»: помещики владели не землей, а людьми, получая поместья «за службу» государю, а сам государь «служил» государству. В сознании народа веками земля принадлежала Богу, князю, всем, но не каждому человеку. Роль «третьего сословия» в политической истории России была незначительной вплоть до конца XIX — начала XX в. Только при Екатерине II началось формирование гражданского общества, продолженное в XIX в. реформами Александра II, а в начале XX в. — радикальными либерально-буржуазными реформами П.А. Столыпина.

Жизнь большинства населения  России — крестьян в течение многих столетий и поколений — вплоть до начала XX в. — проходила в сельской общине, где поведение каждого  ее члена определялось коллективистскими традициями и системой контроля со стороны собрания сельского «мира». Община укореняла привычку крестьян к подневольному труду и внеэкономическому принуждению, к безусловному подчинению власти государства. Пушкинская формула массового сознания «народ безмолвствует» была удобной социально-психологической почвой для российского самодержавия. Не случайно большинство волнений крестьян в России проходили под лозунгом крестьянского монархизма.

Традиции общины развивали  такие противоречивые, по выражению Н.А. Бердяева, «антиномичные» черты политического сознания и поведения русского народа, с одной стороны, терпение, чинопочитание, рабское смирение, религиозность, безличный коллективизм, «коммюнотарность», а с другой — анархизм, свободолюбие, воинствующее безбожие и бунт.

Вот почему в русской  политической мысли XIX в. широко представлен  консерватизм, суть которого, согласно П.Б. Струве, «состоит в сознательном утверждении исторически данного  порядка вещей как драгоценного наследия и предания». В типологии русского консерватизма «условно» можно выделить: «идеологему самодержавия» Н.М. Карамзина; консервативно-романтический социально-политический идеал славянофилов, отстаивавших верность национальной «идентичности» России, ее монархически-патриархально-православным традициям допетровской Руси; концепции (в том числе и геополитические) неославянофила Н.Я. Данилевского и Ф.И. Тютчева; «русский византизм» К.Н. Леонтьева; официальный «государственнический» монархизм («узкое направление практической политики», «консервативной казенщины») С.С. Уварова, провозглашавшего незыблемость триады: «самодержавие, православие, народность», М.Н. Каткова с его идеалом централизованной монархии, КД. Победоносцева; неомонархизм Л.А. Тихомирова, И.А. Ильина, И.Л. Солоневича.

Символом русского консерватизма стали надындивидуальные ценности государственной целостности, национального единства на основе сильной власти, порядка и православно-соборного сознания, «рационализация» функции сохранения исторической преемственности, акцент на органический характер исторического развития, неприятие радикализма как справа, так и слева и др. Так, историк Н.М. Карамзин (1766—1826) подчеркивал, что необходима «более мудрость охранительная, нежели творческая», что «для твердости бытия государственного безопаснее порабощать людей, нежели дать им не вовремя свободу», что самодержавие — это «палладиум» (хранитель) России, гарант единства и благополучия народа. Истинный патриотизм обязывает гражданина любить свое отечество, невзирая на его заблуждения.

В отличие от западноевропейского, русский консерватизм не требовал восстановления политических прав «уходящего» дворянства, а призывал к политическому единению народа на принципах нации, отечества, патриотизма, «государственности как всенародного единства, или соборной личности народа». Консервативная реакция в России в начале XX в. вызвала волну национализма и черносотенного движения.

До 1861 г. в России существовало крепостное право, поэтому практически  все направления русской политической мысли были ориентированы на решение социальных проблем и аграрного вопроса; в XIX — XX в. в ней представлены различные течения революционного радикализма, восходящего к революционно-демократическим политическим идеям XVIII в. в творчестве А.Н. Радищева (1749—1802).

Если на Западе радикальная идея политической революции стала терять свое значение во второй половине XIX в., то в монархически-крепостнической России она присутствовала постоянно, оживая в периоды контрреформ. Революционный радикализм был одним из основных направлений политической мысли России XIX — начала XX в. Он был представлен некоторыми теориями декабристов (П.И. Пестель), революционного демократизма 40— 60-х гг., революционного народничества (П.Н. Ткачев и др.) и марксизма. Постепенно утрачивая демократические и гуманистические формы, критицизм по отношению к деспотизму бюрократической власти, революционный радикализм эволюционировал к началу XX в. в волюнтаристские течения анархизма (индивидуалистическое, анархо-синдикализм) и тоталитарные концепции идеологии большевизма.

Наиболее яркой формой революционного радикализма в России в начале XX в. были политическая идеология  большевизма с его идеями социалистической революции как самодовлеющей  цели, тотальным перевоспитанием  трудящихся масс коммунистической партией, теория Л.Д. Троцкого о «перманентной» мировой революции. Для большинства течений русского революционного радикализма была характерна недооценка эволюционных факторов социального прогресса, разрыв с прошлым.

Политико-правовая идеология  и практика ленинизма и сталинизма абсолютизировала классовый подход, роль и место коммунистической (большевистской) партии в системе диктатуры пролетариата, рассматривала государство как организацию экономически господствующего класса, а диктатуру пролетариата — как централизованную организацию насилия; демократию, свободы, права личности, принципы гуманизма относила к числу малозначащих факторов общественно-политической жизни. Это во многом предопределило впоследствии «триумф и трагедию» ленинизма и сталинизма.

Специфику развития государственности, политических традиций и учений России во многом определяло ее «срединное» положение между двумя цивилизациями: либерально-демократической, западной (с ее республиканскими и конституционными традициями, развитыми институтами гражданского общества, приоритетами свободы личности и собственности) и традиционной, «восточно-азиатской» (с господством в ней общинных отношений, чертами восточной деспотии, подчиненностью личности религии и власти государства).

В результате исторически  сложившегося промежуточного положения России как страны, находящейся между двумя цивилизациями, ее характеризует «раскол» — как длительно существующее состояние незавершенности российской модернизации. Раскол не позволяет обществу как перейти к либеральной цивилизации, так и вернуться к традиционной. Еще с допетровских времен в российском государстве модернизационные преобразования осуществлялись главным образом «сверху вниз», не получая обратного импульса, в связи с чем в России плохо приживались ценности частной собственности, роста и накопления, правовые нормы, институты самоуправления и гражданского общества. Важнейшим показателем «догоняющего типа развития» является также давний, глубокий разрыв между сравнительно узкой управленческой и культурной элитой и остальным населением, — разрыв не только по уровню образования, но и социальный — имущественный и статусный.

Проблемы отношения  России к Западу и Востоку, к Европе и Азии занимали в русской политико-социальной мысли важное место и постоянно  «питали» русскую идею. К ней в XIX в. обращались славянофилы и западники, консерваторы и либералы, а в 20— 30-е гг. XX в. в эмиграции — евразийцы, пытавшиеся обосновать развитие России как особой цивилизации — Евразии — нового историко-культурного, геополитического феномена, исходя из тезиса об особом «месторазвитии» России. В основе учения евразийцев (экономиста П.Н. Савицкого, культуролога Н.С. Трубецкого, философа Л.П. Карсавина и др.) лежали следующие идеи: утверждение особых путей развития России как Евразии, органически соединяющей элементы Востока и Запада; обоснование идеалов на началах православной веры; учение об идеократическом государстве, с «единой культурно-государственной евразийской идеологией правящего слоя», выдвигаемого путем отбора из народа; акцент на восточном, «туранском» элементе в русской культуре.

Идеализация общинного  коллективизма, прочная традиция слияния  юридических, нравственных и религиозных  категорий обусловили «правовой  нигилизм» русской политической мысли. Славянофилы и почвенники, народники и анархисты были склонны видеть в патриархальной крестьянской общине воплощение духа братской общности, которая может обойтись без писаных законов и не допустить развития индивидуализма. В России всегда искали правду, понимая ее не как юридическую регламентацию поведения, а как стремление к справедливости, к добру и совершенству в общественных и человеческих отношениях. Уже в первом памятнике отечественного любомудрия — политическом трактате середины XI в. «Слово о законе и благодати» киевского митрополита Иллариона противопоставляется формальный закон (тень) и благодать (истина), дающаяся просветленной душе; власть же соотносится с мудростью правителя.

Политическая идеология  либерализма есть продукт западной цивилизации. В России либерализм не имел глубоких исторических корней, однако является одной из интеллектуальных традиций русской политической мысли, имеет свои национальные особенности и оригинальные идеи (прежде всего — консервативный либерализм), отсутствующие в классическом западноевропейском либерализме.

Социальный идеал буржуазного  общества, правовой идеал и осознание  необходимости введения конституционных  порядков были характерны для всех течений русского либерализма. Его  теоретики рассматривали правовое государство и утверждение свободы  личности во всех сферах общества оптимальными целями для социально-политического развития России.

Особенностью русской  политической мысли, продолжающей традицию русской философии, является ее антропологическая  ориентация, «идея личности как носителя и творца духовных ценностей» (С.Л. Франк), осмысление проблем сущности и существования человека, смысла его жизни. О чем бы ни шла речь — о православном сознании, русской идее, преобразовании общества и государства, осмыслении бытия, власти, свободы — отечественные мыслители пытались раскрыть феномен человека и указать ему пути его собственного жизнеустроения. По мнению А. Валицкого, русская мысль была менее академичной, более «экзистенциальной», чем западная, и более близкой современности.

Русских мыслителей начала XX в. не удовлетворял марксизм, абсолютизирующий классовый подход и «пролетарский мессианизм» вплоть до диктатуры пролетариата, сводящий нравственность к «революционной целесообразности», игнорирующий проблемы духовности и психологии человека.

Особенностью русской политической мысли является ее этический пафос. Теоретики различных течений русской мысли пытались разрешить проблему: как усовершенствовать себя — либо путем аскетического монашеского подвига, либо путем социального активизма, социальных преобразований, так или иначе решая толстовский вопрос: «Как человеку самому быть лучше и как ему жить лучше?» Для представителей практически всех направлений отечественной политологии (за исключением русского бланкизма, представленного П.Н. Ткачевым, идеологии большевизма и сталинизма) анализ политических институтов, процессов и отношений был немыслим вне нравственности. Нравственные нормы служили критерием оценки политического поведения властвующих и подвластных, содержания, целей и задач самой политики и даже познания. И. Киреевский отмечал, что истина не дается нравственно ущербному человеку. Отправной точкой здесь была прочная традиция русской философии — этика христианства, православие. Глубинная особенность русского умозрения восходила к аскетической тра диции восточного православия, которая в течение многих столетий определяла духовную жизнь России. Даже проблема социализма, широко дискутировавшаяся на рубеже веков, была для многих теоретиков «легального марксизма» и «христианского социализма» проблемой этической.

Односторонний подход некоторых  западных ученых (например, А. Янова, Т. Самуэли и др.), которые рассматривают  прошлое России и историю ее политической мысли исключительно как «прокладывание пути» к советскому тоталитаризму, равно, как и точка зрения «новых патриотов» об отсутствии в интеллектуальной традиции России правовых и либеральных идей и о наличии лишь национальных, «самобытных» ценностей, понимаемых исключительно в патриархально-религиозном духе, представляются ошибочными и предвзятыми.

Эволюция и основные направления отечественной политической мысли XIX — начала XX в. убеждают нас в ее чрезвычайном многообразии, богатстве, оригинальности и противоречивости, о наличии самых различных теорий, идей и концепций.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Русская и российская политическая мысль отличается прежде всего своеобразием набора и содержания поставленных и решаемых вопросов, особенностями видения общих для всех стран проблем, отстаиванием в постановке некоторых вопросов, заимствованием основополагающих идей Запада.

Значение М. М. Сперанского в истории российской политико-правовой культуры определяется прежде всего его созидательной деятельностью в сфере государственного управления. В начале XIX в. его усилиями в России была создана достаточно эффективная система государственных учреждений, в основание которой был положен принцип разделения компетенции трех специализированных отраслей управления — законосовещательной, исполнительной и судебной. Хотя М. М. Сперанскому и не удалось осуществить оформление последней, согласно его проектам были учреждены Государственный Совет (1810) и министерства (1802, 1811). Последующие реформы во многом реализовали законодательные предположения М. М. Сперанского, сформулированные им во «Введении к Уложению государственных законов» 1809 г.: в 1864 г. Сенат был преобразован преимущественно в судебный орган, в 1905 г. учреждена Государственная Дума как установление, соучаствующее наряду с монархом в законодательной деятельности. Систематизация российского права, осуществленная трудами М. М. Сперанского и его сотрудников, завершила безуспешные кодификационные попытки многих царствований. Русские юристы получили возможность в Полном Собрании Законов проследить последовательное историческое развитие правовых институтов, а в Своде Законов — найти руководство для практической деятельности. Несомненно, это способствовало развитию юридического образования и юридической, в том числе историко-правовой, науки, так как появился предмет практического изучения и научного исследования — приведенное в известность русское право.