Просвещённый абсолютизм Екатерины II

Провозглашенные в «Наказе» постулаты идеологии Просвещения, бесспорно, новы для России и сами по себе замечательны. Но это пока лишь демонстрация утопических, как показали последующие события, в условиях российской действительности намерений, которые должна была принять и развить или подвергнуть критике и отвергнуть Уложенная комиссия.

3. Уложенная комиссия 1767-1768 гг.

14 декабря 1766 г. появился манифест о сочинении проекта нового Уложения. Страна уже точно не могла нормально жить и развиваться по средневековому кодексу законов - Соборному Уложению 1649 г.

В Комиссию был избран 571 депутат от разных сословий - дворян, горожан, однодворцев, казачества, государственных крестьян, нерусских народов Поволжья, Приуралья и Сибири. По одному депутату выделили центральные учреждения - Сенат, Синод, канцелярии. Лишь крепостные крестьяне, составлявшие большинство жителей страны, были лишены права выбирать своих депутатов. Довод, с точки зрения императрицы, неоспорим - их интересы представляют помещики. Не было депутатов и от духовенства.

Кажущаяся всесословность состава  Комиссии разрушается при сопоставлении  численности представителей разных сословий. Больше всего депутатов от дворян - 205, купечества - 167. Вместе они составили 65% всех депутатов, хотя представляли менее 4% населения страны. Преобладание в Комиссии представителей «первейшего» сословия и горожан в конечном счете определило направленность и характер ее работы. Депутаты от других сословий погоды не делали: 44 места имело казачество, 42 - однодворцы, 29 -государственные крестьяне, 54 - «инородцы» и прочие - 26. Из-за того что почти никто из «инородцев» не владел русским языком, их участие в работе Комиссии ограничилось лишь внешне эффектным (по одеждам) присутствием. Потеря для них едва ли сколько-нибудь значимая, ценнее было другое - всем депутатам предоставлялось множество льгот и привилегий; они навсегда освобождались от смертной казни, пыток, телесного наказания, конфискации имущества. Им полагалось и жалованье (далеко не равное), сверх получаемого по службе (дворянам по 400 руб., горожанам - по 122, всем прочим - по 37 руб.). Естественно, замечает А.Т. Болотов, «выбирали и назначали не тех, которых бы выбрать к тому надлежало и которые к тому были способны... а тех, которым самим определиться в сие место хотелось не смотря нимало, способны ли они к тому были или неспособны».

Правила выборов депутатов предполагали составление наказов от избирателей. Всего в Комиссию подано 1,5 тыс. наказов от всех сословий, отражавших их запросы и чаяния. Однако они, по существу, никак не сказались на работе Комиссии, ибо их содержание не планировалось ни анализировать, ни обобщать: это дело будущего.

Торжественное открытие Уложенной комиссии состоялось 30 июля 1767 г. богослужением в Успенском соборе в Кремле. В дальнейшем ее работа проходила в Грановитой палате. Маршалом (председателем) Комиссии избран костромской депутат генерал-аншеф А.Б. Бибиков. Потом депутатам был зачитан «Наказ комиссии» (сама Екатерина скрытно зорко наблюдала за происходящим с антресолей Грановитой палаты, при необходимости посылая записочки Бибикову с наставлениями, как вести обсуждение того или иного вопроса). И тут выявилось, что депутатские наказы своей приземленностью, не выходившей за пределы интересов города, уезда, резко контрастировали с «Наказом» императрицыным, наполненным чудными для депутатов суждениями об устроении нового общества, о государстве в целом, о законопослушных его гражданах, о том, что есть «вольность», «равенство всех граждан» и пр., и пр. В ответ депутаты, тронутые торжественным открытием Комиссии и не сумевшие на слух все понять из мудреного для них «Наказа», стали думать, «что сделать для государыни, благодеющей своим подданным». Поскольку ничего продуктивного в их головы не пришло, потому решили преподнести ей, по примеру с Петром I, титул «Великой, Премудрой Матери Отечества». Екатерина «скромно» приняла лишь титул «Матери Отечества», сказав, что «любить Богом врученных ей подданных она за долг звания своего почитает», «быть любимою от них» есть ее желание. Так неожиданно (а возможно, и по заготовленному сценарию) решился самый неприятный для Екатерины муссировавшийся в части общества (особенно за рубежом) вопрос о незаконности ее восшествия на престол. Отныне ее положение на троне, после такого подарка представительного собрания, стало куда более прочным.

С избранием 18 частных  комиссий для сочинения законов  начались рабочие будни депутатов, окончательно отрезвившие Екатерину: вместо ожидаемого спокойного делового обмена мнениями - бурные дебаты вокруг наказов избирателей, когда ни одна из сторон не хотела ни в чем уступать. Об упорство дворян, отстаивавших свое единоличное право на владение крестьянами, разбивались все доводы депутатов от горожан (купечества) и государственных крестьян. В свою очередь, купечество рьяно отстаивало монополию на занятие торговлей и промышленностью и ставило вопрос о возвращении отнятого у них в 1762 г. права покупать крестьян к заводам. Оно так же непримиримо выступало против наносившей им материальный ущерб торговой деятельности крестьян, существенная часть прибыли которых к тому же уходила в руки все тех же паразитирующих на чужом труде дворян. Жалобы богатых купцов, желавших дворянских льгот, отвел ссылкой на действительно имевшее место их собственное нерадение самый активный из депутатов князь М.М. Щербатов: «Отвечали ли русские купцы попечениям Петра Великого; учредили ли они конторы в других государствах, имеют ли они корреспондентов для получения сведений, какие куда надобятся товары и в каком количестве; посылали они своих детей учиться торговле? Они ничего этого не сделали. Поэтому напрасно жалуются, будто бы крестьяне и прочие разночинцы отнимают у купцов все способы к торговле». Щербатов и дальше стыдил купцов за неповоротливость, за отсутствие, как у «гамбургцев и голландцев», должной хватки в делах. Депутатам от купцов возразить было нечего.

Не было единства и  в самом господствующем сословии - противоречия открылись между дворянством центральных губерний и национальных окраин. Представители последних либо желали уравняться в правах с первыми (Сибирь, Украина), либо отстоять приобретенные ранее привилегии (Прибалтика). Депутаты от родовитого дворянства во главе со своим лидером М.М. Щербатовым - прирожденным оратором и полемистом - выступали за отмену тех положений петровской Табели о рангах, по которым дворянское звание могли получать представители других сословий. Раздались и голоса о необходимости восстановления майората. Однако наибольший гнев дворян-крепостников вызвали робкие призывы части своих же депутатов ограничить произвол помещиков, следуя в этом за «Наказом»: «Надо относиться к крестьянам так, чтобы человеколюбивыми поступками предупредить грядущую беду». Большинство дворянских депутатов не пожелали прислушаться и к рекомендации «Наказа» помещикам, чтобы они «с большим рассмотрением располагали свои поборы». Слова депутата от козловских дворян Г.С. Коробина, что крестьяне являются основой благополучия государства («разоряя крестьян, разоряется и все прочее в государстве ») и их поэтому надо беречь, потонули в хоре возмущенных его призывом коллег-крепостников. Более того, последние все смелее требовали расширения своего права на личность крестьянина и результаты его труда. Ряд дворянских депутатов, не удовлетворенных указом 1765 г., позволявшим помещикам ссылать в Сибирь и на каторгу непокорных крестьян, выступили даже с требованием применения к ним смертной казни.

4. Политика Екатерины II в решения крестьянского вопроса

Политика Екатерины II в основном (и «вечно» актуальном) вопросе российской действительности - крестьянском - оставалась в целом традиционно неизменной: вопреки первоначальным заверениям императрицы о своей приверженности идеям «просвещенного абсолютизма» при ее правлении под крепостной гнет попали многие миллионы ранее свободных крестьян.

Историки давно уже (впрочем, с большей, чем позволяют  факты, уверенностью) выделили основное противоречие екатерининского «века Просвещения»: императрица «хотела столько просвещения и такого света, чтобы не страшиться его «неминуемого следствия». Но такая оценка вызывает естественные вопросы: а были ли соответствующие условия для уничтожения «рабства», созрели ли они ко времени правления Екатерины II настолько, что необходимость радикального изменения социальных отношении осознавалась обществом?

Вот мнение на этот счет С.М. Соловьева. Подробно и обстоятельно изучив работу Уложенной комиссии 1767 г., он четко определил главное ее назначение: она была созвана с целью «познакомиться с умочертанием народа, чтобы испытать почву прежде, чем сеять, испробовать, что возможно, на что будет отклик и чего еще нельзя начинать». Это заключение полностью совпадает с мнением самой императрицы относительно задач Комиссии. Таким образом, созыв Комиссии имел для императрицы прежде всего интерес практический. И что же было ответом? «От дворянства, купечества и духовенства послышался этот дружный и страшно печальный крик: «Рабов!» Такое решение вопроса о крепостном состоянии выборными Русской земли в половине прошлого века, - подытоживает С.М. Соловьев, - происходило от неразвитости нравственной, политической и экономической. Владеть людьми, иметь рабов считалось высшим правом, считалось царственным положением, искупавшим всякие другие политические и общественные неудобства». Для того чтобы основательно подорвать «представление о высокости права владеть рабами», как известно, понадобилось целое столетие. Тем самым для освобождения крестьян почва оказалась совершенно не подготовленной. Разочарованная и обескураженная, но прагматичная Екатерина вынуждена была предоставить время для нравственно-политического развития народа. В результате, как она писала, «я дала им волю чернить и вымарать (из «Наказа») все, что хотели.

Об изначальной позиции  императрицы по вопросу о крепостном праве можно судить достаточно определенно, хотя она на этот счет и не делала четко сформулированных публичных  заявлений. Так, характеризуя степень  «просвещенности» общества той поры, она в своих «Записках» пишет о своих заблуждениях насчет степени готовности общества поддержать начинания, направленные на изменение положения тех, «кого природа поместила в этот несчастный класс, которому нельзя разбить свои цепи без преступления».

Еще в одной из ранних своих заметок она выделяет особой строкой чрезвычайно крамольное для России середины XVIII в. утверждение: «Рабство есть политическая ошибка, которое убивает соревнование, промышленность, искусства и науки, честь и благоденствие».

Ну что же, скажут иные, императрица, все понимая, просто спасовала  перед неожиданно возникшим препятствием в лице дворянства и опустила руки. И будут отчасти правы. Но, во-первых, ей-то хорошо было известно, как легко  делаются в России дворцовые перевороты. Во-вторых (это она, вероятно, осознавала), оптимальный курс и в политике, и в экономике всегда предполагает определенный уровень общественного сознания, который и делает вероятным его проведение в жизнь. Естественно, в реальной ситуации той эпохи «казанская помещица» не могла решиться рубить сук, на котором держалась самодержавная власть. Это говорит о реалистичности государственной политики Екатерины, сознательно отделенной ею от собственных радикальных на ту пору взглядов и идей. Никому из исследователей еще не удалось опровергнуть утверждение Екатерины о том, что писала она свой «Наказ», «последуя единственно уму и сердцу своему, с ревностнейшим желанием пользы, чести и щастия (и с желанием) довести империю до высшей степени благополучия всякого рода, людей и вещей, вообще всех и каждого особенно». Но решение «взрывчатой антимонии»: «просвещение - рабство» отнюдь не зависело от желания или нежелания Екатерины II вести страну «к такой европеизации, которая... не касалась бы рабства, даже сращивалась с ним». В России тогда еще не созрели условия для ликвидации крепостнических отношений.

Однако было бы заблуждением считать отношение Екатерины II к крепостному праву, к самому крестьянину, находившемуся, по ее собственному признанию, в «рабском состоянии», прямолинейно однозначным. Считая их «такими же людьми, как мы», императрица отказывала все же крестьянам в способности разумно распорядиться своей судьбой и прямо-таки примитизировала их мировосприятие: «Хлеб, питающий народ, религия, которая его утешает, - вот весь круг его идей. Они будут всегда так же просты, как и его природа; процветание государства, столетия, грядущие поколения - слова, которые не могут его поразить. Он принадлежит обществу лишь своими трудами, и из всего этого громадного пространства, которое называют будущностью, он видит всегда лишь один только наступающий день». Пожалуй, здесь императрица не сумела преодолеть существовавшие в ту пору представления о крепостном крестьянине.

5. Вольное экономическое общество

В середине 60-х гг. XVIII в. случилось важное для рациона питания россиян событие: официально введен (пока еще в ограниченных масштабах) в употребление картофель. Новгородский губернатор Яков Ефимович Сивере (1731-1808), умный и толковый администратор, запросил Сенат, не угодно ли будет  «для завода земляных яблок» выписать их прямо из Ирландии. Сенат проявил расторопность и не задержался с решением: выписка «земляных яблок» была поручена Медицинской коллегии. Пошла навстречу и императрица, распорядившись выделить для этой цели до 500 руб. Медицинская коллегия спешно издала инструкцию, как разводить и употреблять картофель. Но при чем здесь ВЭО и картофель с Сиверсом? Дело в том, что в доступной широкой публике литературе трудно получить верное представление о начале деятельности «Императорского вольного экономического общества к поощрению в России земледелия и домостроительства» (полное название общества, скрывающегося под аббревиатурой ВЭО).

Выбор Я.Е. Сиверса губернатором считался одним из самых удачных: он имел то, что «так редко можно  было тогда найти между областными правителями: приготовление к деятельности, образование, бывалость за границею не по пустому, но с обращением внимания на тамошние явления». В одну из своих поездок в Англию он познакомился с деятельностью необычного для него общества и загорелся идеей учреждения и в России «земледельческого или сельскохозяйственного общества, которое было бы тем полезнее, чем невежественнее русское дворянство относительно средств удобрения полей и лугов, осушения болот, лесоводства, сельских построек и прочее». Главное занятие общества «должно было состоять в знакомстве с сочинениями по сельскому хозяйству», выходившими в Англии, Германии, Швейцарии и Швеции, выявлении того, что в этих сочинениях «с пользой может быть применено в России», и в переводах помещать в предполагаемом периодическом издании. Усилиями Сиверса общество «составилось», и в октябре 1765 г. с его планами и уставом ознакомилась императрица. План и устав Екатерина одобрила и выдала 6 тыс. руб. на покупку здания.

Первым председателем  общества стал Г.Г. Орлов, тоже перед  этим побывавший в Туманном Альбионе. Практическая часть работы возлагалась на бессменного его секретаря А.А. Нартова, сына токаря Петра I.

Именно создание ВЭО, наряду с учрежденным годом ранее  Смольным институтом, положило начало екатерининской политике «просвещенного абсолютизма» (причем только два этих учреждения оказались самыми жизнеспособными из начинаний Екатерины и благополучно просуществовали до октября 1917 г.). По уставу ВЭО призвано показать помещикам прогрессивные способы увеличения производства хлеба, повышения их доходов: не через примитивное расширение посевных площадей и, следовательно, увеличение эксплуатации крепостных крестьян, а посредством рационализации и совершенствования агрикультуры, об основах которой на огромных просторах России имели в ту пору весьма скромное представление. Решающими в российском земледельческом производстве оставались традиции и народный календарь, в основном ориентированный на удачные в сельскохозяйственном отношении годы. В целях пропаганды передового опыта земледелия, распространения сельскохозяйственных знаний издавались «Труды ВЭО» большим для того времени тиражом - 1200 экземпляров. В них помимо переводных статей стали появляться работы первых российских агрономов - А.Т. Болотова, И.М. Комова, В.А. Левшина, М.Е. Ливанова и др. Их тематика отражала реальные потребности - от элементарных наставлений по содержанию скота до описания усовершенствованных систем земледелия для восстановления естественного плодородия почв. В частности, на страницах «Трудов» в 1771 г. впервые в России обосновывалась целесообразность замены традиционного трехполья многопольем. Всего в члены и корреспонденты ВЭО с 1765 по 1800 г. было принято 692 человека. Сколько среди них действительно стоящих специалистов, никто не выяснял. В любом случае, внедрение в практику результатов «верных опытов, касающихся домостроительства, земледелия, бережения лесов и всяких растений, скотоводства» и пр., происходило крайне медленно и не повсеместно, как мечталось создателям ВЭО. Основными препятствиями проникновению знаний в среду земледельцев были подневольный труд хлебопашца, гасивший всякие новшества, как правило, вызывавшие рост повинностей в пользу помещиков, и дремучее агрономическое невежество большинства последних. Это становилось все более очевидным. В конце 1765 г. общество получило письмо за подписью «ИЕ» (т. е. «Императрица Екатерина»), которое инициировало объявление конкурса сочинений на тему: « Что полезнее для общества - чтоб крестьянин имел в собственности землю или токмо движимое имение, сколь далеко его прав на то или другое имение простираться должно». Можно предположить, что в выборе конкурсного задания Екатерина исходила из взглядов просветителей, что земледелие не может процветать там, где крестьянин лишен собственности и всегда будет опасаться за результат своего труда, который может быть присвоен помещиком. Пробный камень для выяснения общественного мнения брошен. В итоге за два последующих года поступило 162 конкурсные работы, из которых только 7 принадлежало россиянам. Прислали свои работы поверившие в серьезность намерений Екатерины Вольтер и Мармонтель, Эйлер. В них крепостничество подвергалось уничтожающей критике как противоречащее и самой природе человека, и разуму. Общество, в котором господствует рабство и паразитирует дворянство, писали они, обречено на упадок, ему грозят народные возмущения.