Профессиональная преступность в СССР

Тип преступника-профессионала в СССР

 
         Таким образом, ученые криминалисты конца XIX века выделили особый тип правонарушителя — профессиональный. Первоначально, как это видно из приведенной классификации, понятие «профессиональный» они связывали с признаком упорства, нежелания преступника отказываться от совершения преступлений.

На съезде также отмечалось, что в течение последних 20 лет данный тип преступника сформировался и соответственно этому достаточно четко обозначился в криминалистической литературе.

Однако тип профессионального преступника и сам термин «профессиональный» в практике борьбы с преступностью появились гораздо раньше. Уже в конце XVIII века начальник парижской тайной полиции (точнее— резидент) Ф. Э. Видок называл профессиональными преступниками тех, кто систематически совершал кражи, мошенничества и другие преступления против собственности, характеризовался ловкостью и изощренностью в достижении криминальной цели. Таким образом, если обобщить взгляды ученых и практиков на понятие профессионального преступника, то можно выделить два основных его признака, с помощью которых он отграничивался от иных категорий правонарушителей, указанных в классификации: 1) сознательное избрание преступного занятия; 2) устойчивость (упорство) паразитических наклонностей.

Не случайно П. И. Люблинский, говоря о профессиональных преступниках, писал, что «они выполняют преступления не под влиянием случайных увлечений или внезапных взрывов, а, считая труд ниже своего достоинства, следуют по преступному пути в полном сознании сопряженного с ним риска».

Отмечалось, что терминология в отношении профессиональных преступников была не выдержана, и их называли по-разному, «привычный», «упорный», «хронический», «неисправимый». Иначе говоря, среди ученых того времени не было единства в вопросе о целесообразности употребления в науке термина «профессиональный преступник». Против этого термина выступали, например, С. Познышев и И. Фойницкий. Но большинство криминалистов, признавая тип такого преступника, употребляли термин «профессиональный».

Следует отметить, что существовало еще одно суждение по данному вопросу. Некоторые авторы считали, что преступником-профессионалом можно назвать только того человека, который совершал обман или кражу в сфере какого-либо производства. Согласно данной концепции, профессионалом мог стать торговец, ремесленник пли иной человек, совершающий преступления, связанные непосредственно с выполняемой им работой, профессией.

Однако несмотря на отдельные разногласия большинство занимавшихся этой проблемой, считали удачным термин «профессиональный» для обозначения лиц, чья деятельность отличалась устойчивостью и корыстной направленностью, т. е. приносила материальный доход. Как отмечал М. Геринг, «привычные» преступники не питают никакой склонности к работе и предпочитают добывать свой хлеб нечестным путем. Тем самым он определил эти преступления как источник средств существования.

Профессиональная преступность в СССР

Понимание профессиональной преступности в 20-е годы в нашей стране, как известно, в разное время существовали разные точки зрения на преступность. Длительное время отрицались ее причины, объявлялось о ликвидации профессиональной и организованной преступности. Одним словом, до недавнего времени тема эта относилась к числу запретных, что не могло не повлиять на оценку советской криминологии как науки, не улавливающей своевременно криминальных явлений в обществе, а порой якобы повторяющей известные положения одноименной зарубежной науки, в том числе и по проблеме профессиональной преступности. И хотя есть тому исторические причины, но это далеко не так.

Известно, что сразу же после Великой Октябрьской социалистической революции молодая Советская республика наряду с решением важнейших политических, экономических и социальных задач много внимания уделяла борьбе с преступностью. В этот период

B. И. Ленин неоднократно  в своих работах затрагивал  проблемы преступности, видя главную  задачу в своевременном выявлении, объективной оценке и устранении причин антисоциальных эксцессов 1.

Поэтому советское правительство не могло ограничиться только созданием правоохранительного аппарата нового типа. Рост преступности и интенсивные изменения ее качественной стороны в новых социальных условиях требовали глубокого изучения этого наследия царизма, его причин и условий с тем, чтобы за короткие сроки разработать эффективные формы и методы предупреждения преступности. Необходимость этого диктовалась разработкой нового законодательства и обусловливалась также малым опытом работы советских правоохранительных органов.

Наиболее широкое отражение в криминологической литературе того времени получили проблемы таких преступлений, как убийства, бандитизм, разбои, грабежи, кражи и мошенничество. Работы первых советских криминологов (их тогда называли криминалистами) содержали богатый эмпирический материал, отличались глубоким содержанием и целенаправленными предложениями по усилению мер борьбы с преступностью. В этих условиях не могли остаться без внимания и вопросы профессиональной преступности. При изучении личности профессионального преступника ученые исходили из результатов исследований прошлых лет (до 1918 года) и придерживались уже сложившихся точек зрения относительно ее признаков и понятия, тем более что некоторые из них занимались этими вопросами еще в дореволюционные годы.

Вместе с тем некоторые положения были ими развиты и конкретизированы. В отличие, например, от дореволюционных криминалистов, которые лишь высказывали предположение относительно тесной связи профессионализма с корыстными преступлениями, советские ученые, исходя из основного критерия — преступного дохода, пришли к твердому выводу, что имущественные преступления — это и есть по преимуществу область, порождающая профессионалов-преступников.

Более определенно давалось и само понятие профессионального преступника, принимая во внимание не отдельные признаки, а совокупность объективных и субъективных черт и свойств устойчивой противоправной деятельности. Так, И. Н. Якимов, характеризуя преступников 20-х годов, относил к профессиональному типу «преступника, многократно совершающего преступления, которые обеспечивают ему средства к существованию и дают постоянный более или менее верный доход, причем благодаря своей опытности в совершении избранного им рода преступлений такой преступник с некоторой уверенностью рассчитывает на безнаказанность своих действий».

Аналогичной точки зрения придерживался С. В. Познышев, который отмечал, что «профессиональный преступник— тот, кто несколько раз совершил преступление одного и того же вида по утвердившейся склонности удовлетворять таким образом свою более или менее повторяющуюся потребность».

Как видим, оба автора отдавали предпочтение признаку специализации, причем достаточно узкой, что не могло не отражать специфику преступного поведения профессионалов 20-х годов. Однако С. В. Познышев в отличие от И. Н. Якимова несколько расширил и детализировал понятие профессионального преступника. Он, например, писал, что с подобной деятельностью нередко бывают связаны судимости, но сразу же оговаривался, что «профессионалом может быть и не рецидивист, в то же время рецидивист может не быть профессионалом». Здесь уже был новый подход к пониманию данного типа преступника, поскольку его чаще всего отождествляли (это наблюдается и сейчас) с рецидивистом. Не случайно вопрос о дифференциации общественной опасности рецидивистов и профессиональных преступников довольно часто поднимался в юридической литературе того времени. Так, профессор М. М. Гродзинский, говоря о вредности механической оценки социальной опасности личности преступника по формальным признакам судимости (тем более — когда . есть возможность ее изучать), писал: «...так легко может оказаться, что лицо, являющееся формально рецидивистом, не имеет еще прочно укоренившихся преступных наклонностей, и обратно — лицо, которое еще ни разу не отбывало наказания и даже ни разу не было осуждено, может оказаться хроническим и опасным преступником, совершившим несколько преступлений до того, как удалось привлечь его к суду».

К главному критерию определения типа профессионального преступника ученые относили стремление лица к удовлетворению своих материальных потребностей с помощью противоправной деятельности, что и обусловливало, по мнению С. В. Познышева, «установку данной личности на определенное преступление». К. профессиональным преступникам, или преступникам «промысла», относятся, по словам М. М.. Гродзинского, «те, кто не только систематически совершает преступления, но обращает последние в источник материальных благ, необходимых для существования, иначе говоря, делает преступления источником доходов». Он также подчеркивал, что для отнесения преступника к этой категории необходимо установить факт более или менее регулярного получения им материальной выгоды от преступлений, «причем совершенно безразлично, является ли преступная деятельность единственным источником существования данного лица или же имеются и другие средства существования у преступника, равно как в последнем случае безразлично, является ли преступная деятельность главным или же второстепенным источником дохода». Это — очень важное, на наш взгляд, положение, поскольку преступная деятельность профессионала уже тогда не рассматривалась как единственный источник средств существования. Обоснованность его в том, что работа для профессионального преступника зачастую была средством маскировки.

Помимо указанных выше признаков учитывались и некоторые факультативные элементы профессионализации — владение техникой совершения преступлений и жаргоном, соблюдение неформальных норм поведения, установленных в среде профессиональных преступников, и т. п.

При изучении воров М. Н. Гернет обратил внимание на одну существенную особенность их психологии, во-первых, объясняющую необходимость, а вернее правильность употребления термина «профессиональный» и, во-вторых, раскрывающую внутренний механизм межличностных отношений в данной среде. «Как скоро воровство становится профессией, — писал он, — с ним происходит то же самое, что происходит со всякой профессией, что происходит во всяком труде... Профессиональное воровство знает и разделение труда, и бесчисленные категории «специалистов», знает своих «рабочих» и своих «предпринимателей эксплуататоров», имеет свою воровскую «профессиональную честь», свою «солидарность». Отсюда следует, что любая постоянная деятельность, в том числе и противоправная, не может быть полностью изолированной от определенной социальной (асоциальной) микросреды, в которой находится тот или иной индивидуум.

Следует отметить, что профессиональные преступники отличались от других изощренными способами совершения преступлений. Некоторая аналогия, правда, отмечалась в действиях так называемых привычных преступников. Но здесь следует оговориться. Если в дореволюционной России термин «привычный» отождествлялся с термином «профессиональный», то в 20-е годы он обозначал самостоятельную категорию преступников. Однако различие между привычным и профессиональным типами было незначительно и скорее условно. Оно заключалось лишь в том, что, по словам И. Н. Якимова, «профессиональный преступник работает как мастер, специалист своей профессии, привычный преступник еще недостаточно ловок и смел, пользуется только удобным случаем». По мнению ученых, из числа привычных преступников пополнялась среда профессиональных.

Подобная дифференциация, основанная на объективном признаке — характере действий, была, на наш взгляд, не совсем удачна, поскольку разграничение проводилось по степени «квалификации» (мастерства). Учитывая стойкость антиобщественной установки привычного преступника, более правильно было бы отнести его к определеному типу (разновидности) профессионального. То есть, говоря языком современной криминологии, возникала необходимость в типологии личности профессионального преступника.

Анализируя точки зрения ученых того времени по проблеме профессионализации, необходимо обратить внимание на два важных обстоятельства.

Во-первых, употребляя термин «профессиональная преступность», исследователи не давали понятия этого явления и не изучали его в качестве самостоятельного предмета исследования. Правда, некоторая попытка в этом направлении была предпринята Б. С. Утевским, который писал, что «профессиональная преступность — это та форма преступности, при которой она превращается в источник систематического (временного или постоянного) заработка (основного или подсобного)». Данное им определение вряд ли удачно и скорее лишь поясняет сущность преступно-профессиональной деятельности. Криминологи, очевидно, полагали, что само выделение типа профессионального преступника обусловливает наличие такой разновидности преступности, как профессиональная. Ведь так же по существу определялась и рецидивная преступность.

Во-вторых, изучая поведение профессиональных преступников, ученые исходили главным образом из того, что профессионализация лица, вставшего на путь совершения преступлений, происходит не под действием каких-либо особых социальных факторов (причины преступлений общие), а является закономерным совершенствованием любой осуществляемой длительное время деятельности с целью оптимального достижения конечных целей. В данном случае — извлечения нетрудовых доходов с наименьшим риском для себя. Не случайно в переходный от капитализма к социализму период к профессиональным преступникам относились как к классовым врагам.

Одним из факторов роста преступности и особенно профессиональной явилось влияние идей анархизма, которые впоследствии трансформировались в чисто блатные формы поведения. Основными же причинами уголовных проявлений выступали голод, нищета и безработица. Обнищание народных масс усугублялось разграблением государства армиями интервентов, причинивших материальный ущерб на сумму 77 млрд. золотых рублей. Однако эти коренные причины в большей мере были общими для всей преступности. Основу профессиональной преступности              в 20-е гг. составляла детская беспризорность — результат гражданской войны и интервенции. Это явление достигало колоссальных размеров. Основная масса беспризорных на протяжении многих лет добывала средства к существованию как придется, чаще всего кражами, которые, были типичным преступлением, совершенным ребенком и подростком.                       В последующие годы многие виды корыстных преступлений были связаны с нэпом. С одной стороны — преступления нередко совершали сами нэпманы, а с другой — они становились потенциальными жертвами, криминализирующими специфическую категорию уголовников, которые их обворовывали, грабили, вымогали у них деньги и ценности. Особенно увеличилось в эти годы число насильственных и корыстных преступлений.     К наиболее распространенным преступлениям насильственной группы относились умышленные убийства. Однако удельный вес убийств по корыстным мотивам был не высок. Они составляли в 1924 году около 18,6%. К распространенным и опасным имущественным преступлениям первых лет становления Советской республики относились бандитизм, разбойные нападения и грабежи. При анализе уровня бандитизма следует иметь в виду, что уголовное законодательство, а вслед за ним и юридическая литература тех лет считали групповой разбой бандитизмом (ч.2 ст.184 УК РСФСР 1922 г.).Если учесть, что разбойные нападения практически во всех случаях совершались группой лиц, то нетрудно понять, почему статистический показатель бандитизма был так велик. По мере того как в стране налаживалась нормальная жизнь, количество бандитских проявлений сокращалось. Если в 1922 году в Российской Федерации было возбуждено 2097 уголовных дел о бандитизме, то в первом полугодии 1927 года лишь 573. Вспышка бандитизма отмечалась затем в период коллективизации. Причем мотивы политического характера кулаков весьма быстро приобретали типичную уголовную окраску, а банды превращались                        в профессионально организованные сообщества разбойников. Если говорить о грабежах, то они в криминологическом аспекте мало чем отличались от разбойных нападений, совершались также группами, из которых лишь 15% относились к устойчивым шайкам, возглавлявшимся профессиональными преступниками. Особое место в структуре преступности 20-х годов занимали кражи, удельный вес которых среди всех преступлений составлял 23%, а среди имущественных — 73%. В первый месяц после мартовской амнистий 1917 года только в Москве было совершено 6884 кражи. В последующие годы ежемесячно совершалось свыше тысячи краж. Эти преступления, как и в дореволюционной России, являлись основной специальностью профессиональных преступников. Так, московский уголовный розыск (и не только он) дифференцировал воров на следующие основные категории:                   1) взломщики; 2) “домушники”; 3) “монтеры”, “прислуга” и т.д.                        4) “наниматели квартир” и пр.; 5) карманщики городские; 6) карманщики крупные, “марвихеры” высшей марки; 7) воры-отравители;                                    8) железнодорожные воры, крадущие на вокзалах; 9) похитители железнодорожных грузов; 10) воры велосипедов; 11) конокрады;                          12) “церковники”; 13) “городушники” — похитители из магазинов; 14) “вздерщики”, крадущие при размене денег; 15) “хипесники”, обкрадывающие посетителей любовницы-проститутки; 16) скупщики краденого; 17) грабители; 18) “подкладчики”; 19) содержатели воровских притонов.