Революция 1917 года в России

В целях защиты революции Петроградский Совет  призвал рабочих создать милицию (Красную гвардию) и вооружить  ее захваченным 27 февраля в Арсенале оружием. Вначале над милицией шефствовали  заводские комитеты и районные советы, иногда профсоюзы. Она была создана  в большинстве промышленных центров  и состояла из молодых рабочих, которые  продолжали работать на заводах. Постепенно Красная гвардия оформится в  автономные организации, независимые  от Советов и партий. Она сыграет  не последнюю роль в октябрьских  событиях 1917 г.

Февральская революция дала решающий импульс  национальным движениям, начиная с  поляков и кончая бурят-монголами, которые из Читы потребовали 6 марта  территориальной автономии и  создания местного собрания с законодательными полномочиями. Несколько национальных движений, создавших свои собственные  социалистические партии (украинцы, латыши, евреи из Бунда), участвовали «по  праву» в деятельности Исполкома  Петроградского Совета. Воплощая собой  осуществление принципа интернационализма, они присоединялись к одной из русских социалистических группировок. Но большинство национальных организаций, как социалистических, так не социалистических, отказались «привиться» на Советы, в которых преобладали русские, и конституировались в самостоятельные  центры объединения политических сил, а затем и власти. Так, в Киеве, например, уже 4 марта за влияние  боролись Совет гражданских организаций, Рабочий Совет (включавший социал-демократов и эсеров, но в котором не было украинцев как организованной силы) и Рада украинских общественных организаций. За несколько дней Рада, вначале  бывшая лишь органом самовыражения  украинской интеллигенции, объединилась с частью Совета гражданских организаций  и стала популярнее Рабочего Совета, оторвавшегося от своих местных  национальных корней. Вскоре Рада уже  выступала от имени всех украинцев, потребовав в марте внутренней автономии, а в июне — признания национальной независимости Украины. 
Национальные движения нарастали и выдвигали все более радикальные требования. В феврале речь шла только о независимости Польши и, возможно, Финляндии. Вскоре выяснилось, что независимости ждут также Литва и Латвия.

6 марта правительство  опубликовало манифест, восстанавливающий  автономию Финляндии. Но ни  поляки, которым объясняли, что  их судьба будет окончательно  решена Учредительным собранием  (русским), ни финны, которые видели, что новый режим лишь оживил  учреждения, созданные старым, не  были удовлетворены этими мерами. Литовцы и украинцы, на требования которых правительство в очередной раз отвечало, что только Учредительное собрание имеет право решить вопрос о будущем страны, тоже остались недовольны. 
19 марта правительство в ответ на воззвание Петроградского Совета, потребовавшего, чтобы «все инородцы могли свободно развивать свою национальность и свою культуру», сделало заявление по вопросу о национальностях. Правительственное заявление, составленное в более ограничительном духе, только перечислило новые права гражданина-инородца: свобода передвижения, право собственности, право на выбор профессии, право быть избирателем, государственные служащие получили право использовать в школе национальный язык. Эта декларация освобождала инородцев от дискриминации, которой подвергался каждый из них при царском режиме. Но она не возвратила им «коллективного достоинства», которое принесло бы инородцам признание индивидуальности нации. ¹⁰

Февральская революция повлекла за собой взрыв  чересчур долго подавлявшейся свободы: нескончаемый поток речей, митингов, резолюций, листовок, прокламаций, программ. Миллионы людей внезапно приобрели небывалый политический опыт. Исчезли бесчисленные ограничения, и они слушали и говорили сами, размышляли, выбирали ориентацию, выступали со своей инициативой. Рабочие требовали прежде всего (даже прежде повышения зарплаты) восьмичасового рабочего дня и человеческих условий труда. В их запросах только-только начинала вырисовываться идея «контроля» над администрацией, да и то главным образом с целью проверить, насколько оправданны были отказы на их требования. Солдаты требовали установления человеческих отношений в армии. Крестьянство, которое пришло в движение в марте, — конфискации земельных владений.¹¹

Петроградским Советом была проведена радикальная  демократизация армии. Она осуществлялась на основе приказа №1 Петроградского Совета от 1 марта 1917 г. по гарнизону  Петроградского военного округа. Петросовет постановил во всех подразделениях, частях и кораблях выбрать солдатские комитеты, избрать по одному представителю от рот в Совет рабочих и солдатских депутатов, подчеркнул, что воинские части во всех своих политических выступлениях подчиняются Совету и своим комитетам, а все приказы военной комиссии Государственной думы подлежат исполнению лишь в том случае, если они не противоречат приказам и постановлениям Совета.

Приказ №1 отменял титулование офицеров. Им не разрешалось выдавать оружие, находившееся в распоряжении ротных и батальонных  комитетов и под их контролем. Несмотря на то, что действие приказа  распространялось только на войска Петроградского гарнизона, он получил повсеместное распространение в действующей  армии и в тылу, вызвав разложение войск и падение боеспособности. В армии были упразднены военно-полевые суды. Указом от 12 марта правительство отменило смертную казнь, восстановив её 12 июля, а также учредило военно-революционные суды.¹²

Все политические партии получили возможность действовать  легально. . В конце марта свой первый съезд провела партия кадетов. После того как революция отбросила или вовсе смела наиболее консервативные политические организации, эта партия оказалась не только главной партией буржуазии, но и правой партией. Неудобство такой позиции она пыталась компенсировать тактикой левого блока, то есть союзом с партиями, преобладавшими в Советах.¹³

С первых же дней революции большевики и анархисты  предсказывали крах соглашательской  политики, проводимой Петроградским  Советом. Отказываясь признавать соглашение, заключенное между правительством и Советом, они представляли собой  единственную оппозицию политике двоевластия. Два крупных большевистских лидера — освобожденные благодаря амнистии И.Сталин и Л.Каменев — сочли по возвращении в Петроград «бесплодной и несвоевременной» систематическую оппозицию Совету, пользовавшемуся тогда доверием масс.

Пойдя против мнения партии, Ленин в своих четырех  «Письмах из далека», написанных в Цюрихе между 20 и 25 марта («Правда» осмелилась опубликовать только первое), потребовал немедленного разрыва между Советом  и правительством, союза пролетарских сил, активной подготовки следующей  фазы революции. Решив во что бы то ни стало вернуться в Россию, Ленин принял соглашение, заключенное швейцарским социал-демократом Платтеном с германскими властями: вместе с группой революционеров он покинул Цюрих 28 марта и пересек Германию, а затем Швецию в вагоне, пользовавшемся статусом экстерриториальности, и прибыл в Петроград. На следующий день, 4 апреля, он изложил руководителям партии свои «Апрельские тезисы», которые частично повторяли идеи, высказанные в «Письмах из далека». Ленин выразил в них безоговорочное отрицание «революционного оборончества», Временного правительства, парламентской республики и высказался за взятие власти пролетариатом и беднейшим крестьянством, установление Республики Советов, братание с целью положить конец войне, национализацию всей земли, упразднение полиции и государственных служб. Непосредственная задача партии заключалась в «разоблачении, вместо недопустимого, сеющего иллюзии, «требования», чтобы это правительство, правительство капиталистов, перестало быть империалистическим».

Тезисы Ленина были встречены с недоумением  и враждебностью большинством большевистских лидеров столицы (Каменевым, Калининым, Багдатьевым). Таким образом, ему пришлось сначала восстановить контроль над партией с помощью своих сторонников, вернувшихся из ссылки (Зиновьев, Коллонтай), и представителей меньшинства в Петроградском Совете (Ольминский, Молотов), к которым присоединились Шляпников и Сталин. Вскоре стало известно, что большевистские секции Урала, Москвы, Харькова и Латвии принимают резолюции, близкие к «Апрельским тезисам». Позиции Ленина усилились также благодаря политическому кризису, потрясшему правительство и Совет в связи с основным вопросом дня — вопросом о войне.¹⁴

2.2 Проблема войны и апрельский кризис.

Одной из сложных  проблем, которую пришлось решать Временному правительству и Петроградскому Совету, был вопрос о войне. Временное  правительство быстро получило дипломатическое  признание западных стран. Первыми (8 марта 1917 г.) признали свободную Россию США, а к 20 марта почти все нейтральные  и союзные страны. Но союзников  больше интересовало, будет ли новая  власть соблюдать ранее принятые внешнеполитические обязательства.¹⁵ 

Уже 4 марта  Милюков направил, вопреки мнению Керенского, ноту дипломатическим представителям России за границей. Он выражал твердую  решимость строго соблюдать международные  обязательства старого режима и  продолжать войну до победы. Для  Милюкова цели, преследуемые в войне  новой Россией, ни в чем не отличались от целей царского правительства: на повестке дня оставалось завоевание Константинополя. Эта позиция вызывала сомнения у Совета. Продолжала ли война носить империалистический характер после свержения царизма? Нужно ли продолжать войну ценой «удушения революции»? Следует ли заключить мир с риском начала гражданской войны? После долгих дебатов согласие было достигнуто (14 марта) принятием «Воззвания к народам всего мира», в котором пацифистская утопия сочеталась с «революционным оборончеством». Совет призвал в нем народы «вести решительную борьбу против аннексионистских амбиций правительств всех воюющих стран». Совет настоятельно рекомендовал «пролетариям австро-германской коалиции и, прежде всего, германскому пролетариату» «сбросить с себя иго своего полусамодержавного порядка, подобно тому как русский народ стряхнул с себя царское самовластье». Пока не кончилась «ужасная бойня, омрачающая великие часы русской Свободы», говорилось в воззвании, русский народ «будет стойко защищать... свободу от всяких реакционных посягательств — как изнутри, так и извне. Русская революция не отступит перед штыками завоевателей и не позволит раздавить себя внешней военной силой».

Вернувшись  из ссылки, лидер меньшевиков Церетели настоял на том, чтобы Совет более  точно определил свою позицию  в пользу тех, кто отдавал приоритет  борьбе за мир, или тех, кто настаивал  на защите революции. По его мнению, следовало одновременно продолжать войну, «сохраняя боеспособность армии  для активных операций», и потребовать  от правительства принять энергичные меры для заключения мира «без аннексий и контрибуций». 26 марта Церетели добился одобрения этой центристской позиции — борьба за мир и защита революции — значительным большинством Совета. Под давлением Совета Милюков  был вынужден согласиться с опубликованием ее в форме «Воззвания к народам  России». По словам Милюкова, этот документ, рассчитанный на «внутреннее потребление», не должен был повлечь за собой — что было бы неприемлемо, — никаких требований к союзным правительствам.

Обеспокоенные после обнародования «Воззвания к народам всего мира» боеспособностью  русской армии, правительства решили войти в контакт с Временным правительством России через посредничество социалистов, на которых возлагалась задача возродить боевой дух нового режима. В Петроград отправились две делегации: «чрезвычайная посольская миссия» двух министров-социалистов (англичанина Хендерсона и француза Альбера Тома, которому было суждено сыграть важную роль в разрешении апрельского кризиса) и делегация западных социалистических лидеров (Муте, Кашен, Сандерс). Социалистическая делегация, приехавшая официально для того, чтобы приветствовать революцию от имени западных социалистов, была настороженно встречена Советом, который подозревал ее — и не без оснований — в желании добиться возобновления наступления в тот самый момент, когда с таким трудом была выработана формула мира «без аннексий и контрибуций». Западные социалисты на словах одобрили эту формулу, но сдержанно встретили предложение русских, согласно которому вопрос об Эльзас-Лотарингии и других объектах спора между воюющими сторонами следовало урегулировать путем референдума под международным контролем. Но ввиду того, что русские решительно отвергали идею сепаратного мира, Муте, Кашен и Сандерс в конечном счете установили прекрасные отношения со своими коллегами из Совета и даже были приглашены на Съезд солдатских комитетов Западного фронта, который проходил в Минске, чтобы поддержать представителей Совета и при необходимости «поднять дух» солдат.

Лозунги Совета о «мире без аннексий» и  «революционном оборончестве» были горячо приняты делегатами этого  съезда, показавшего, что командование (и в большой степени правительство) потеряли всякий авторитет у войск. Исполненные твердой решимости добиться выполнения Приказа № 1 (к которому добавился в связи с настойчивыми просьбами офицеров Приказ № 2, ограничивший компетенции солдатских комитетов), солдаты ежедневно сталкивались с непримиримостью офицеров, не желавших никакой демократизации армии, никакой либерализации военных институтов и решительно настроенных на ведение войны до победного конца. В глазах солдат Приказ № 1 никоим образом не означал, вопреки утверждениям командования и военного министра Гучкова, «смерти армии» или «отрицания всякой дисциплины». Солдаты были готовы воевать — в тот момент они еще полностью доверяли Совету, — но отказывались терпеть систематические унижения. В том, что солдат понял существование связи между проблемами дисциплины, предназначением армии в обществе, эксплуатацией патриотического чувства и продолжением войны в целях, которые могли обернуться против революции и интересов солдата-крестьянина (или рабочего), солдата-гражданина, меньшую роль сыграла большевистская пропаганда, чем поведение офицеров. Действительно, большинство солдат впервые услышали слово «большевик» из уст офицеров, называвших «большевиком» любого солдата, отказывавшегося повиноваться приказу, желая дискредитировать таким образом партию Ленина, но добиваясь обратного эффекта.

Именно в  этой напряженной обстановке разразился апрельский кризис. 1 8 апреля Милюков  направил союзным державам ноту с  изложением целей России в войне. Этот документ напоминал, что Временное  правительство будет скрупулезно  выполнять обязательства, взятые на себя старым режимом по отношению  к союзникам. Но в нем не было ни слова о стремлении Совета, выраженном в воззвании от 27 марта, к миру «без аннексий и контрибуций». Это вызвало настоящий шок у общественности страны. Многие сочли, что имела место провокация с целью столкнуть лбами Совет и верховное главнокомандование. Однако, не зная об этих демонстрациях и желая выразить свое мнение, жители рабочих окраин вышли на улицы. Большинство хотело поддержать Совет и заставить отступить правительство. Но большевики попытались придать большую «левизну» этому движению, добившись скандирования частью демонстрантов лозунгов, опубликованных накануне «Правдой»: «Временное правительство в отставку!», «Вся власть Советам!». Дойдя до богатых кварталов центра города, участники шествия столкнулись там с идущими навстречу колоннами студентов и офицеров. Присутствовавшие при этом войска командующего гарнизоном Корнилова отказались стрелять в демонстрантов и сообщили о случившемся Совету. Корнилов был смещен со своего поста, а очевидная провокация провалилась. События этого дня подняли авторитет Совета. Зайдя слишком далеко «влево», большевики переоценили свои силы. Ленин признал это через несколько дней («Уроки кризиса»). Тем не менее число его сторонников значительно увеличилось по сравнению с мартом.

Правительство официально заявило, что Россия не думает ни о каких аннексиях, и кризис, казалось, был разрешен. Но дело о  «Ноте Милюкова» поставило под  вопрос существование двоевластия. Теперь уже кадеты, как и большевики, попытались заставить правительство  порвать с Советом, но князь Львов, выступивший в качестве арбитра, высказался в пользу сторонников  «движения», желавших партнерства с  Советом. Однако руководители последнего колебались относительно того, следует  ли им взять на себя обязательства  и разделить ответственность  власти. Не помогли и уговоры Керенского — если уж по основному вопросу о целях войны правительство согласилось принять программу Совета, разве не пришло время сформировать коалиционное правительство, более приспособленное для сопротивления поднимающемуся экстремизму? 28 апреля после продолжительных дебатов Исполком Совета отклонил минимальным большинством голосов (24 против, 22 за и 8 воздержавшихся) участие в правительстве.

Тем временем Гучков, считая, что потерял всякий авторитет у армии, подал в отставку. Под давлением многочисленных петиций, большинство которых исходило от солдат столичного гарнизона, призывавших Совет принять участие в правительстве, и учитывая вновь возросшую активность окраин, меньшевики, руководимые Чхеидзе и Церетели, объявили о своей поддержке идеи коалиционного правительства. На этот раз за участие в нем высказалось значительное большинство Совета (4 4 за, 19 против). Против голосовали только некоторые левые эсеры и все большевики. «Участие» в правительстве очень напоминало сделку, в которой все старались обмануть друг друга: умеренные рассчитывали привязать «участием» социалистов, заставить разделить правительственную ответственность и ответственность за продолжение войны, пользуясь одновременно их влиянием на массы; социалисты надеялись добиться реформ и прекращения боевых действий, провалив в то же время контрреволюционные планы.