Русская православная церковь в годы Великой Отечественной войны

   В советской истории долгие послевоенные годы Псковская православная миссия упоминалась редко и как профашистская.

   В материальном отношении Миссия сама себя обеспечивала. Ее финансовые ресурсы постоянно дополнялись из прибылей свечного завода, иконописной мастерской и магазина церковных принадлежностей. Другим источником были десятипроцентные отчисления от приходов. Ежемесячная прибыль в 3000-5000 марок покрывала все расходы Управления Миссии, оставшиеся средства шли на содержание Богословских курсов в Вильнюсе.

   Напутствуя  первых миссионеров, отправляющихся на служение в восстанавливаемые церкви, экзарх Сергий просил «не забывать, что вы прибыли в страну, где  на протяжении более двадцати лет религия самым безжалостным образом отравлялась и преследовалась, где народ был запуган, принижен, обезличен» (6)

     В целях религиозного возрождения  на территории Миссии впервые в России зазвучало в радиоэфире слово пастыря, еженедельные передачи шли из Пскова, Здесь же выходила православная газета.

     В Управление миссии регулярно поступали сообщения от священников с описанием обстановки в их местности: «Поблизости от моего прихода отряд партизан временно захватил деревню, при этом их начальник побуждал крестьян к усердному посещению церкви, говоря, что в Советской России церкви дана теперь полная свобода и что власть коммунистов идет к концу».(7)

     Приходили шифровки с территории Псковской  православной миссии и в Политическое управление Северо-Западного фронта. В них также отражалась обстановка на оккупированных территориях: «Немецкое командование широко использует в своих целях церковь. Ряд церквей, особенно в Дновском районе, восстановлены, в них проходят богослужения. О службах даются объявления в газетах...»(8)

     Немецкие  власти, разумеется, требовали, чтобы  экзарх Сергий отмежевался от позиций  Патриаршего Местоблюстителя. Надо было найти выход из создавшегося положения «между двух огней». В  октябре 1942 года он публично заявил, что  послание Патриаршего Местоблюстителя Сергия (Страгородского) от 22 июня 1941 года было написано под давлением большевиков. Тем не менее, он рекомендовал священнослужителям читать это послание в приходах вдумчиво и внимательно: «...Не первый раз приходится русскому народу выдерживать такие испытания. С Божией помощью и на сей раз он развеет в прах фашистскую вражескую силу... Церковь Христова благословляет всех на защиту священных границ нашей Родины». (9)

       За чтение этого послания были  расстреляны многие священники  в других областях.

     После избрания митрополита Сергия (Страгородского) патриархом Московским и всея Руси оккупационные власти потребовали  от экзарха Сергия (Воскресенского) объявить о непризнании каноничности избрания патриарха Архиерейским собором. Однако Сергий (Воскресенский) считал, что выборы были проведены по всем канонам. Он всячески затягивал свое публичное выступление по этому вопросу, чем вызвал недовольство немецких властей. Они запланировали провести в Риге конференцию по этому вопросу, на которой должны были присутствовать представители православного духовенства оккупированных областей СССР. Председательствовать на конференции должен был экзарх Сергий. Оккупационные власти обязали его, чтобы конференция приняла резолюцию против патриарха. Однако в проекте резолюции экзарх не назвал ни имени первосвятителя, ни словом не упомянул об отмежевании от Московской Патриархии. Все это обострило отношения фашистских властей к экзарху Сергию.

     29 апреля 1944 года на дороге Вильнюс-Каунас  автомашина митрополита Сергия (Воскресенского) была обстреляна мотоциклистами в немецкой форме. Обстоятельства гибели экзарха до сих пор остаются невыясненными до конца. После его гибели деятельность миссии пошла на убыль. К тому времени и события на фронте развивались стремительно, советские войска стали освобождать западные территории СССР.

     Каковы  же результаты и последствия действия Псковской миссии? На территории ее влияния был открыт 221 храм, в это  число вошли и 40 новгородских церквей.

     Через год после начала действия Псковской миссии, в сентябре 1942 года в «Информационном листке» №10 Бюллетеня Полиции безопасности и СД сообщалось: «Успех миссионерской работы обусловлен главным образом тем, что большие массы русского народа, в особенности крестьяне, несмотря на старания большевиков, остались верны православной вере и родной Церкви. Факты, свидетельствующие о том, общеизвестны: церкви переполнены молящимися, священники имеют так много дел (крещение, причастие, конфирмация, бракосочетание, благодарственные молитвы, молебны, похороны, панихиды), что едва с ними справляются... Верующие с усердием и самопожертвованием заботятся о ремонте и убранстве своих церквей, священные предметы» которые во время ограбления церквей большевиками были спасены и спрятаны верующими, снова возвращаются ими в церковь. Церковные песнопения не забыты, и поэтому во всех приходах создаются церковные хоры...»(10)

     Что же касается истинной цели самой Псковской  миссии, под благими намерениями  противостоять большевикам и  открыть поруганные ими храмы  скрывалось намерение вообще покончить с православием и создать «новую религию», не зараженную «еврейскими догматами».  

     Приходская  жизнь и деяния миссионеров-священников  проходили под двойным контролем: их курировали не только оккупационные  власти, но и советские партизаны. Эти постоянные контакты заставили немецкое руководство обязать каждого священника давать письменные отчеты о всех встречах с партизанами. Партизаны же строго следили за тем, чтобы в проповедях священников не было каких-либо выступлений против советской власти. Особенно ожесточился контроль со стороны оккупационных властей после появления на оккупированной территории Пасхального послания митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия. Послание разбросано было с самолетов. Примечательно само обращение послания - «к пастырям и пастве в города и селах области, пока еще занятых вражескими войсками»:

     «Тяжела и безрадостна жизнь ваша в  земле исконно русской, но временно захваченный врагом безжалостным, ненавидящим  все русское, попирающим все дл нас  дорогое и священное, не щадящим в злобе своей ни старца, ни женщины, ни младенца! Но тем радости Пасхальная весть!

     О вас наша неотвязная дума.

     Знаем мы и слышим, что многие и многие из вас пренебрегая опасностями, со всех сторон вас окружающими, не щадя жизни всеми силами борются с врагом помогая этим нашим доблестным защитникам — воинам нам нашей Красной Армии в их беззаветной борьбе за честь и свободу Родины. Доблестный гражданин русской земли Минин еще жив в потомках своих, которые дышат его великим духом, горят его любовью к Отечеству...

     Продолжайте же, братие, подвизаться за веру, : свободу, за честь Родины всеми мерами; и  мужчины, женщины, помогайте партизанам бороться против врагов, сами вступайте  в ряды партизан, проявляйте себя как  подлинно Божий, преданный своей Родине и своей вере народ, готовый жизнь свою сделать священной жертвой верности и любви к своей возлюбленной Отчизне...» (11)

     Это послание датируется Пасхой, апрелем 1943 года, когда два месяца назад закончилась  Сталинградская битва, вселившая в сердца советских людей надежду на грядущую победу над врагом. 

     Рассекреченные  документы Третьего рейха предоставили еще одну, весьма серьезную информацию отсутствующую в отечественных  документах — о степени религиозности  населения. Накануне войны, когда большинство церквей было закрыто, основная масса священнослужителей расстреляна или отправлена ГУЛАГи, само собой считалось, что с религией покончено, а те, кто не отступился от веры, предпочитал об этом умалчивать. Выше уже приводилась характеристика религиозности населения. Подобные сведения присутствуют и в другом, не менее интересном документе характеристика русского населения, вывезенного на работу в Германию. Начальник полиции безопасности СД в докладе для высшего руководства нацистской Германией, не предназначавшегося для широкого пользования, писал:

     «У  нас всегда указывалось на то, что  большевизм искоренил религию, проявлял нетерпимость к церкви, религиозным  верованиям. В то же самое время  в империю в ходе привлечения  на работу остарбайтеров с территорий, находившихся ранее под властью Советов, прибыло бесчисленное количество людей, которые, что бросается в глаза, имеют при себе маленькие распятия, портреты Богоматери или иконы...»

     Из  Бреслау один начальник отдела учета  доложил: «Остарбайтеры должны у меня регистрироваться для заведения на них карточек. При этом они почти всегда заявляют о своей принадлежности к православной церкви. При указании, что в Советском Союзе господствует безбожие и пропагандируется атеизм, они объясняют, что это имеет место в Москве, Харькове, Сталинграде, Ростове и других крупных промышленных центрах, в меньшей степени — в Ленинграде. В сельской местности советские русские являются очень религиозными. Почти каждый из опрошенных русских доказывал свою христианскую веру тем, что имел с собой небольшую цепочку с маленьким крестиком. Кроме того, они сказали, что, вероятно, молодые остарбайтеры были частично причастны к атеистическому движению, но вообще о безбожии в Советской России не может быть и речи. Это была лишь пропаганда».(12)

     Характеристики  гестапо позволяют сделать вывод, что атеизм в предвоенном СССР жестоко навязывался сверху и  почти не принимался внизу — в  массах, миллионные отряды безбожников  были всего лишь вымыслом государственных  чиновников. 

1.3. Открытие церквей и молитвенных домов. 

     В отличие от библейской заповеди, в СССР в годы войны правая рука отлично ведала, что творила левая: если одна выдает разрешение на открытие храмов, то другая в это же самое время при первом подходящем случае торопится закрыть другие. Видимость лояльности соблюдалась, но и движения вперед не было.

     В январе 1945 года состоялся Поместный  собор Русской православной церкви. Он принял положение об управлении Церковью, одобренное Совнаркомом. По этому Положению настоятель храма  становился и председателем церковного совета, что ранее было запрещено. В совет входили 3 человека: староста, его помощник и казначей. Повсеместно создавались ревизионные комиссии.

     При регистрации вновь открываемых  церквей следовало сначала зарегистрировать приход и настоятеля церкви, который после этого должен был провести общее собрание прихожан для выборов 3 членов церковного совета и 3 членов ревизионной комиссии.

     25 августа 1945 года Совет по делам  Русской Православной Церкви  утвердил Инструкцию для своих  уполномоченных. До сего времени им приходилось пользоваться «Положением о Совете по делам религиозных культов при СНК СССР» - № 628 от 29 мая 1944 г., Постановлением Совнаркома № 1603 от 19 ноября 1944 года — «О порядке открытия молитвенных зданий», «Положением о Совете по делам Русской православной церкви при СНК СССР», утвержденным Совнаркомом 7 октября 1943 года.(13)

     Теперь  представители государственной  власти получили собственный циркуляр, который на долгие годы стал главным оружием уполномоченного в его противостоянии с местной Церковью.

     Существование инструкции было окружено секретностью и недоступностью: наличие в одном  экземпляре без права копирования, местопребывания — сейф, никаких ссылок на инструкцию в любых разговорах, запрет на вынос за пределы кабинета... По истечении срока действия в 1961 году она была изъята из делопроизводства.

     Некоторые положения Инструкции повторяли  пункты Постановления Наркомюста о претворении в жизнь ленинского декрета, особенно по вопросу регистрации религиозной общины: все тот же в трех экземплярах договор с коллективом верующих с подписями все той же «двадцатки», инвентарная опись имущества. Остались и прежние запреты на различную общественную и благотворительную деятельность: создание касс взаимопомощи, приютов, организацию всякого рода кружков, библиотек, проведение экскурсий...

     Однако  у чиновников 40-х годов наступательный размах мысли оказался куда шире, нежели у их предшественников. Оно и понятно: те только начинали, а у этих был за спиной почти тридцатилетний опыт подавления государством Церкви. Инструкция была весьма обширна: 9 разделов на 19 машинописных страницах. Она регулировала основные стороны церковной жизни: 

     1. Рассмотрение ходатайств об открытии  церквей и молитвенных домов.

     Процедура открытия церкви и регистрации общины была разработана так, что закрыть  храм или отказать верующим в его  открытии было просто и быстро. Это  могли сделать и местные власти. А вот чтобы открыть новый храм, следовало обращаться через местные Советы в Совет по делам Русской Православной Церкви, что было очень хлопотно, сложно и длительно.

     Прежде, чем уполномоченный отправлял ходатайство  в Совет, он производил почти что  полицейский сыск: кто автор заявления, действительны ли подписи, правильно ли оформлено заявление даже внешним образом, в каком состоянии находится храм, об открытии которого хлопочут верующие.