Русь и ее южные соседи в 10 - 13 веках

Когда непредсказуемость  половцев в деле ведения мирных переговоров  выявилась столь очевидно, предпочтение было отдано языку оружия. При этом найти правого и виноватого в  бурном чередовании стычек, походов, набегов, массовых разорений жилья  и пленений порой не только сложно, но и невозможно. Вторжения с той  и с другой стороны происходили  постоянно; в них участвовали  с переменным успехом знаменитый хан Кончак и еще более известный князь Игорь (стб. 568, 603, 605, 612, 628, 630, 634, 638-644, 646, 652, 653, 659). Среди достаточно однообразного и утомительного перечня летописных сообщений о взаимном истреблении радостным известием оказывается запись о том, что Святослав Всеволодович со своим сватом Рюриком Ростиславичем сумели утишить Русскую землю, примирив половцев «в волю свою» (стб. 668). Но эта запись лишь выдает горячо желаемое летописцем за действительное, так как под тем же 1190 годом следует уже привычное сообщение о нападении половцев на город Чурнаев ( стб. 668-669). Наконец, те же Святослав и Рюрик решили устроить нечто вроде богатырской заставы на степной окраине своих владений. В 1192 г. они вместе со своими братьями и объединенными дружинами простояли у Канева все лето, охраняя покой земледельцев и горожан и устроив им пусть небольшую, но надежную передышку (стб. 673). 

Русские князья далеко не всегда согласовывали между  собой на первый взгляд частные моменты  политических взаимоотношений со своими союзниками — черными клобуками. В результате, казалось бы, мелкие неурядицы  превращались в затяжные и серьезные  конфликты, отражавшиеся на отношениях со степью. Характерным примером может  служить история с крупным  торческим феодалом [199] Кунтувдеем, имевшим определенные владения в Поросье и в соответствии с этим исправно несшим караульную службу против половецких набегов. Между ним и киевским князем Святославом в 1190 г. возникла серьезная размолвка, в результате которой Кунтувдей оказался в тюрьме. Но соправитель Святослава, Рюрик, видимо, лучше знавший личные качества и ценивший деятельность Кунтувдея на русско-половецком пограничье, счел возможным освободить его из заточения. Однако гордый степняк после такого оскорбления не пожелал оставаться в коалиции с русскими и ушел к половцам. Для тех это было несказанной удачей: получить, во-первых, столь видного военачальника, во-вторых, прекрасно знающего организацию обороны пограничного поросского района и, в-третьих, человека, несправедливо обиженного и жаждущего отомстить за свое унижение. В результате Кунтувдей стал организатором и исполнителем нескольких успешных нападений на русское пограничье, выбирая со знанием дела наиболее уязвимые точки и тем самым доставляя множество неприятностей киевским правителям. Сын князя Рюрика, Ростислав, вместе с черными клобуками собрался было в поход на половцев с явной целью отмщения. Но Рюрик в этой ситуации проявил достойную выдержку и не допустил военных действий, предпочитая кратковременному успеху хорошо рассчитанный политический шаг. Князь понял, что проще добиться возвращения такого энергичного человека, как Кунтувдей, чем числить его в постоянных врагах. Он снарядил специальное посольство в степь, в результате которого половцы в 1192 г., получив от Рюрика многочисленные дары, дали клятву о ненападении на русские пределы. Кунтувдею же князь дал во владение город Дверен в Поросье, исчерпав таким образом затянувшийся конфликт. Описывающий этот случай летописец не дает прямой оценки происходящему, но под конец многозначительно замечает, что все это было проделано исключительно для Русской земли (стб. 673-674). История с Кунтувдеем показывает, что мирная альтернатива отношений со степью всегда существовала, но ее проведение в жизнь требовало выдержки, терпения и определенного дипломатического такта. 

Более значительные по масштабу мирные переговоры сразу  с несколькими половецкими ханами были задуманы киевскими правителями  в 1193 г. Их можно рассматривать как  попытку закрепить успех предыдущего  года. Святослав задумал заключить  всеобъемлющий мирный договор с  разными степными владетелями («ныне  послем половци по вся») и пригласил некоторых из них сам, а другую часть поручил созвать Рюрику, чтобы провести общие переговоры о мире. Традиционным местом таких встреч считался Канев, куда и прибыли представители лукоморских орд, а следом за ними ханы из рода Бурчевичей. Последние кочевали в степях левобережного Приднепровья и не захотели переправляться для переговоров в Канев, находившийся на правом берегу реки. Между сторонами возникли чисто протокольные препирательства о месте проведения переговоров: русские настаивали на Каневе, Бурчевичи предлагали им переправиться на левый берег и обсудить все вопросы именно там. В процессе препирательств выяснилась и скрытая причина нежелания Бурчевичей отрываться от родных и спасительных степей. У них в плену находилось какое-то число черных клобуков, за которых они рассчитывали получить выкуп и справедливо опасались, что, попав в плотное окружение в Каневе, они должны будут расстаться с этим полоном. В результате идея переговоров зашла в тупик, так как русские князья, ссылаясь на традиции отцов, гордо отказались ехать на левый берег Днепра. Бурчевичи, не дожидаясь наметившегося перерастания переговоров в военный конфликт, тут же предпочли вернуться в безопасную степь. Тогда Рюрик, видя полный провал столь широких планов, стал уговаривать Святослава заключить мир хотя бы с одними оставшимися лукоморскими половцами. Но раздосадованный Святослав не пожелал мира только с частью кочевников и в сердцах ускакал в Киев (стб. 675). Так была потеряна уникальная возможность нормализации отношений для обеих сторон. Срыв переговоров ясно показал, что без предварительной серьезной подготовки вопрос о прочном мире решить просто невозможно. 

Характерно, что  черные клобуки, расселявшиеся на Русской  земле и охранявшие ее от половецких набегов, придерживались тех же этических  принципов, что и остальные кочевники. Они неоднократно выступали инициаторами проведения чисто грабительских  походов на половцев, соблазняя легкой добычей русских князей. Именно такой  случай произошел и зимой 1193 г., когда  черные клобуки убедили князя  Ростислава Рюриковича напасть на половецкие кочевья на правобережье Днепра (на р. Ивле). Обычным завершением подобных авантюр практически всегда был ответный набег половецкой конницы. Не стал исключением и 1193 год, когда степняки напали на торков, проживавших на русской территории (стб. 676-679). 

Русско-половецкие отношения начала XIII в. очень рельефно высветились в бурном вихре событий, связанных с битвой на Калке 31 мая 1223 г. Новизна ситуации заключалась  в том, что у русских и половцев впервые появился общий враг, против которого нужно было бороться плечом к плечу, забыв [200] все старые распри. По крайней мере именно в этом половецкие ханы постарались убедить русских  князей, стращая их доводами о последовательном истреблении сначала кочевников, а затем и оседлого населения. Характерно, что именно половцы первыми, не раздумывая, обратились за помощью  к своему соседу, выступавшему далеко не всегда в роли партнера и союзника. Страшный разгром на Калке со всей очевидностью показал, сколь губительны в международных делах внутрифеодальные распри. Отсутствие единства в русских войсках и неотработанность взаимодействия с половецкой конницей привели к крупнейшей трагедии, погубившей наспех сколоченный русско-половецкий союз (стб. 740-745). В то же время попытка совместных действий, направленных на защиту общих интересов, отчетливо показала, что сложности в русско-половецких отношениях по большей части рождались из-за сиюминутных интересов, а не долговременной политики тех или иных ханов или князей. 

Жестокий урок, полученный на Калке, к сожалению, забылся  очень быстро, и русско-половецкие отношения вернулись в привычное  русло постоянных военных столкновений. Наиболее крупное из них произошло  в 1235 г. в Поросье, у Торческа, где «бысть сеча люта» между войсками князя Даниила Галицкого и половцами (стб. 773). Это был год великого курултая в Монголии, на котором решался вопрос о походе на Европу армии под командованием хана Бату. Сложный клубок русско-половецких неурядиц уже остался в прошлом, на смену приходила совершенно новая политика монгольских ханов, вводившая доселе не известные принципы и неслыханные приемы, к которым предстояло приспособиться и русским князьям, и половецким властителям. 

Монгольское нашествие 1237—1241 гг. коренным образом изменило привычное течение жизни русских  княжеств, оно перемешало значительную часть населения, сократив ареал  его проживания и заметно уменьшив численность. Если нападения кочевников в X—XII вв. затрагивали лишь пограничные  со степью районы Руси и представляли собой беды локального характера, то монголы прошлись по большинству  княжеств, заметно подорвав их хозяйственное  благосостояние и военную мощь. 

* * * 

В течение трехсот  с лишним лет Древняя Русь не просто соседствовала, а самым тесным образом  общалась со степью и ее обитателями. Столь длительные и тесные контакты отразились на культуре и жизни обеих сторон; каждая из них выработала собственные принципы, а также цели внешней политики. Главнейший неписаный принцип взаимоотношений кочевников и Руси состоял в полном отказе от территориальных захватов друг у друга. Он был обусловлен противоположностью систем хозяйствования, приспособленных к определенным растительно-ландшафтным зонам. Существование двух противоположных хозяйственных укладов при известных различиях в общественном устройстве и неравномерности социального развития внутренних структур во многом определили их политические отношения. Достаточно вспомнить Святослава, который, открыто заявляя о желании обустроить свою столицу в Подунавье, нисколько не прельщался степными пространствами между Русью и Болгарией. 

Только суровая  жизненная необходимость заставила  кочевников поселиться на русской территории. Русские князья приняли их в Поросье, также руководствуясь политическим расчетом. Но нужно подчеркнуть, что эта коллизия носила объективно взаимовыгодный характер. Более того, жители степей довольно открыто высказывали свое политическое кредо, с радостью принимая приглашения к участию в междоусобицах русских князей, заканчивавшихся, как правило, грабежом. Это был принцип, возведенный в ранг международной политики. 

Русская внешнеполитическая линия в такой ситуации сводилась  к проведению договорно-оборонительных акций, носивших как пассивный, так  и активный характер. Пассивная оборонительная политика (строительство крепостей, укрепленных рубежей, привлечение  к охране границ самих кочевников, заключение мирных договоров и династических  браков) была рассчитана на долговременное действие и вполне себя оправдывала. Активные политические акции всегда представляли собой лишь превентивные военные меры с использованием конъюнктурной ситуации. Внешняя политика, разумно сочетавшая дипломатию и военные силы, должна была уравновешивать постоянно находившихся в боевой готовности кочевников и мирных древнерусских пахарей. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Татищев В. Н. История  Российская. Т. 1. М.; Л., 1962. С. 271-274. 

2) Карамзин Н.  М. История государства Российского.  Т. 1. М., 1989. С. 158; Т. 2. М., 1991. С. 46. 

3) КлючевскийВ. О. Сочинения. В 9 т. Т. 1. М., 1987. С. 282. [201] 

4) Плетнева С.  А. Древности черных клобуков. М., 1973; ее же. Половецкие каменные  изваяния. М., 1974. 

5) Ее же. Половецкая  земля // Древнерусские княжества  X—XIII вв. М., 1975. 

6) Рыбаков Б.  А. «Слово о полку Игореве»  и его современники. М., 1971; его  же. Киевская Русь и русские  княжества XII—XIII вв. М., 1982. 

7) Гумилев Л.  Н. Древняя Русь и Великая  степь. М., 1989. С. 320. 

8) Там же. С. 484. 

9) Там же. С. 485. 

10) Пашуто В. Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968. 

11) Есть более  раннее полулегендарное летописное  известие (под 915 г.), которое также  сообщает о первом приходе  печенегов на Русь. Оно рассмотрено  В. Т. Пашуто в его исследовании «Внешняя политика Древней Руси» (с. 107). 

12) ПСРЛ. Т. 2. М., 1962. Стб. 53-55. Далее — указания на столбцы т. 2 ПСРЛ даются в тексте. 

13) Повесть временных  лет. Т. 1. М.: Л., 1950. С. 48. 

14) Сахаров А.  Н. Дипломатия Святослава. М., 1982. С. 95-101; 204-207. 

15) Повесть временных  лет. Т. 1. С. 159-162.