Церковные реформы Никона. Раскол

Это предложение получило поддержку узкого, но влиятельного круга духовных и светских лиц в России, в том числе патриарха Иосифа, и церковных иерархов Украины. Не дожидаясь решения вопроса о путях проведения унификации богословской системы и церковно-обрядовой практики, которое надлежало принять церковному собору, царь и другие столичные ревнители благочестия осуществили некоторые меры, положившие начало исправлению русских богослужебных книг по греческим образцам. Так, из Киева были приглашены в Москву ученые монахи, хорошо знавшие греческий язык, для исправления книг. Приехали в Москву в 1649 г. Епифаний Славинецкий и Арсений Сатановский, а в 1650 г. - Дамаскин Птицкий.

Недовольство патриарха Иосифа вызвало самочинное введение ревнителями  благочестия «единогласия» в ряде соборов и приходских храмов и их вмешательство (благодаря принадлежности к кружку царя Алексея) в назначения архиереев, архимандритов и протопопов. Чтобы положить конец этому вмешательству, патриарх Иосиф на церковном соборе 11 февраля 1649 г., созванном по распоряжению царя, использовал слабость позиции ревнителей благочестия в вопросе о «единогласии». Ревнители благочестия, настаивая на «единогласии», не предусматривали сокращения богослужебного текста, поэтому службы становились настолько продолжительными, что многие верующие не выстаивали их до конца. Таким образом, верующие лишались установленной для них «духовной пищи». Пропуск же службы или досрочный уход с нее считались большим грехом. Поэтому при рассмотрении 11 февраля 1649 г. по инициативе царя предложения ревнителей благочестия о введении в приходских церквах «единогласия» были отвергнуты патриархом и архиереями.

Царь Алексей Михайлович  был  недоволен решением церковного собора и поведением патриарха. Он не утвердил этого решения, но и не мог  отменить его своей властью. В итоге царь потребовал передать вопрос о «единогласии» на рассмотрение константинопольского патриарха. Переписка заняла два года. В ответ на послание Иосифа, константинопольский патриарх, угождая по спорному вопросу царю, писал, что «единогласие» и в приходских церквах «не только подобает, но и непременно должно быть».

В связи с этим в 1651 г. был созван новый церковный собор. Он отменил  решение предыдущего собора и  постановил «пети во святых божиих церквах, ...псалмы и псалтирь говорить в один голос, тихо и неспешно». Патриарх и его сторонники выразили свое недовольство вмешательством светской власти в церковно-обрядовые дела. Это было осуждение намерений царя и близких к нему ревнителей благочестия самим осуществить церковную реформу.

Возвышение Никона.

Неуверенность, особенно ощутимая в  первые годы правления, побуждала Алексея  Михайловича искать опору в человеке, способном разделить с ним бремя власти. Так первым его «наставником» и воспитателем был боярин Борис Иванович Морозов. Следом за первым «наставником» появился Никон, причем обстоятельства его возвышения свидетельствуют, что Алексей Михайлович сам подготовил это событие².

Никон (до пострижения в монахи—Никита  Минов) обладал всеми нужными  царю Алексею качествами. Он родился в 1605 г. в Нижегородском уезде в семье крестьянина. Богато одаренный от природы энергией, умом, прекрасной памятью и восприимчивостью, Никон рано, с помощью сельского священника, овладел грамотой, профессиональными знаниями служителя церкви и уже в 20 лет стал священником в своем селе. В 1635 г. он постригся в монахи в Соловецком монастыре и был назначен в 1643 г. игуменом Кожеозерского монастыря. В 1646 г. Никон по делам монастыря оказался в Москве, где и встретился с царем Алексеем. Он произвел самое благоприятное впечатление на царя и потому получил место архимандрита влиятельного столичного Новоспасского монастыря.

В Никоне царя привлекли те черты  характера, в которых он сам испытывал  недостаток. Никон казался ему  монолитом, человеком, лишенным сомнений. Общение с патриархом придавало уверенности молодому государю, делало его «самодостаточным».

Сам Никон тонко прочувствовал  ситуацию и беззастенчиво эксплуатировал мнительность Алексея: стараниями патриарха  царь усвоил ту простую мысль, что  покуда он, Никон, рядом с ним и молится на него, во всех «государевых» и семейных делах его ждет успех и удача.

Новоиспеченный архимандрит сблизился  со Стефаном Вонифатьевым и другими столичными ревнителями благочестия, вошел в их кружок, неоднократно беседовал о вере и обрядах с иерусалимским патриархом Паисием (когда тот находился в Москве) и стал активным церковным деятелем. Перед царем он выступал чаще всего в качестве ходатая за бедных, обездоленных или невинно осужденных, и завоевал его расположение и доверие. Став в 1648 г. по рекомендации царя новгородским митрополитом, Никон проявил себя как решительный и энергичный владыка, и ревностный поборник благочестия. Царю Алексею Михайловичу импонировало и то, что Никон отошел от точки зрения провинциальных ревнителей благочестия на церковную реформу и стал сторонником плана преобразования церковной жизни России по греческому образцу.

Успешное осуществление преобразования церковной жизни России по греческому образцу было доступно только сильной патриаршей власти, обладавшей самостоятельностью и высоким политическим авторитетом и способной централизовать церковное управление. Это определило последующее отношение царя Алексея к церковной власти.

Выбор царя пал на Никона, и этот выбор поддержал царский духовник Стефан Вонифатьев. Казанский митрополит Корнилий и находившиеся в столице ревнители благочестия, не посвященные в планы царя, подали челобитную с предложением избрать в патриархи Стефана Вонифатьева, наиболее влиятельного и авторитетного члена кружка. Реакции царя на челобитную не последовало, а Стефан уклонился от предложения и настойчиво рекомендовал своим единомышленникам кандидатуру Никона. Последний тоже был членом кружка. Поэтому ревнители благочестия в новой челобитной царю высказались за избрание в патриархи Никона, бывшего тогда новгородским митрополитом.

Однако по мере возвышения Никона выявились и другие черты его характера и убеждений. Известны нетерпимость, резкость и  даже жестокость владыки в отношении  людей, находившихся под его властью. Никон с юности считал себя «богоизбранным», верил в свое высокое предназначение. Эта вера укрепилась в нем необычайно быстрой церковной карьерой и способствовала развитию непомерного честолюбия, властолюбия и склонности к деспотизму. Будучи еще новгородским митрополитом, он с полным основанием считал себя единственным реальным кандидатом в патриархи.

Суть его далеко идущих планов сводилась к тому, чтобы ликвидировать зависимость  церковной власти от светской, поставить  ее в церковных делах выше царской власти и самому, став патриархом, занять, по меньшей мере, равное с царем положение в управлении Россией.

Церковные реформы патриарха  Никона.

Реализацию своего замысла Никон  начал в 1652 году, еще до смерти патриарха Иосифа, использовав канонизацию церковью митрополита Филиппа Колычева, убитого по распоряжению Ивана Грозного. Он организовал перенос мощей Филиппа в Москву и добился получения «молебной» царской грамоты, в которой Алексей Михайлович признал вину своего «предка» Ивана Грозного перед церковью и «молил» о прощении. Более решительный шаг последовал 25 июля 1652 года, когда церковный собор уже избрал Никона патриархом и царь одобрил результаты выборов. В этот день в кремлевском Успенском соборе для посвящения новоизбранного в патриархи собрались царь, члены царской фамилии, боярская дума и участники церковного собора. Никон появился лишь после посылки к нему ряда делегаций от царя. Никон объявил, что не может принять сан патриарха. Свое согласие он дал только после «моления» царя и присутствовавших в соборе представителей светской и церковной власти. Этим «молением» они, и, прежде всего царь Алексей Михайлович, обязались слушаться Никона во всем, что он будет «возвещать» им о «догматах божиих и о правилах», слушаться его «яко начальника в пастыря и отца краснейшаго»³. Этот акт существенно поднял престиж нового патриарха.

Светская власть приняла условия  Никона потому, что считала эту  меру полезной для проведения церковной реформы, а самого патриарха - надежным сторонником плана реформы. Более того, ради решения первоочередных внешнеполитических задач (воссоединение с Украиной, война с Речью Посполитой), чему должна была содействовать церковная реформа, светская власть пошла на новые уступки. Царь отказался от вмешательства в действия патриарха, затрагивавшие церковно-обрядовую сферу. Он допустил также участие Никона в решении всех интересовавших патриарха внутриполитических и внешнеполитических дел, признал Никона своим другом, и стал именовать его великим государем, то есть, как бы пожаловал ему титул, который из прежних патриархов имел только Филарет Романов. В итоге возник тесный союз светской и церковной властей в форме «премудрой двоицы», то есть царя и патриарха.

Мысль о московском государе – защитнике и охранителе православия, столь близкая самосознанию русских людей XVII века, обернулась идеей создания Вселенского православного царства под скипетром Романовых. Никон, во время своего восшествия на патриарший престол, пожелал Алексею Михайловичу, чтобы пределы его царства распространились от моря до моря. Царь был всерьез воодушевлен идеей освобождения православных.

Патриарх Никон вскоре после  своего избрания стал самовластным владыкой русской церкви. Он начал с устранения вмешательства в церковные дела своих прежних единомышленников по кружку ревнителей благочестия. Никон даже велел не допускать к себе протопопов Ивана Неронова, Аввакума, Даниила и других. Их жалобы не поддержали ни царь, ни Стефан Вонифатьев, ни Ф. М. Ртищев, которые уклонялись от вмешательства в действия патриарха.

 Уже в конце 1652 г. некоторые  из настоятелей монастырей, чтобы  угодить Никону, стали раболепно именовать его великим государем. Их примеру последовали архиереи⁴. В 50-х годах XVII в. благодаря энергичной и решительной деятельности Никона был осуществлен комплекс мер, которые определили содержание и характер церковной реформы.

Одной из первейших забот Никона было исправление книг. Став патриархом, Никон повел дело исправления более систематично, занялся исправлением не только ошибок, руководясь древними греческими списками, но и обрядов. По поводу последних он постоянно советовался с Востоком. Исправление обрядов было уже, по понятиям того времени, вторжением в область веры, т.е. непростительным посягательством. В деле исправления киевляне и Восток стали играть активную, даже первенствующую роль. Исправление стало окончательно делом междуцерковным. Появился и резкий протест.

В текстах церковных книг была масса  описок и опечаток, мелких недосмотров  и разногласий в переводах одних и тех же молитв.

Наиболее выдающиеся отступления  нашей церкви от восточной в обрядах  были таковы:

1. проскомидия совершалась на 7 просфорах вместо 5;
2. пели сугубую аллилуйя, т.е два раза вместо трех, вместо трегубой;
3. совершали хождения по-солон, вместо того, чтобы ходить против солнца;
4. отпуск после часов священник говорил из царских врат, что теперь не делается;
5. крестились двумя перстами, а не тремя, как крестились на Востоке.

Все отступления Русской церкви от Восточной не восходили к догматам, были внешними, обрядными; но в глазах верующих обряд играл большую роль и всем этим отступлениям они придавали огромное значение, смотря на них, как на «ереси».

В 1653 году возвратился Арсений Суханов с Востока и в своем отчете, который носит название «Проскинитарий», констатировал разницу обрядов в Москве и на Востоке.

Разбирая патриаршую библиотеку, Никон  нашел в ней грамоту об утверждении  патриаршества, в которой говорилось о необходимости полного согласия православных церквей и о строжайшем соблюдении догматов. Это побудило его к исследованию, не отступила ли русская церковь от православного греческого закона. Как в символе Веры, так и в других книгах он сам увидел отступления. Но решиться сразу на гласную систематическую проверку всех этих отступлений было трудно по важности самого дела, и Никон начал свои реформы частными мерами.

В 1653 году патриарх Никон повелел  во время чтения молитвы «Господи и Владыко живота моего» вместо 12 делать 4 земных поклона. Эта реформа показалась нестерпимой многим московским священникам, входивших в кружок «ревнителей благочестия». Среди них были Благовещенский протопоп Стефан Вонифатьев, священник московского Казанского собора Иван Неронов, юрьевский протопоп Аввакум и др. Эти лица, недовольные утратой того влияния, каким они пользовались при Иосифе, недовольные постоянными толками об исправлениях и присутствием греков и киевлян, признали новую меру Никона еретической. Позже они составили и подали царю челобитную на Никона. В челобитной говорилось не только о новой мере Никона, но и о двоеперстии, о котором тогда еще не было решено. Самого же патриарха Никона они обвинили в ереси.

Челобитная была безуспешна. Однако из-за нее между Никоном и кружком «ревнителей благочестия» произошел окончательный разрыв, который привел к ссылке некоторых членов кружка.