Этноконфессиональная карта Боснии и Герцеговины

Парижский мир, хотя и был тяжелым для России, остановил экспансионистски настроенную британскую сторону на полпути. От требования открытия Черноморских проливов для «дружественных флотов», иными словами, возможности вторжения в очищенное от русской эскадры Черное море пришлось отказаться, во многом благодаря таланту и умелым дипломатическим действиям Алексея Фёдоровича Орлова, видного военного и государственного российского деятеля той эпохи. Орлову удалось выиграть дипломатическую  дуэль с Кларендоном (не без поддержки французской стороны), была сохранена целостность границ по Кавказскому побережью и не был допущен пересмотр границ Закавказья, согласно османским притязаниям.

Сетования по поводу Парижского мира, начавшиеся во время прений 5 и 6 мая 1856 г. в парламенте, не умолкли в Британии и по сей день. Маркиз Р. Солсбери, неоднократно занимавший пост премьер-министра, именовал Крымскую войну «заслуживающей сожаления глупостью»25. А. Баркер заканчивает свою книгу «Бесславная война» следующим выводом: «Политические итоги войны почти столь же неощутимы и противоречивы, как причины ее породившие. Британия ничего не добилась и потеряла влияние в Европе. Россия потеряла и влияние и престиж, а сравнение ее с колоссом на глиняных ногах превратилось в банальность… Возможно, наиболее важным результатом явилось восстановление, через сорок лет, дипломатического преобладания в Европе»26.

Не одержав победы на поле боя, Лондон желал утвердить свое положение арбитра на Балканах и Ближнем Востоке, используя послушный ему султанский режим. Британская империя ратовала за целостность Турции и неприкосновенность султанских территорий. Другими словами английский курс заключался в том, чтобы держать Балканы в состоянии прямой и вассальной зависимости от Порты и не допускать возникновения в регионе независимых государств. Балканские народы, в оправдание сего, расценивались как варвары, неспособные к самостоятельному существованию. «Славяне, - клеветал на них Пальмерстон, - не обладают данными, необходимыми для того, чтобы стать плотью и кровью новой государственности »27.

Правда,  в формулу статус-кво добавлялся непременный компонент насчет реформ в Османской империи, которые должны были превратить ее в современное государство, родительски опекающее подданных-христиан.

Однако уже в годы Крымской войны многие  в самой Великобритании высказывали полное неверие в действенность этих реформ. Благие намерения преобразователей наталкивались на мусульманский фанатизм и повисали в воздухе ввиду отсутствия социальной базы для реформ, у турецких реформаторов просто отсутствовала солидная опора внутри страны. По словам британского историка Б. Самнера, «парализующий дело парадокс заключался в том, что попытки Константинополя внедрить танзимат28 в отдаленных провинциях не могли зайти далеко без полного разрыва с местной мусульманской аристократией…»29.

Все эти мысли были глубоко правильны, и выражались порой очень красочно. Однако чаще всего в дела они не превращались, оставаясь пустыми звуками. Как только критик переходил из оппозиции в правительство, он забывал о своих намерениях и становился поборником старого, заложенного еще в начале века курса на сохранение статус-кво в Юго-Восточной Европе. Когда на карту ставились интересы британского капитала, министры становились недоступны голосу здравого смысла и не желали считаться с судьбами балканского населения. Постоянным явлением во внешней политике Великобритании оставалось одно – болезненное отношение к присутствию России на Балканах и Ближнем Востоке.

3.3 Французская внешняя политика на Балканах

Внешняя политика бонапартистского режима Наполеона III целиком была подчинена интересам французской буржуазии, прежде всего крупных фабрикантов, торговцев и банкиров. Начальный период Второй империи во Франции совпал с промышленным переворотом в этой стране, и внешнеполитической программой Наполеона III было приобретение для французской буржуазии новых рынков сбыта и сырья, новых сфер приложения капиталов. Свою захватническую политику французский император рассчитывал осуществить путем дипломатических маневров и колониальных авантюр.

Крымская война 1854-1856 гг. разрушила континентальный союз России, Пруссии и Австрии, который долгое время парализовывал действия Франции в Европе, однако победа над Россией, стоившая Второй империи больших жертв, не принесла ей никаких территориальных приращений. Экономические и политические интересы заставляют правительство Второй империи ставить во главу угла своей политики, созданный в 1854 г. союз с Англией. Тем не менее, курс Наполеона III  претерпевает после Парижского мира 1856 г. ряд изменений30.

Французские правящие круги первоначально рассчитывали, что смогут помочь Порте провести реформы, на которых настаивали державы, направленные на превращение Османской империи в «цивилизованное государство» и тем самым создать условия благоприятные для усиления в ней роли французского капитала. Торгово-промышленная буржуазия Франции стремилась сделать Турцию рынком сбыта товаров и источником сырья, а банкиры мечтали установить в этом государстве свое финансовое господство.31

Восточный вопрос в 1856-1870 гг. продолжает играть значительную роль во внешнеполитической деятельности Франции, хотя на основное место выходят другие проблемы.32

В 1860 г. Наполеон III провозгласил так называемый «принцип национальностей»,  заявив о своей поддержке стремлений различных народов к национальной самостоятельности. Правительство Второй империи отнюдь не было заинтересовано в развитии революционных процессов в Европе, но умело использовало императорскую декларацию для укрепления своего влияния в различных регионах Европейского континента33.

На восточную политику Наполеона III в 1856-1862 гг. влияет сотрудничество с Россией. Франция оказывает ей поддержку в Черногорском и Сербском вопросах. Два правительства сотрудничали в процессе объединения Дунайских княжеств – Молдовы и Валахии. Россия, в свою очередь, поддержала Сирийскую экспедицию Наполеона III, предпринятую в 1860-1861 гг34.

Но теплый период взаимопонимания между двумя великими державами продлился недолго, до польского восстания 1863 г. в ходе которого французский кабинет выступил с декларациями в поддержку повстанцев. В последующие годы Вторая империя готовилась к войне с созданным  в 1867 г. Северогерманским союзом, возглавляемым Пруссией.  Для этой войны Франции стоило обзавестись сильным союзником, правительство Наполеона III видело такого союзника в лице разбитой немцами Австро-Венгрии, и поэтому пыталось установить с ней прочные отношения. В период с 1866-1870 гг. это сближение отразилось и на восточной политике Франции: прежние противоречия с австрийцами на Балканах удалось смягчить, а также добиться определенных успехов в процессе установления более тесного сотрудничества с Турцией. Французская  дипломатия добивалась проведения в Османской империи административных реформ, которые, с одной стороны, еще больше укрепили бы власть Турции на Юго-Востоке Европы, а с другой – усилили бы экономическое и политическое влияние Второй империи на Ближнем Востоке.

3.4 Особенности политики Австро-Венгрии на Балканах. Отношение России к ситуации на Балканах

Балканское направление великодержавной династической политики Габсбургов складывалось в ходе целой серии австро-турецких войн XVII-XVIII вв. и в результате присоединения венгерской короны вместе с ее балканскими владениями – Хорватией и Славонией.35 Последняя провинция Триединого королевства – Далмация, досталась Габсбургам в начале XIX в., после окончания Наполеоновских войн36. Длительные войны, которые Габсбурги вели против Османской империи, несомненно, способствовали подрыву европейской позиции последней, но решающей роли в ликвидации османского ига на Балканах им не суждено было сыграть. Вплоть до рубежа 70-х годов XIX в. юго-восточное балканское направление  занимало в имперской политике второе место. Внимание и силы империи поглощали сначала вековая борьба с Францией за европейскую гегемонию, а затем с Пруссией  за доминирование в Германии37.

После провала в решении германского вопроса в 40-х – начале 50-х годов XIX в. векторы внешней политики монархии Габсбургов резко меняются и связывают эти изменения в первую очередь с деятельностью министра иностранных дел Австрии графа Карла Фердинанда Буоля-Шауэнштайна, который возглавил это ведомство в 1852 г. В исторической литературе за Буолем прочно утвердилась репутация чуть ли не самого неспособного из государственных деятелей Дунайской монархии XIX в. «Незадачливый Буоль» – едва ли не самый лестный эпитет, которым его награждают историки.38 Именно он стал идеологом «неожиданного» поворота в политике  Вены от дружбы и союза с Романовыми к холодному нейтралитету, а затем и явной конфронтации39.

Тут же стоит отметить и личную неприязнь Буоля к петербургскому двору и Николаю I в частности, сложившуюся еще в бытность будущего австрийского министра иностранных дел при царском дворе в 1848-1850 гг. А также его глубокую убежденность в полезности сближения с сент-джеймским двором40.

Но все же главной причиной, сделавшей необходимым крутой поворот австрийской внешнеполитической ориентации в середине XIX в. было постепенное перемещение центра тяжести имперских интересов  с Запада на Восток. Уже тогда было очевидно, что добиться каких-либо преимуществ на Востоке Габсбурги смогут не в союзе с Россией, а вопреки ему.41 Тут же стоит отметить и личную неприязнь Буоля к петербургскому двору и Николаю I в частности, сложившуюся еще в бытность будущего австрийского министра иностранных дел при царском дворе в 1848-1850 гг.

 Усиление позиций России  в первые десятилетия XIX в. в Сербии и Дунайских княжествах показало Габсбургам, что именно эта держава станет главной преградой на пути осуществления их честолюбивых замыслов на Балканах, которые вследствие практического отсутствия  возможностей территориальных завоеваний на западе континента становились единственно возможным направлением австрийской экспансии. Основными целями Австрийской империи на тот момент являлись Дунайские княжества, а также Босния и Герцеговина.42Правителям империи не терпелось воспользоваться моментом, чтобы извлечь максимум выгод из англо-франко-русского конфликта.43 Также стоит отметить, что в ходе лихорадочного возбуждения, вызванного предвкушением новых завоеваний, императором Францем Иосифом было созвано совещание высшего военного руководства (31 января 1854 г.), на котором многие генералы ратовали за немедленную оккупацию Сербии.44 Дальнейший ход событий известен: в мае 1854 г. Австрия придвинула к границам России несколько своих армейских корпусов, дислоцированных в Галиции, Буковине и Трансильвании. Затем  в августе последовал австрийский ультиматум, заставивший Россию очистить Валахию и Молдову, куда в сентябре вошли имперские войска.

В конечном счете расчеты Буоля и Франца Иосифа провалились, политика их оказалась непродуктивной, ее последствия – катастрофическими. Франц Иосиф и Буоль вели коварную игру не только с Россией, но и со своими новоявленными союзниками (Англией и Францией). Кайзер излагал свои взгляды в письме к Альберту Саксонскому 18 августа 1855 г. следующим образом: «Это может звучать бесчеловечно, но чем больше они будут убивать друг друга в Крыму, тем больше мы можем рассчитывать на мир». Что касается Австрии, то вступление ее в военные действия «сразу же явится для нее борьбой за существование».45 Западные державы не простили Францу Иосифу того, что в то время, когда их войска истекали кровью под Севастополем, Австрия сумела сохранить свои силы в неприкосновенности. От Дунайских княжеств – награды за вероломство – пришлось отказаться очень скоро, после Парижской мирной конференции.46Главным же последствием крымской авантюры для Дунайской монархии стала безвозвратная потеря дружбы петербургского двора.47Австрия попала в своего рода политическую изоляцию.

Так продолжалось почти до конца 1860-х годов. Вытеснение Австрии из Германии в результате войны с Пруссией, преобразование империи Габсбургов в дуалистическую Австро-Венгрию в 1867 г.48 Эти исторические события имели решающее значение для радикального изменения соотношения приоритетов в традиционной  раскладке основных направлений (Германия, Италия, Балканы) имперской политики габсбургской монархии. Некоторые исследователи относят победу новой ориентации в австрийской внешней политике уже к 1868 г. И связывают ее с личностью нового министра иностранных дел Ф. Бойста. Для Бойста всегда на переднем плане стоял Восточный вопрос, и в теснейшей связи с ним отношения с Россией, весьма осложнившиеся после Крымской войны вследствие австрийской политики49.

Процесс переориентации внешнеполитических интересов с Запада на Восток, вероятно, занял всю первую половину 70-х годов и завершился оккупацией Боснии и Герцеговины в 1878 г. Во-первых, потому, что объединение Германии и Италии и тем самым «закрытие» для Габсбургов западного направление стало окончательным и бесповоротным фактом европейской истории лишь в 1871 г., а после этого понадобилось еще несколько лет, чтобы урегулировать отношения с Германией (а также и с Россией) в соответствии с новыми реалиями50. Во-вторых, Д.Андраши, олицетворявший новую политику (политику европеизма на Балканах)51, был призван на пост министра иностранных дел императором-королем в 1871 г.52

Освободительная борьба балканских народов, в том числе Боснии и Герцеговины, в период Восточного кризиса 1875—1878 гг. находила живейший отклик и помощь различных общественных кругов России.53 Выражением сочувствия и поддержки освободительной борьбы в Боснии и Герцеговине явилось также участие в нем многочисленных добровольцев из Италии, югославянских стран — Хорватии, Далмации, Сербии, Черногории, а так же России. Летом 1875 г. в рядах герцеговинских повстанцев сражались представители русского революционного народничества — участник Парижской Коммуны М. П. Сажин, известный писатель С. Степняк-Кравчинский, революционеры из Могилева О. Габель и В. П. Лепешинский и многие другие. Официальная российская политика поддерживала идею автономии Боснии и Герцеговины, ее внешнеполитические задачи на этом этапе совпадали с освободительными устремлениями народов Балканского полуострова. На Берлинскую встречу в 1876 г. министров иностранных дел России, Австро-Венгрии и Германии А. М. Горчаков привез предложения об автономии для Боснии и Герцеговины. Но его предложения натолкнулись на непреодолимое препятствие со стороны Австро-Венгрии и ее министра иностранных дел Д. Андраши. В итоге в 1877 г. между Россией и Австро-Венгрией была подписана секретная конвенция, по которой Россия соглашалась на оккупацию Боснии и Герцеговины в обмен на нейтралитет Австро-Венгрии в предстоящей русско-турецкой войне. Российский посол в Константинополе Н. П. Игнатьев предпринял попытку добиться решения об автономии Боснии и Герцеговины на Константинопольской конференции, однако и она не удалась вследствие позиции, занятой западными державами и Турцией.