Культура Японии

Несмотря на успехи, достигнутые  за последние годы в изучении философии, литературы, религии, мифологии, изобразительного творчества древней Японии, многие теоретические аспекты остаются актуальными.

В истории каждой культуры существует длительный период, в течение которого на земле будущей национальной культуры накапливаются традиции, формируется и зреет стиль, определяющий собой специфику культуры, ее неповторимость.

Якобсон В.А.(1977), изучив труды Sonders E., пришел к выводу, что японские острова  предположительно начали заселяться приблизительно пять тысяч лет назад. Большая  часть населения пришла сюда, по вероятности, из материковой Азии. Есть возможность различать две этнические струи, составляющие японский народ: северная обнаруживает неоспоримые связи с народами, в филологических науках именуемыми урало-алтайскими (племена тунгусов, монголов), в то время как южные элементы, вне всякого сомнения, родственны с культурами южных морей. Однако где и когда произошло смешение тех элементов, которые при своем соединении составили японскую, так сказать, «расу», остается неясным.

Изобразительное творчество и архитектура.

Основные параметры, описывающие  любую культуру в истории человечества, ее характер – пространство и время, впервые зафиксированы в его изобразительном творчестве и ритуалах, которые являлись неотъемлемыми частями древнего мифа. Интересен тот факт, что именно изобразительное творчество явилось первым пространственным воплощением изначального космизма человеческих представлений. Этим и объясняется закономерность: чем дальше отстоит эпоха от нашего времени, тем большее место в памяти, в его представлениях о культуре той эпохи занимают сведения об изобразительном искусстве. Сюжеты древнейшего мифа запечатлены в наскальных изображениях и орнаментированной керамике, в сакральных предметах из бронзы и в курганах раннего железного века, в первых по времени архитектурных сооружениях.

На протяжении тысячелетий палеолита  и неолита на японской земле одни археологические культуры сменяют  другие, и вплоть до рубежа неолита  и энеолита культурный комплекс почти  ничем принципиально не выделяется из общей культуры Дальнего Востока, Юго-Восточной Азии и Океании, откуда, как известно, происходили миграции племен на Японские острова и далее. И только в конце каменного века начинает проявляться своеобразие сплава неолитических культур конгломерата племен, заселивших территорию Японских островов.

Древнейшие памятники искусства  Японии относятся к культуре дзёмон (VII-I тысячелетие до н.э.). Основным жанром изобразительного искусства того времени  была орнаментированная керамика.

Керамические сосуды в дальневосточном  регионе не обладают еще законченной художественной системой своего орнамента. На этом этапе орнамент декора сосудов фиксирует еще пока только отдельные представления человека об окружающем мире. Но и здесь уже с полным основанием можно выявить целый ряд сюжетов мифа.

Самый важный из них зафиксирован в спирали. Как известно, спираль  – один из самых древних символов человечества. Она встречается в  Месопотамии, петроглифических композициях Судана и в керамике додинастического Египта и является одновременно магическим ритуальным символом и художественно-декоративным образом. Но в неолитическом орнаменте Дальнего Востока она несет чисто символическую нагрузку. Здесь со спиралью связаны изначальные представления о змее. Связь спирали с идеей плодородия позволяет связать ее также и с сюжетами раннеземледельческого мифа. Вообще спираль-змея связана с важнейшими небесными стихиями – дождем, громом, молнией.

Примерно в I веке до н.э. на юге Японии сосуществуют культуры металла и камня. В это время появляются бронзовые изделия, в том числе ритуальные колокола дотаку и зеркала. В связи с этим формы и узоры глиняных сосудов упрощаются, приобретают более утилитарный характер.

Сочетание, с одной стороны, стойких  традиций неолита и энеолита, а  с другой – все усиливающегося притока с материка более развитой и зрелой культуры привели к соединению внутри изобразительной системы  энеолита-бронзы разнородных и достаточно противоречивых традиций, что оказывает  серьезное влияние на развитие японской стилистики последующего времени.

На рубеже неолита и энеолита изобразительный стиль керамики являет собой образец самостоятельной  символической системы, переработавшей множество заимствований в единый, неповторимый стиль.

Система позднего дзёмона (I в н.э.) демонстрирует космогоническую  систему мифа, представляя картину  мироздания, свободно развертывающегося  в пространстве. Чисто символическая  модель мироздания представлена глиняной погребальной урной с острова Хонсю. Три спирали расположены строго по вертикали, олицетворяя три мира: небесный, земной и подземный. Движение спирали не замкнуто краями сосуда, оно бесконечно уходит вверх и вниз.

К моменту наступления раннежелезного века керамика дзёмон эволюционирует от функциональности и знаковости в сторону декоративности, знаменуя разрушение системы мифа, и уступает место феномену сакральной ритуальной скульптуры ханива, появление которой знаменует смену мифа древнеяпонской религией, впоследствии получившей название синто.

Формирование японского общества бронзового и раннежелезного веков  происходят в условиях, когда мир  когда окружающий мир вступил  уже в эпоху средневековья. Поэтому  обстоятельства и темпы развития японского общества совершенно иные. Оно не только идет ускоренными темпами, но и очень резко прерывается в результате активного вторжения в Японию в VI-VII веках вместе с буддизмом совершенно иной стадиально и этнически культуры. Таким образом, складывающаяся народность, японское общество, едва только вставшее на путь создания варварского королевства, общество внутри которого формируется два уклада, рабовладельческий и феодальный, и в то же время общество, обремененное сложным грузом пережитков племенного строя, столкнувшись лицом к лицу со зрелой средневековой цивилизацией, обогащенной достижениями народов Китая, Кореи, Индии и Центральной Азии, круто меняет направление своего развития.

Протояпонская культура является весьма плодотворной основой для формирования неповторимой культуры Ямато, способной  активно взаимодействовать с самыми различными культурами, сохраняя уже накопленные традиции.

Погребальная структура ханива, в которой воплотился духовный идеал  общества Ямато, является самым ранним памятником древнеяпонского искусства. Она появилась в V веке н.э. и получила широкое распространение в VI-начале VII веках. Период Ямато в японской истории знаменует собой переход от раннеклассового общества, союза племен во главе с племенными вождями, к государству. В этот период возводятся царские курганы (кофун) круглой и подковообразной формы, обнесенные рвом с водой – религиозные комплексы солнечного культа эпохи начала железного века. По их поверхности были расположены полые глиняные фигурки (ханива). Ямато – период становления японской народности. Существует мнение, что японцы эпохи развитого средневековья ничем не отличаются от народа Ямато. Именно в этот период, накануне распространения в Японии буддизма, возникло самобытное искусство, в котором воплотился мир религиозно-мифологических представлений раннего, добуддийского синто.

В скульптуре ханива имеется два  типа изображения: изображение жриц, жрецов-воинов и воинов без жреческих  регалий; изображение придворных, челяди и простолюдинов. Первый тип может быть отнесен к магическому портрету. Его иконография обнаруживает полное соответствие мифологическим сюжетам, содержащимся в «Кодзики», «Нихонги» и других памятниках. Таким образом, в скульптуре ханива запечатлен пантеон добуддийской Японии. Интересно, что слова, обозначающие только скульптуры ханива, вошли в состав большинства имен собственных богов синтоистского пантеона, которые зафиксированы в «Кодзики», «Нихонги» и других памятниках.

В иконографии ханива воплощено  взаимодействие земного и небесного. Стилистика скульптуры стремится к предельной выразительности и обобщенности изображения деятельности человека. Несмотря на небольшие размеры, скульптура отличается подлинной монументальностью, уравновешенностью композиции, смелой передачей движения. Художественные приемы творцов ханива, понимание пространства вполне соответствует японской эстетике последующих времен, когда функциональная условность изображений была осмыслена в категориях красоты и гармонии.

Наряду с курганами первыми  сооружениями, выделяющимися среди примитивных земляночных построек древней Японии, были зернохранилища; лишенные окон, приподнятые над землей для защиты от наводнений столбами, они перекрывались двускатной соломенной крышей, имели высокие приставные лестницы. Расчищенная вокруг них площадь служила местом первых земледельческих обрядов. По типу этих древних амбаров на обширных засыпанных галькой территориях, обнесенных четырьмя оградами, в первые века нашей эры были возведены синтоистские святилища в Исе и Идзумо. Простотой и ясностью своей конструкции они заложили основу традиции японского зодчества.

Вместе с распространением буддизма в Японии с конца VI-начала VII веков  началось строительство монастырей, пагод и храмов по китайским и  корейским образцам. Небольшие по площади, разнообразные по своей внутренней планировке ансамбли Асукадера (588 г.), Ситеннодзи (593 г.), Хоккидзи (начало VII века) и Хорюдзи (607 г.) включали пагоду, главный храм Кондо и ряд одноэтажных храмовых помещений, обращенных фасадом на юг, примыкающих стенами и крытыми коридорами к южному и среднему воротам. Здания возводились по стоечно-балочной системе на белокаменной платформе, имели окрашенные красным лаком колонны и кронштейны, поддерживающие массивную черепичную, изогнутую по краям, одно- или двухъярусную крышу, сочетающую двускатное и четырехскатное покрытие (примойя дзукури). Квадратные в плане пагоды отличались четкостью и рациональностью форм, значительной сейсмоустойчивостью. В отличие от ничем не заполненных внутри синтоистских святилищ, центральную часть буддийских храмов составляли алтари, включающие изображения буддийских божеств, выполненные из золоченой бронзы или раскрашенного дерева. Статуям высших божеств VII века, генетически восходящим к раннесредневековой пластике Китая и Кореи, присущи суровость и аскетическая отрешенность. Более разнообразны по типу и позам божества милосердия – бодхисаттвы; их лица озарены выражением одухотворенной нежности, головы увенчаны драгоценными коронами.

Времени утверждения единого государства соответствует создание в 710 году первой столицы Нара, выстроенной по образцу китайских регулярных в плане городов. Главные храмовые ансамбли города выделялись четкой симметрией планов, небывалой пространственной масштабностью площадей и путей процессий величием и мощью конструкций. С укрупнением храмов изменился и характер буддийской пластики – дифференцировались образы божеств, умножилось количество статуй. Среди материалов нарской скульптуры – бронза, дерево, сухой лак, глина. Развитие японской государственности отразилось в монументальных, полных внутренней силы, национальных по типу лиц, героизированных скульптурных образах. Их движения приобрели большую свободу, тела – округлость и пластичность; композиции утратили былую замкнутость. Особой экспрессией отличались и жесты полубогов – защитников буддизма, изображаемых в доспехах воинов. В VIII веке возникли и первые скульптурные портреты знаменитых проповедников буддизма. Большое распространение получили гротескные ритуальные маски. Исполненные гибкими линиями с легкой подкраской настенные росписи храма Хорюдзи (VIII век), близкие индийским и китайским образцам, свидетельствуют о высоком уровне японской живописи того периода.

Перемещение в 794 году столицы в  Хэйан положило начало так называемому периоду Хэйан (IX-XII вв.). Это время, связанное с дальнейшим развитием феодализма, ознаменовалось углублением интереса к миру человеческих чувств, тягой к созданию более самобытных в национальном отношении художественных ценностей. Всвязи с появлением сект Тэндай и Сингон, отождествляющих Будду с самой природой, началось строительство монастырей не только в пределах столицы, но и в ее горных окрестностях. Храмы Энрякудри (782), Когобуди (816) и Муродзи (к. VIII-н.IX вв.) отличаются скромными размерами, интимным сочетанием зданий с природой, отсутствием регулярного плана. Сложнее и разветвленнее по тематике стали алтарные композиции. Пытаясь воспроизвести щедрость и бесконечное многообразие сил Вселенной, мастера включили в них ряд изображений многоликих и многоруких божеств – охранителей стран света, целителей от недугов. Раскрашенные в яркие цвета, эти деревянные статуи утратили былую величавую красоту и приобрели устрашающий облик. Для буддийской живописи особенно характерными стали символичеслие схемы мироздания – иконы-мандалы.

Мифология.

Наиболее древней системой ценностей  является миф. Японская мифология формируется под влиянием характерных для Японии природных условий. Климат Японии изменчив и переходит от умеренного в северной оконечности до субтропического на юге. Острова с обширными горными областями обильно наделены разнообразными природными красотами, к которым японцы были всегда восприимчивы. Самые ранние поэтические творения, навеянные красотой природы и выражающие гармоническое слияние человеческого бытия с его естественным окружением, свидетельствуют об этом. Более того, самые чувства, вызванные природой, выражаются с помощью переживаний человека. И все-таки степень персонификации в японской мифологии никогда не достигает того уровня, как, скажем, в исключительно антропоморфических мифах древней Греции. В японских мифах персонификация никогда не затемняет их истоков в реальном материальном мире, которые японцы по большей части хорошо сознают.

По мнению Якобсона В.А.(1977), представляет интерес также тот факт, что  в стране, где природные бедствия, такие, как тайфуны, землетрясения  и наводнения, случаются достаточно часто, взгляд самих японцев на природу всегда оставался кротким, сосредоточенным на ее спокойном состоянии и прелести гораздо более, чем на ее угрозах и бесчинствах. Нигде в японской мифологии не удается найти идею великой катастрофы, вечно угрожающих божеств природы. Фольклор дает примеры докучных, надоедливых и озорных духов, но не упоминает о всесильном и грозном божестве. Фактически японцы вообще воздерживались от персонификации катастроф и бедствий. Как правило, конфликты, происходящие в их мифологических повествованиях, лишены напряженности и, в отличие от греков с их любовью к высокой трагедии, развязка столкновений в японских мифах чаще всего обеспечивается духом компромисса. Такая позиция не вступает в противоречие со стремлением японцев к гармоническому существованию в той среде, в которой они живут.