Автор работы: Пользователь скрыл имя, 19 Ноября 2011 в 19:10, реферат
Вопрос о соотношении традиционной, элитарной и массовой культур стал на рубеже XX-XXI веков одним из наиболее актуальных. Он оказался напрямую связанным с целой совокупностью проблем - таких, как проблема сохранения идентичности в условиях культурной экспансии со стороны технически развитых стран, проблема специфики социокультурного развития в контексте информационно-технологического взрыва и влияния новых способов функционирования информации на человека и культуру, а также с рядом вопросов, касающихся развития самой народной культуры - в частности, возможности ее существования в новом информационном поле и в новых режимах
Характерно, что необычайно близко к «официальной» традиционной культуре находилась и советская массовая культура, которая пыталась имитировать народное творчество, тщательно собираемое, анализируемое, подвергаемое музеефикации и каталогизации. Песни в народном духе из репертуара многочисленных хоровых коллективов, фольклорные праздники, народные гуляния, воссоздаваемые народные обряды – все эти формы составляли специфику советского масскульта, ориентировавшегося на традиции, обычаи и ментальность русского народа. При этом собственно фольклор занял положение «неофициальной вытесненной культуры», в то же время, псевдо-фольклор, а, по существу, массовая культура, стал официальным и широко рекламируемым87.
Своеобразие советского масскульта также во многом было обусловлено доминированием традиционных, доиндустриальных, в том числе, религиозных, ценностей, тесно связанных и с социалистическими идеалами - коллективизмом, жертвенностью, аскетизмом и отрицанием достатка, индивидуального успеха, комфорта, стабильности и прочих атрибутов «мещанской» жизни. Картина мира, ценностная система, совокупность идеалов и их воплощение в конкретных образах, имеющих архетипический характер – все это содержание советской массовой культуры воспринималось как авторское, но близкое по духу народному, а часто – как подлинно народное.
Несмотря на интенсивное развитие советского масскульта, большинство отечественных исследователей88 при анализе проблемы соотношения массовой и народной культуры склонялось к выводу о том, что массовая культура есть атрибут исключительно буржуазного общества. Эта научная позиция определялась тем, что советская массовая культура существенно отличалась от западной - прежде всего, своим некоммерческим характером и высоким идеологическим потенциалом89. В советской исследовательской литературе доминировала точка зрения о том, что традиционная культура и массовая культура являются в определенном смысле антагонистами. Так, первая из них рассматривалась как не имеющая ничего общего с массовой, последняя же по своему содержанию и социальным функциям - как враждебная «подлинно народной культуре». Отмечалось, что первая и вторая различаются в отношении к традиции, где одна имеет «древние корни, уходящие вглубь веков» и отражает мечты, обычаи, склад характера того или иного народа, другая меняет вкусы и идеалы «с головокружительной быстротой в соответствии с потребностями моды»; народная культура всегда национальна, тогда как массовая - «космополитична, рассчитана на любые национальные характеры и вкусы»; наконец, массовая культура, в отличие от народной, псевдореалистична, основывается на мифах, иллюзиях, вымыслах и призывает не к познанию жизни, а бегству от нее90.
Сегодня же достаточно
Противопоставление традиционной, элитарной и массовой
в западной социально-философской литературе:
от
индустриальных –
к постиндустриальным
теориям
Оппозиция массовой и элитарной культур92 в качестве формулы, обладающей достаточным эвристическим потенциалом, существовала в западном научном сознании вплоть до появления концепций постиндустриального общества. Сама же эта дихотомия нашла законченное выражение в одной из первых дефиниций массовой культуры как порождения массового индустриального века, противостоящей элитарной культуре, представленной в статьях М. Хоркхаймера и Д. Макдональда. Начиная с 40-50-х годов XX века, после появления работ теоретиков Франкфуртской школы, а также после оформления теории индустриализма, ставшей вскоре одной из ведущих на Западе, в качестве объекта критики начинает выступать сам способ производства культуры, превращающейся в одну из отраслей экономики - «культурную индустрию». Характерно, что в данное время традиционная культура в поле интереса авторов не попадает как не соответствующая критике масскульта и механизма производства массовизированного индивида, как не отвечающая задачам обличения «культуриндустрии».
Качественно новый этап осмысления культуры был ознаменован появлением работ К. Манхейма, продолжающих традицию, заложенную Ортегой-и-Гассетом. В его работах, а также в трудах Э. Ледерера и Х. Арендт процессы омассовления общества, нарастающей деиндивидуализации, превращения массовой культуры в ведущую культурную форму рассматривались как предпосылки изменения политического строя, возникновения различных форм тоталитаризма93. В работах немецких философов и социологов утверждалась отрицательная и разрушительная роль масс в истории, масса рассматривалась в качестве социальной опоры всех диктатур.94 Причиной их возникновения, по мнению исследователей, является социальная дестратификация общества, превалирование в нем аморфной бесклассовой массы, легко увлекающейся пропагандой, в то время, как индивидуальные права и свободы личности могут обеспечиваться только в обществе, разделенном на классы. Это общество характеризуется высоким уровнем разделения труда и функциональной рационализацией, при которой человек массы должен работать, а создание культурных ценностей является уделом элиты – гармонически развитых, творческих личностей, обладающих потенциалом свободного времени95.
«Побочным продуктом» «негативной демократизации»96, по мнению Манхейма, становится появление человека с «диспропорциональным» развитием «духа», который «узнает, как пользоваться прессой, радиовещанием и всеми остальными средствами для господства над душами людей, которые предоставило ему демократическое общество; с помощью этих технических средств он придает людям свой образ и тем самым увеличивает этот тип человека в миллион раз»97. Этот процесс массовизации культуры Манхейм связывал с социальными трансформациями не только массы, но и элиты. Обращаясь к проблеме высокой культуры, исследователь отмечал, что изменение ее статуса в обществе связано с увеличением числа элитарных групп, утратой их обособленности, а затем – и взаимной нейтрализацией. Кроме того, в массовой демократии изменяются формы отбора элитарных групп, где принцип отбора по крови, по владению и по достигнутому успеху либо нейтрализуются иными принципами, либо превращаются в свою противоположность98. Подобное размывание элиты как носителя ценностей высокой культуры естественным следствием имеет и понижение уровня этой культуры, которая вступает в процесс диффузии с массовой. И несмотря на то, что эти информационные потоки направлены от элиты к массе, тем не менее, растущая жажда власти посредством распространения новых импульсов, которые подхватываются широкими массами не в их объективно сложившейся форме, а в качестве «простых возбудителей», приводит к угасанию творческого терпения и стремления к совершенству99.
С 50-х годов, когда Ароном в его лекциях в Сорбонне (1956-59 гг.) и Ростоу в книге «Стадии экономического роста. Некоммунистический манифест» была сформулирована и стала одной из ведущих на Западе теория индустриализма, массовая культура стала рассматриваться как феномен массового индустриального общества. Для исследований этого периода основным направлением становится критика различных аспектов буржуазного общества: экономического, политического и социального отчуждения, распространения стандартизированной массовой культуры и конформизм порождаемого данной культурой человека – «человека-локатора» (Д. Рисмен), «одномерного человека» (Г. Маркузе), «самоотчужденной личности» (Э. Фромм).
По мнению Э. Фромма, экономическая деятельность в современном обществе принципиально изменила свою направленность – если в эпоху Средневековья она носила инструментальный характер, то при капитализме коммерческий успех стал самоцелью, а человек при этом превратился в «деталь гигантской экономической машины»100, по отношению к которой человек бесконечно ничтожен. Именно для преодоления этой ничтожности человек нуждается в различных способах ухода от действительности, лучшим из которых и является массовая культура с ее рекреационным потенциалом и активностью компенсаторных механизмов. При подобном «автоматизирующем конформизме» индивид, усваивая тип личности, предлагаемый ему общепринятым шаблоном, перестает быть собой и становится одним из многих унифицированных личностных подобий101. В концепции Г. Маркузе102 центральным является положение о «тотальной» форме господства «организованного общества» над человеком, приобретающим конформистски-потребительскую идеологию и, составляющим вместе с другими «молчаливое большинство». Для Д. Рисмена основное изменение качественных параметров человека связано с переориентацией его внутренней событийности на внешнюю, что проявляется в потребности не выделяться из окружающего мира и действовать в соответствии с окружающим миром – то есть, жить так, как может жить человек, управляемый радаром, и выступать, соответственно, как «человек-локатор»103.
Феномен формирования нового способа производства культуры, превращающейся в одну из отраслей экономики, был обозначен термином «индустрия культуры»104, введенным в научную практику теоретиками Франкфуртской школы Т. Адорно и М. Хоркхаймером в «Диалектике просвещения» (1947). Авторы отмечали, что аутентичный опыт, естественный для подлинной культуры, в ее деградированном, коммерческом, варианте оказывается невозможным. Индустриальный способ производства культурной продукции отнял у нее уникальность, заменив ее дублированием, сериализацией, стандартизацией. Интерпретация культуры, предложенная франкфуртскими философами, во многом развивала предложенную А. Грамши и Л. Альтюссером, которые в современной массовой культуре видели форму как идеологии, так и социально-психологического феномена. Термин «культурная индустрия» был встречен неоднозначно и, несмотря на его теоретическое обоснование в статье Адорно «Телевидение как образец массовой культуры»105, содержащей, как и многие его фундаментальные работы, критику коммерческого «массового» искусства, формирующего сознание, неспособное к осуществлению своей собственной саморефлексии, подверглось многочисленным аксиологическим интерпретациям. Идеи Т. Адорно, М. Хоркхаймера, Э. Фромма, Г. Маркузе нашли последующее развитие и в 1980-е годы, где экспоненциальное увеличение средств на производство культуры, действительно позволяющее говорить о культуре как об одной из наиболее прибыльных отраслей экономики, стало восприниматься в качестве «вызова для будущего культуры»106.
Новая
эра в понимании
И в европейском варианте постиндустриализма, представляющем радикальное направление развития постиндустриального общества (А. Турен, Ж. Фурастье), и в американском, либеральном (Д.К. Гэлбрейт, К. Боулдинг, Г. Кан, Э. Тоффлер, З. Бжезинский), постиндустриальное общество рассматривалось как детерминированное не столько экономическими, сколько социальными и культурными факторами, формирующее особый стиль мировосприятия и мышления, свободный от идеологической интерпретации и задаваемых извне пределов творческой активности. В рамках этих концепций значительное внимание уделялось проблемам соотношения массовой и элитарной культур, первая из которых трактовалась как образование, создающее определенную социальную и культурную гомогенность, где стандартизация и унификация выступают в качестве признаков демократизации и равенства возможностей.
Характерно, что в рамках американской науки проблема конвергенции культур вызывает интерес и к традиционной культуре. Однако решается он весьма специфически, непосредственно увязываясь с вопросом о корнях, истоках и истории. Желание заполнить вакуум историчности привело к своеобразному отношению к прошлому и традиции, которое, в частности, объясняет достаточно специфическое понимание традиционной культуры. Это понимание демонстрирует, к примеру, американский исследователь массовой культуры, профессор социологии Колумбийского университета Г. Гэнс, чья концепция массовой культуры обсуждалась в отечественной философской литературе еще в 70-е годы XX века. Трактовка же Гэнсом традиционной культуры не комментировалось. Между тем, для решения проблемы соотношения традиционной, элитарной и массовой культур она оказывается весьма репрезентативной, позволяя вскрыть всю специфику подхода западных исследователей к данным феноменам. Позиция Гэнса по отношению к традиционной культуре весьма специфична. Автор рассматривает ее как искусственно воссозданный конструкт, имеющий не только символическое, но и коммерческое содержание. Эту культуру создают переселенцы или эмигранты для помощи нецивилизованному коренному населению, которые начинают осознавать значение своего традиционного искусства – картины, скульптуру, предметы декоративно-прикладного значения – и ставят их производство на поток 108.
Исходя из тезиса о конвергенции культуры, западные исследователи начали интерпретировать и соотношение традиционной, элитарной и массовой культур, стремясь нивелировать разрыв между ними за счет введения понятия «популярная культура». Так, Браун выделяет четыре сферы культуры: элитарную, популярную, массовую, фольклорную (традиционную). В границах этого понимания Г. Гэнсом и была предложена концепция культуры как включающей высокую (или элитарную - elite, high), народную (folk) и массовую (mass) (она же - низкая (low) или популярная (popular)). Термин «массовая культура» начинает часто заменятьcя близким ему этимологически, но принципиально иным по значению, термином «поп-культура». В подобном контексте термины «популярный», «массовый» и «народный» - становятся родственными по значению, равноупотребительными, отражая тенденции к сращиванию культур в постиндустриальном обществе.