Миф и его альтернативы в культуре

Миф не есть ни схема, ни аллегория, но символ. Нужно, однако, сказать, что  символический слой в мифе может  быть очень сложным. Это особенно интересно потому, что одна и та же выразительная форма, смотря по способу  соотношения с другими смысловыми выразительными и вещественными  формами, может быть и символом, и  схемой, и аллегорией. Поэтому анализ данного мифа должен вскрыть, что  в нем есть символ, что схема  и что аллегория и с каких  точек зрения.

Миф не есть поэтическое  произведение.

Нечего и говорить о  том, что отождествление мифологии  и поэзии тоже одно из коренных убеждений  огромной части исследователей. Начиная  с Я. Гримма очень многие понимают мифы как поэтические метафоры первобытного образного мышления. Вопрос об отношении  мифологии поэзии действительно  весьма запутанный вопрос. Сходство того и другого бросается в глаза  гораздо скорее, чем различие. Чтобы  не сбиться в сравнительном анализе  мифического и поэтического образа, укажем сначала главнейшие черты  сходства. Это даст возможность более  ярко разграничить обе сферы.

Должно быть ясно, что  мифический и поэтический образ  суть оба виды выразительной формы  вообще. Выражение – арена встречи  двух энергий, из глубины и извне, и в их взаимообщении в некоем целом и неделимом образе, который  сразу есть и то, и другое, так  что уже нельзя решить, где “внутреннее” и “внешнее”. Слово всегда выразительно. Оно всегда есть выражение и понимание, а не просто вещь или смысл. Таков  же и миф. Миф или прямо словесен, или словесность его скрыта, но он всегда выразителен.

Мифология и поэзия –  суть в одинаковой мере интеллигенция, то есть это не только выражение, но и одушевленное одухотворенное выражение. Всякая поэтическая форма всегда есть нечто одухотворенное, она есть изнутри видимая жизнь.

И поэтическое, и мифическое бытие есть бытие непосредственное, невыводное. Образ и в поэзии, и в мифологии не нуждается  ни в какой логической системе, ни в какой науке, философии или  вообще теории. Он – наглядно и непосредственно  видим. Выражение дано в живых  ликах и лицах и надо только смотреть и видеть, чтобы понимать.

Некоторое относительное  сходство можно находить в общем  признаке отрешенности. Однако это  как раз та область, где мифология  и поэзия расходятся между собой принципиально и окончательно, и поэтому надо быть осторожным в установлении сходства.

Миф не есть специально религиозное  создание.

Это отграничение весьма существенно. Как популярное, так и научное  сознание довольно слабо разграничивает эти понятия и часто совершенно без оговорок употребляет одного вместо другого. Тут залегает, однако, существенное различие, и надо уметь  его формулировать. Расхождение  обеих сфер станет яснее, если принять  во внимание их сходство. Непререкаемое  сходство мифологии и религии  заключается в том, что обе  эти сферы суть сферы бытия  личностного. Относительно религии  тут не может быть сомнений, ни с  популярной, ни с научной точки  зрения. Религия и мифология –  обе живут самоутверждением личности. В религии личность ищет утешения, оправдания, очищения и даже спасения. В мифе личность также старается  проявиться, высказать себя, иметь  какую-то свою историю. Эта общая  личностная основа делает заметным и  расхождение обеих сфер. Действительно, в религии мы находим какое-то особое, специфическое, самоутверждение  личности. Это какое-то принципиальное самоутверждение себя в своей  последней основе, в своих исконных бытийственных корнях. А миф как  таковой, чистая мифичность как таковая  – отнюдь не должны быть во что бы то ни стало принципиально религиозными. Так, религия всегда живет вопросами  о грехопадении, искуплении, спасении, грехе, оправдании, очищении и т.д. Может  ли миф существовать без этих проблем? Конечно, и тому в подтверждение  есть множество примеров. Религия  привносит в миф только некое  специфическое содержание, которое  и делает его религиозным мифом, но самая структура мифа совершенно не зависит от того, будет ли она  наполнена религиозным или иным содержанием.

Миф не есть догмат.

В это отождествление легко  впасть после вышеописанного отграничения мифа от религии. В самом деле, миф  не есть сама личность, но ее изображение, ее лик, ее форма и образ, ее начертание. Не есть ли он в таком случае догмат? Догмат ведь как раз фиксирует  смысловое, энергийное содержание религии. Он есть форма и начертание постижений и достижений, данных в религии. Этого  рассуждения необходимо избегать.

Миф не есть догмат по одному тому, что миф как таковой, чистый миф не есть вообще религия. Догмат предполагает некоторый минимум  религиозного опыта, в то время как  миф может существовать вне всякой религии (например, в науке или  искусстве).

Миф не есть догмат, потому что  последний есть всегда уже определенного  рода рефлексия над религиозным  опытом и, может быть, над религиозным  мифом. Миф же ни в каком смысле не есть какая-нибудь рефлексия. Он всегда некая явленность, непосредственная и наивная действительность, видимая и осязаемая изваянность жизни.

Миф не есть догмат, потому что  догмат есть не только рефлектированный, но и абсолютизированный миф. Догмат возможен всегда только как оценка и ценность прежде всего. Это есть утвержденность вечных истин, противостоящих всякому вещественному, временному и историческому протеканию явлений. В противоположность этому миф  часто фактичен и историчен.

Итак, миф не есть догмат, но – история. Энергийное, смысловое  или феноменальное проявление и  становление бытия личностного  в мифе есть становление историческое. Другими словами, миф есть личностное бытие, данное исторически.

Миф нашего времени.

Миф, т.е. специфически обобщенные отражения действительности выступающие  в форме чувственных представлений  и фантастических одушевленных существ, всегда играл значительную роль в  религии и религиозной философии.

Для XX века большое значение приобретает политический миф, ведущий  к санкранизации государства, "нации", расы", и т.д., что с наибольшей полнотой появилось в идеологии  фашизма. Причем используемый миф оказывается  то традиционно религиозным, как  древнегерманская мифология; то сконструированным  в рамках буржуазной философии; то демагогически  абсолютизированной реальной общностью, как "нация", "народ" и др.

Некоторые особенности мифологического  мышления могут сохраняться в  массовом сознании наряду с элементами философского и научного знания, строгой  научной логикой.

При некоторых условиях массовое сознание может служить почвой для  распространения "социального" или "политического" мифа, но в целом  мифология как ступень сознания исторически изжила себя. В развитом цивилизованном обществе мифология  может сохраняться не только фрагментарно, спорадически на некоторых уровнях.

Различные формы общественного  сознания и после окончательного выделения из мифологии продолжали пользоваться мифом как своим "языком", расширяя и по новому толкуя мифологические символы. В частности, в XX веке наблюдается  также сознательно обращение  некоторых направлений литературы к мифологии (Дж. Джойс, Т. Манн, Ж. Котто  и др.), причем имеет место как  переосмысление различных традиционных мифов, так и мифотворчество –  создание собственных поэтических  символов.

Заключение.

Итак, целая эпоха духовной жизни человечества, формирование и  расцвет древних цивилизаций  была царством мифа, созданного воображением человека. Воображение – великий  дар природы, драгоценное качество людей, их творческая энергия. Оно создало  “Илиаду” и “Рамаяну”, “Эпос о  Гильгамеше” и “Энеиду”. Оно  создало Парфенон и величественные египетские пирамиды, ибо, до того как  строители своими руками возвели  их и сделали фактом реальности, они уже жили в мечте, в воображении  архитектора.

Воображение древнего человека создало царство мифа. Люди искали ответы на волнующие их философские  вопросы, пытались разгадать загадки  Вселенной, человека и самой жизни. Когда действительность не давала ответа, на помощь приходило воображение. Оно  же удовлетворяло и эстетические потребности людей.

Миф – не сказка. Сказка –  вымысел и осознается как вымысел, увлекая человека мечтой об иной действительности. Миф отождествляет мечту с  реальностью. Сказка – дитя уже более  поздней эпохи. Миф – древнее. Он не мирится с сомнением. Человек, создавая его, как бы осуществлял  свое абсолютное знание истины. Кто  из современников Гомера мог сомневаться  в реальности Зевса? Кто из древних  индийцев осмелился бы оспаривать существование  грозного Шивы? Мир мифа был вне  сомнений.

Древнее искусство – царство  идеальных героев. Мечта создавала  образец человека в его лучшем, совершенном проявлении. В какой-то степени это был пример для  подражания. Александр Македонский, возя с собой в походы “Илиаду” Гомера, уподоблял себя Ахиллесу.

Людские сообщества нуждались  в сильных героических личностях, способных бороться и побеждать  врагов рода, племени, народа, и мечта, воображение создали таких героев, очищавших мир от скверны, подобных Гераклу, совершившему двенадцать подвигов, или Раме, убившему чудовище Равану, что похищал женщин, пожирал все  живое и разорял земли.

Идеальные герои, жертвуя  собой, искали чуда, дабы избавить людей  от вековечных бед, подобно Гильгамешу, отправившемуся на край света за цветком  бессмертия. И этот их подвиг славили  поэты.

Легенды о героях легли  в основу эпических сказаний древности. Античная культура венчает богатейшие древние цивилизации. В ней уже  возникли черты иного мировоззрения. Научная мысль уже начала разрушать  то наивное, полное восторгов и страхов  мировосприятие, которое отразилось в мифах, в древних языческих  религиях.

Мир переменился. Давно уже  замолкли боги и герои, оживлявшие воображение  древних народов, но, воплощенные  в литературных образах, они волнуют  нас как вечная и неугасимая мечта  о прекрасном.

Мифология древнего мира –  великая сокровищница созданий человеческого  гения.