Понятие "Культура" в концепции Шпенглера

неизбежная судьба культуры, Будущий  Запад  не  есть  безграничное  движение

вперёд  и  вверх,  по  линии  наших  идеалов...  Современность   есть   фаза

цивилизации,  а  не  культуры.  В  связи  с  этим  отпадает  ряд   жизненных

содержаний как  невозможных... Как только  цель  достигнута,  и  вся  полнота

внутренних возможностей завершена и осуществлена  вовне,  культура  внезапно

коченеет, она  отмирает, её кровь  свёртывается,  силы  надламываются  -  она

становится цивилизацией. И она,  огромное  засохшее  дерево  в первобытном

лесу, ещё многие столетия может топорщить свои гнилые сучья”.[3]

      Так было с Египтом, Китаем, Индией и с миром ислама. Так   торчала,  по

словам Шпенглера, исполинская по территории античная  цивилизация  имперской

эпохи, с виду исполненная юношеской силы, заглушая  собой  мировую  арабскую

культуру востока.

      “Каждая культура проходит возрастные  ступени  отдельного  человека.  У

каждой есть своё детство, своя юность, своя возмужалость и старость”.[4]

      “Чем более приближается культура  к полудню своего  существования,  тем

более мужественным, резким, властным, насыщенным становится ее  окончательно

утвердившийся язык форм, тем  увереннее  становится  она  в  ощущении  своей

силы, тем яснее  становятся ее черты. В раннем периоде  все  это  еще  темно,

смутно, в искании,  полно  тоскливым  стремлением  и  одновременно  боязнью…

Наконец  при  наступлении  старости  начинающейся  цивилизации,  огонь  души

угасает. Угасающие  силы еще раз делают попытку, с  половинным  успехом  –  в

классицизме,  родственном  всякой  умирающей  культуре  –  проявить  себя  в

творчестве большого размаха; душа еще раз с грустью  вспоминает  в  романтике

о своем детстве. Наконец, усталая, вялая  и  остывшая,  она  теряет  радость

бытия и стремится  – как в римскую эпоху –  из тысячелетнего света  обратно  в

потемки перводушевной  мистики, назад в материнское  лоно, в могилу…”[5]

      В чём  же  различия  между   культурой  и  цивилизацией?  Очень  хорошо

различия между  ними  сформулировал  Н.  Бердяев.  Он  был  солидарен  с  О.

Шпенглером, который  “признал цивилизацию роком   всякой  культуры.  Культура

не развивается  бесконечно. Она несёт в себе семя  смерти.  В  ней  заключены

начала, которые  неотвратимо влекут её к  цивилизации.  Цивилизация  же  есть

смерть  духа  культуры…   динамичное   движение   внутри   культуры   с   её

кристаллизованными  формами неотвратимо влечёт к  выходу за пределы  культуры.

На этих путях  свершается переход  культуры  к  цивилизации”.  Чем  объяснить

такую глубокую метаморфозу? “Культура, - отмечал Бердяев, - есть  творческая

деятельность  человека.  В  культуре  творчество  человека   получает   свою

объективацию”. Цивилизация же “есть переход  от культуры, от  созерцания,  от

творчества ценностей  к самой жизни”. И, наконец: “Культура -  религиозна  по

своей основе, цивилизация  – безрелигиозна... Культура происходит от  культа,

она связана  с  культом  предков,  она  невозможна  без  священных  преданий.

Цивилизация есть воля к могуществу, к устроению поверхности земли.  Культура

-  национальна.  Цивилизация  -  интернациональна.  Культура  -   органична.

Цивилизация - механична. Культура основана  на  неравенстве,  на  качествах.

Цивилизация проникнута стремлением к равенству, она  хочет  обосноваться  на

количествах. Культура - аристократична. Цивилизация - демократична”. 

Цивилизация как  гибель культуры

      Почему же  цивилизация,  несущая   человеку  социальное  и  техническое

благоустройство жизни, вызывает у Шпенглера ощущение гибели  культуры?  Ведь

сохраняются  прекрасные  произведения  искусства,  научные  достижения,  мир

культурных  символов.  Но  Шпенглер  увидел  более  глубокую  и  неочевидную

сторону  дела.  Культура  жива  до  тех  пор,  пока  она  сохраняет  глубоко

интимную, сокровенную связь с человеческой душой.  Душа  культуры  живёт  не

сама по себе, а лишь в душах людей, живущих  смыслами  и  ценностями  данной

культуры. “Всякое  искусство смертно, не  только  отдельные  творения,  но  и

сами искусства.  Настанет  день,  когда  перестанут  существовать  последний

портрет Рембрандта и последний такт моцартовской музыки - хотя  раскрашенный

холст и нотный лист, возможно, и останутся, так  как исчезнет последний  глаз

и последнее  ухо, которым был доступен язык их форм. Преходяща  любая  мысль,

любая  вера,  любая  наука,  стоит   только   угаснуть   умам,   которые   с

необходимостью  ощущали миры своих “вечных истин” как истинные”.[6]

      Если культура перестанет притягивать  и вдохновлять человеческие  души,

она обречена.  Отсюда  Шпенглер  видит  опасность,  которую  несёт  с  собой

цивилизация. Нет  ничего  дурного  в  благоустройстве  жизни,  но  когда  оно

поглощает человека целиком, то на культуру уже не остаётся душевных сил.  Он

ничего  не  имеет  против  удобств   и   достижений  цивилизации,   но   он

предупреждает против цивилизации, вытесняющей подлинную  культуру:  “Культура

и цивилизация - это живое тело душевности и её мумия”.[7]

      Шпенглер не отрицает цивилизацию,  но он и  не  “человек  цивилизации”,

способный откинуть в сторону старый  “культурный хлам” ради  того,  чтобы

уютно  чувствовать  себя  в  мире  обыденных  забот.  Отсюда  вытекает   его

двойственное  мироощущение,  которое  блестяще  охарактеризовал  Н.  Бердяев:

“Своеобразие  Шпенглера в том, что ещё не было человека цивилизации с таким

сознанием, как  Шпенглер, печальным  сознанием  неотвратимого  заката  старой

культуры, который  обладал бы такой чуткостью и  таким даром  проникновения  в

культуры прошлого. Цивилизаторское самочувствие и  самосознание  Шпенглера  в

корне противоречиво  и раздвоено. В нём нет цивилизаторского  самодовольства,

нет этой веры в  абсолютное превосходство  своей  эпохи  над  предшествующими

поколениями и  эпохами. Шпенглер слишком хорошо всё  понимает.  Он  не  новый

человек цивилизации, он - человек старой европейской культуры.

      Для  Шпенглера  в  современном   мире  культура  сохраняется   лишь   в

крестьянстве,  которое  подвергается  давлению   со   стороны   цивилизации.

“Крестьянство, связанное корнями своими с самой  почвой, живущее вне стен

больших городов, которые отныне – скептические, практические,  искусственные

– одни являются представителями цивилизации, это  крестьянство уже не идет  в

счет. “Народом”  теперь считается городское население, неорганическая  масса,

нечто текучее. Крестьянин отнюдь не демократ - ведь это понятие так же  есть

часть механического  городского существования –  следовательно,  крестьянином

пренебрегают, осмеивают,  презирают  и  ненавидят  его.  После  исчезновения

старых  сословий,  дворянства и духовенства,  он   является   единственным

органическим  человеком, единственным сохранившимся  пережитком культуры”.[8]

Заключение

      Закат Европы ознаменовался победой  техники  над  духовностью,  мировых

городов над  провинцией,  плебейской  морали  над  трагической.  “Жизнь  была

чисто органической, необходимейшим и осуществленным выражением души:  теперь

она становится неорганической, бездушной, подчиненной  опеке  рассудка.  Это

признавали –  и тут лежит наиболее типическая ошибка самочувствования  всякой

цивилизации  –  как  некоторое  завершение.  Однако  этот  дух  человечества

мировых городов  являет  собой  отнюдь  не  возвышение  душевной  стихии,  а

некоторый остаток, который обнаруживается после того, как  вся  органическая

полнота остального умерла и распалась”.[9]

      Культура не способна развиваться  вечно по единой, универсальной  схеме.

В ее развитии наступают  сложности,  коллизийные  феномены.  Они  могут,  по

мнению Шпенглера,  свидетельствовать  только  об  истечении  времени  данной

культуры.

      Далеко не все в культурологической  теории Шпенглера правильно, но  его

предостережение  о  том,  сто  массовая  бездуховная   враждебна   культуре,

остается актуальным и по сей день.