Советская культура как феномен массовой культуры

Содержание

Введение………………………………………………………………………….3

1. Советская модель массового общества и культуры……………………….4

2. Кризис социально-культурной идентичности……………………………..10

Заключение……………………………………………………………………...14

Список использованной литературы…………………………………………16

Введение

В истории человечества культура возникает в тот момент, когда человек утрачивает инстинктивную программу поведения. Чтобы выжить, он должен был создать новую, уже не природную среду обитания, новую экологическую нишу - культуру. Культура в этом случае выступает как механизм адаптации человека к миру. С этого момента культура противостоит природе как искусственное создание человека. К выработке такого механизма оказалась способной лишь та ветвь наших предков, которая смогла развить сознание - разум. Между деятельностью человека и культурой существует органическая связь. Человеческая деятельность преобразует окружающий мир, создает культуру. Вступая в жизнь, человек должен овладеть тем уровнем деятельности, который достигнут обществом. А это и есть овладение культурой. Отдельный человек в своем индивидуальном развитии в свернутом виде проходит все ступени развития культуры, которое раньше прошло все человечество. Культура стала механизмом социальной наследственности, поскольку социальный опыт не передается биологическим путем. Она есть социальная память. В то же время культура как часть природы обладает космическим значением. Она - закономерный результат космического развития, положительное направление мирового процесса, противоположного росту энтропии.

Тема массового общества очень актуальна для современной России. Общество испытывает шок от столкновения с массовой культурой в ее западном, «вестернизированном» варианте. Обозначился разрыв между развитием теории и запросами социальной практики. Отстает подготовка квалифицированных работников средств массовой информации и общественных учреждений, ученых, педагогов — которые могли бы с уверенностью работать в таких новых областях, как коммуникативные технологии, информатика, реклама, компьютерное искусство, дистанционное образование и др. Не определен и статус специалистов, занятых данными видами деятельности.

По ряду причин сами термины «массовое общество», «массовая культура» еще не обрели устойчивое научное значение. Хотя в литературе имеется немало работ, посвященных отдельным историческим и теоретическим аспектам данной темы[1], однако недостает основанных на отечественных материалах фундаментальных исследований, которые давали бы целостную картину развития массовых процессов в прошлом и теперь.

Важнейшей среди множества других научных задач сегодня представляется задача разработки теоретического, социально-философского инструментария, с которым исследователи могли бы подходить к изучению массовых процессов в России.

1. Советская модель массового общества и культуры

После Октябрьской революции, особенно в 20-30-е гг., процессы «омассовления» в обществе развернулись на качественно и количественно новой основе. Решающую роль при этом сыграли два обстоятельства. Первым из них явилось изменение общественно-политического строя и режима власти, провозгласившей себя «властью масс», рабочих и беднейших крестьян. В отличие от западной массовой культуры, опиравшейся, в первую очередь, на «средний класс» и выражавшей его потребности, в советской России массовая культура социально ориентировалась на потребности «низшего класса». Отвергался набор ценностей западного общества - достаток, индивидуальный успех, комфорт, благополучие семьи, стабильность, порядок - которые были объявлены исторически бесперспективными, «мещанскими». С другой стороны, этот тип массовой культуры был густо замешан на ценностях доиндустриального, традиционного общества, таких как уравнительное распределение, коллективизм, трудовая взаимопомощь, жертвенный аскетизм и пр. Конечно, в СССР создавалась своя профессиональная и политическая элита, включавшая высокооплачиваемых работников культуры, инженеров, летчиков, профессуру, коммунистический чиновников. Они-то, в действительности, и были подлинными эпигонами и потребителями советской массовой культуры, — специфической заменой «среднего класса»[2]. Однако экономическое, социальное положение этих групп было крайне неустойчивым. Полностью завися от властей, они подвергались систематическим «чисткам» и репрессиям вплоть до физического уничтожения. А поскольку многие представители так называемой советской интеллигенции имели генеалогические связи с дореволюционными «эксплуататорскими» классами, то они вдобавок ко всем прочим социальным унижениям должны были надевать на себя ханжескую маску «пролетариев умственного труда».

Другим важным обстоятельством, ускорившим процесс формирования массового общества, стала начавшаяся в конце 20-х годов «индустриализация» страны. В ее ходе были задействованы новые технические факторы: конвейерное производство, промышленное домостроение, автомобили, радио, авиация и пр. Конечно, советские массовые технологии целиком зависели от европейских и американских образцов. (Благо, что отказ от участия в международных соглашениях по авторским правам позволял беззастенчиво красть достижения западной технической мысли!) Указанные новшества применялись первым делом в общественно-государственной и военной сферах и уже во вторую — в бытовой. По уровню технического прогресса Советы, в целом, уступали Западу, но в некоторых областях, техника применялась весьма эффективно.

Важно отметить, что сходство технических решений в ряде случаев обусловливало сходство внешних атрибутов стиля жизни, а также экспрессивных форм в искусстве (пресловутый «советский фордизм», оформление массовых празднеств, «производственный роман», конструктивизм в архитектуре и т.п.). Впечатляющие примеры «совпадений» такого рода можно было наблюдать на международной выставке «Москва — Берлин», проходившей в 1990 г. в Государственном музее изобразительных искусств им. Пушкина[3]. Близость к миру техники в Советской России считалась престижной. Создавалась характерная массовая мифология, в которой символические образы машин выступали одновременно как символы власти и успеха. Смешение индустриальных и политико-агитационных мотивов давало оригинальные образцы массового оформительского искусства. Например, во время уличных шествий ленинградские рабочие демонстрировали трехметровый сапог «Скорохода», под каблуком которого корчился «буржуй», или «Антанту», усаженную в огромную галошу с клеймом «Красного треугольника». Даже сакраментальная «Лампочка Ильича» не была отвлеченной метафорой — над головой плакатного вождя разливался электрический свет, наподобие нимба[4].

В эти годы в Советской России зарождается то, что можно было бы рассматривать как предтечу современного искусства PR, то есть социальной технологии управления массами. На историческую сцену выходит множество людей, которые, не будучи ни артистами, ни писателями, ни художниками, повсюду вмешивались и всеми порывались командовать. Массовик-затейник (по большей части местный профсоюзный активист) брал под контроль не только развлечения, но и всю повседневную жизнь. Издавались сотни журналов и брошюр с названиями типа «Массовик», «Массовый организатор», «Массовая культурно-просветительская работа». В советском обществе шел активнейший процесс зарождения и «приручения» массы[5]. В этом процессе, направлявшемся «сверху» большевистской политической элитой, активно участвовали и непосредственные социальные «низы», особенно молодежь.

В 40-50-е гг. процессы «массовизации» общества протекали с не меньшей интенсивностью. Оглядываясь на прошлое, невольно задаешь себе вопрос: не был ли головокружительный «роман» с марксистской идеологией, «научным» социализмом, художественным методом «социалистического реализма» и пр. — одним из вариантов модернизационной стратегии, породившей в конечном итоге своеобразный и отнюдь не совершенный тип массового общества? Можно спорить о цене, которая была заплачена за данный социальный эксперимент, о степени его гуманности или соответствия тенденциям мирового развития. Однако приходится признать, что советская эпоха не была простым «провалом» в истории, ибо кроме разрушительных задач она выполнила и эту созидательную миссию.

Подводя итог указанному историческому периоду, можно было бы сказать, что в СССР было создано массовое общество мобилизационного типа и соответствующая этому обществу массовая, или популярная, культура. По некоторым социальным параметрам она сближалась с западной, например, германской, американской (голливудской») культурой, по другим — разительно от нее отличалась. Попутно заметим, что массовое общество без демократии и гарантии прав личности как раз и называется — тоталитаризм[6].

Очень интересно проследить, как в официальных советских документах и газетных публикациях менялось отношение к понятиям «масса», «массовая культура». Стоит напомнить, что в дореволюционную эпоху эти термины совсем не употреблялись: чаще писали о «народности» в искусстве, «народной культуре». В 20-30-е гг. отношение к ним кардинально меняется. Понятия «масса», «пролетарская масса» употреблялись с положительным знаком. Эталоном такого словоупотребления стали широко известные в те времена ленинские слова: «Революционные массы — локомотивы истории», «Массы заслуживают больше, чем зрелищ» и т.п. (Здесь «массовое» = «нашенское», рабоче-крестьянское!) В писательских кругах, близких к руководству Пролеткульта, даже считалось хорошим тоном противопоставлять понятие «массы» понятию «народ», которое считалось недостаточно «классово заостренным», насквозь буржуазным. Ведь главным представителем народа в тогдашней России было крестьянство, а в каждом крестьянине, согласно большевистской логике, уживаются две натуры: труженик и собственник (читай — «капиталист»!)

Следуя этой логике, пролеткультовские лидеры травили С. Есенина и других крестьянских поэтов, формировали «революционный» репертуар театров, отбирали картины для художественных выставок. Очевидно, данная игра словами имела в своей подоснове политические мотивы — борьбу за господствующие позиции в управлении культурой (в частности, между сторонниками Н. Бухарина и троцкистами)[7]. В результате ряда последовательных разгромов и «прочисток мозгов» установилась амбивалентная система понятий. Были легализованы термины «массовая песня», «массовая эстрада», «советские массовые праздники», но термин «массовая культура», как обобщающая категория, использовался только в негативном смысле и применялся к «капиталистическому» обществу[8].

В качестве особого исторического рубежа необходимо выделить период 60-х — 70-х гг. Его иногда называют «периодом застоя», имея в виду склеротические симптомы, наблюдавшиеся в экономике и политике, но в интересующем нас аспекте, такая характеристика совершенно не подходит. Наоборот, в этот период происходили очень важные изменения: завершался переход от традиционного доиндустриального типа общества — к массовому индустриальному, от тоталитарного (мобилизационного) типа - к потребительскому.

В середине 60-х гг. в СССР сравнялась численность сельского и городского населения. В широких масштабах велось типовое индустриальное жилищное строительство, давшее возможность расселять коммунальные квартиры. Развивалось массовое телевещание, сначала черно-белое, а потом и цветное. В семьях рабочих и служащих появились такие предметы бытовой техники, как холодильники, стиральные машины, радиолы и магнитофоны, а в некоторых наиболее обеспеченных - личный автотранспорт. Все это делало население более автономным от коммунально-коллективистской сферы, а с другой стороны — более зависимым от рынка товаров массового потребления. Возникли и новые формы культурного проведения досуга: туризм, любительская фотография, молодежные и артистические кафе, клубы по интересам. Образовывались своеобразные зоны дистанцирования от публичного пространства власти, с характерными для них социолектами, символикой и ритуалами, например, широко известный КСП - Клуб Самодеятельной Песни. Такое замечательное явление, как творчество В. Высоцкого, также невозможно правильно понять и оценить, не принимая во внимание изменений, происходивших в бытовом укладе и массовом сознании советских людей.

Опираясь на выводы западных исследователей, в частности П. Бурдье, все эти факты можно истолковать в определенном смысле — как свидетельства формирования ориентированного на «средний класс» и рыночную экономику общества массового потребления[9]. В 60-70-е гг. в Советском Союзе, фактически, этот процесс зашел уже далеко, хотя ни в каких статистических сводках и официальных документах он не фиксировался. Указанные изменения создавали значительные трудности для советских лидеров, которые в глазах миллионов людей утрачивали былой ореол духовных вождей, превращаясь в заурядных распределителей материальных благ. Несмотря на яростные филиппики против «потребительства» и мещанства, звучавшие почти в каждом выступлении Н. Хрущева и Л. Брежнева, уравнительно-аскетический идеал бесповоротно терял свою привлекательность. И все это происходило на фоне демонстрационного эффекта западного (потребительского) образа жизни, с которым советские люди стали активно знакомиться со времен первых московских международных фестивалей и промышленных выставок.

Говоря о причинах падения советского режима, чаще всего называют технические, экономические, политические факторы, признают военно-стратегическое поражение в «холодной войне» с Америкой. К этому необходимо добавить, что советский режим не смог найти достойного ответа на вызов новой культурной эпохи — эры информационных, компьютерных технологий, глобальной коммуникации, формирующейся интернациональной массовой культурой. Политическая надстройка и идеология советского государства полностью морально устарели задолго до того, как оно распалось de-facto. Советская коллективистская система уже не могла удерживать в повиновении массового индивида, которого сама же породила. Вместе с тем, у советской правящей элиты появились новые претензии к уровню и качеству жизни, желание выделиться из толпы «совков» и обозначить свое социально-культурное превосходство, стремление конвертировать эфемерные привилегии власти в более осязаемые и прочные материальные ценности.