Детская литература с практикумом по выразительному чтению

• Неверная самооценка: (завышенная): «Демьянова уха», (заниженная) «Лягушки, просящие царя»;
• Неправильное отношение к таланту: «Музыканты»;
• Неправильный расчет: «Ворона и курица»;
• Неправильное отношение к новому: «Мартышка и Очки»;
• Неправильное отношение к истинным ценностям: «Пастух и Жемчужное зерно».

К сожалению, классификации  названных авторов известны, в  основном, только специалистам в области  басенного творчества Крылова и  небольшому числу школьных учителей, тогда как с тематической классификацией басни следует ознакомить, прежде всего, учащихся. И поэтому была составлена интегрированная классификация, на основе классификации В.Я.Стоюнина и развитой В.П.Острогорским. Потому что изучение басен Крылова должно быть организовано таким образом, чтобы каждый школьник был знаком с баснями, представляющие основные нравственно-этические аспекты, охватывающие значительную часть идейно-тематического многообразия басен, проявляющиеся в негативном поведении человека и бытующие в обществе. При этом недостаточно разбора только сюжета и образов персонажей басни, необходимо обсуждение актуальности ее проблематики (тема, порок, проблема). А так как перечисленные классификации басен Крылова демонстрируют противоречие между образовательной ролью и воспитательным значением с одной стороны, и незначительностью использования этого материала на уроках литературы, с другой, то беседа о содержании, являющейся злободневным, вызывает заинтересованное участие всех учащихся класса, что в свою очередь, способствует прочному усвоению учебного материала [7].

 

Глава 4. Анализ басен

«Стрекоза и Муравей»

Кто из нас не помнит детской  басни «Стрекоза и муравей»?

Попрыгунья Стрекоза

Лето красное пропела;

Оглянуться не успела,

Как зима катит в глаза.

Помертвело чисто поле;

Нет уж дней тех светлых  боле,

Как под каждым ей листком

Был готов и стол, и  дом.

Всё прошло: с зимой холодной

Нужда, голод настает;

Стрекоза уж не поет:

И кому же в ум пойдет

На желудок петь голодный!

Злой тоской удручена,

К Муравью ползет она:

«Не оставь меня, кум милой!

Дай ты мне собраться  с силой

И до вешних только дней

Прокорми и обогрей!»  — 

«Кумушка, мне странно  это:

Да работала ль ты в лето?»

Говорит ей Муравей.

«До того ль, голубчик, было?

В мягких муравах у нас

Песни, резвость всякий час,

Так, что голову вскружило».— 

«А, так ты...» — «Я без души

Лето целое всё пела».— 

«Ты всё пела? это дело:

Так поди же, попляши!»

 

То, что перед нами аллегория  и под насекомыми подразумеваются люди – это понятно. Но вот, такое ли страшное преступление совершила стрекоза? Ну – пела, плясала, но ведь никому от этого не было вреда. А Муравей, трудолюбивый, чинный справедливый, рассудительный – положительный во всех отношениях, такой правильный, оказывается, по отношению в Стрекозе, почему-то, невероятно жестоким. Ведь, в сущности за легкомыслие, пустозвонство, недальновидность «попрыгуньи» он наказывает ее неизбежной смертью:

«Ты все пела? Это дело

Так пойди же попляши!»

на просьбу Стрекозы:

«Не оставь меня, кум милой!

Дай ты мне собраться  с силой

И до вешних только дней

Прокорми и обогрей!»

 

Потому что в облике порхающей Стрекозы воплощены и  простое легкомыслие и беззаботность порхающей резвушки Стрекозы, у которой «в мягких муравах» и «голову вскружило», ибо вся басня направлена против тунеядства и паразитизма – как социально политического явления.

 

«Обоз»

С горшками шел Обоз,

И надобно с крутой горы спускаться.

Вот, на горе других оставя дожидаться,

Хозяин стал сводить легонько первый воз.

Конь добрый на крестце  почти его понес,

Катиться возу не давая;

А лошадь сверху, молодая,

Ругает бедного коня за каждый шаг:

"Аи, конь хваленый, то-то  диво!

Смотрите: лепится, как рак;

Вот чуть не зацепил за камень; косо! криво!

Смелее! Вот толчок опять.

А тут бы влево лишь принять.

Какой осел! Добро бы было в гору

Или в ночную пору, — 

А то и под гору, и днем!

Смотреть, так выйдешь  из терпенья!

Уж воду бы таскал, коль нет  в тебе уменья!

Гляди-тко нас, как мы махнем!

Не бойсь, минуты не потратим,

И возик свой мы не свезем, а скатим!"

Тут, выгнувши хребет и понатужа грудь,

Тронулася лошадка с возом в путь;

Но только под гору она  перевалилась,

Воз начал напирать, телега раскатилась;

Коня толкает взад, коня кидает вбок;

Пустился конь со всех четырех  ног 

На славу 

По камням, рытвинам; пошли  толчки,

Скачки,

Левей, левей, и с возом  — бух в канаву!

Прощай, хозяйские горшки!

Как в людях многие имеют  слабость ту же:

Все кажется в другом ошибкой нам;

А примешься за дело сам,

Так напроказишь вдвое  хуже.

 

Известно, что полководец М.И.Кутузов подвергался постоянным нападкам Александра I. За свою военную стратегию и тактику. Царь не смог понять уклонений Кутузова от решительных действий и сдачи Москвы Наполеону, не доверяя военному опыту и житейской мудрости. Поэтому баснописец рисует опасную ситуацию, где Обоз с горошками должен был спуститься с крутой горы. Старый добрый « конь не спешит, осторожно везет хозяйский груз. Молодая лошадь критикует коня за все его, как ей кажтся, ошибки:

Какой осел! Добро бы было в гору

Или в ночную пору, — 

А то и под гору, и днем!

Смотреть, так выйдешь  из терпенья!

Уж воду бы таскал, коль нет  в тебе уменья!

И, конечно, сама лошадь считает, что она сделает все намного  лучше:

И возик свой мы не везем, а катим!

Но, лошадь жестоко просчиталась: напирающий сверху воз заставил «телегу» раскатиться и сделать ее неуправляемой.  Промчавшись «по камням», рытвинам, конь уронил воз в канаву:

«Прощай, хозяйские горшки!»

Под образом «коня доброго» Крылов имел в виду Кутузова с его осторожностью и выдержкой при отражении наполеоновского нашествия. А в образе Лошади – Александра I, нетерпеливого, торопившего полководца к необдуманным, поспешным действиям.

В конце басни звучит авторская  мораль – нравоучение, - выражающее основной смысл произведения:

Как в людях многие имеют  слабость ту же:

Все кажется в другом ошибкой нам;

А примешься за дело сам,

Так напроказишь вдвое  хуже.

 

В последних словах скрыт  намек на поражения Александра I в битве при Аустерлице (русской армией там командовал сам царь).

 

«Квартет»

Проказница-Мартышка,

Осел, Козел Да косолапый Мишка

Затеяли сыграть Квартет.

Достали нот, баса, альта, две  скрипки

И сели на лужок под липки, -

Пленять своим искусством свет.

Ударили в смычки, дерут, а толку нет.

"Стой, братцы, стой! —  кричит Мартышка. -

Погодите!

Как музыке идти? Ведь вы не так сидите.

Ты с басом, Мишенька, садись против альта,

Тогда пойдет уж музыка не та:

У нас запляшут лес и  горы!"

Расселись, начали Квартет;

Он все-таки на лад нейдет.

"Постойте ж, я сыскал секрет? -

Кричит Осел, — мы, верно, уж поладим,

Коль рядом сядем".

Послушались Осла: уселись  чинно в ряд;

А все-таки Квартет нейдет на лад.

Вот пуще прежнего пошли у них разборы

И споры,

Кому и как сидеть.

Случилось Соловью на шум  их прилететь.

Тут с просьбой все к  нему, чтоб их решить сомненье.

"Пожалуй, — говорят,  — возьми на час терпенье,

Чтобы Квартет в порядок  наш привесть:

И ноты есть у нас, и инструменты  есть,

Скажи лишь, как нам сесть!" -

"Чтоб музыкантом быть, так надобно уменье

И уши ваших понежней, -

Им отвечает Соловей, -

А вы, друзья, как ни садитесь;

Всё в музыканты не годитесь".

 

Смешным положение участников квартета делает то, что они не понимают, что надо учиться, чтобы стать  музыкантами, и то, что они ищут выход из положения, пересаживаясь  с места на место.

"Постойте ж, я сыскал секрет? -

Кричит Осел, — мы, верно, уж поладим,

Коль рядом сядем".

У героев к серьезному искусству  музыкантов отношение поверхностное, не понимая, что это занятие требует  таланта и умения, поэтому все  друзья спорят и действуют кто во что горазд. И вот участники квартета Проказница мартышка, осел, Козел да Косолапый мишка так и мучились бы в неразрешенной дилемме, почему не звучит музыка, если бы не соловей, прояснивший всю эту ситуацию:

"Чтоб музыкантом быть, так надобно уменье

И уши ваших понежней, -

Им отвечает Соловей, -

А вы, друзья, как ни садитесь;

Всё в музыканты не годитесь".

 

Глава 5. Живая стихия «крыловского языка»

В начале XIX века всходы новых народных стилей русской художественной речи заметнее всего показались в языке басен Крылова. Здесь – сначала в узком жанровом кругу наметились своеобразные принципы и возможности интенсивного – на народной закваске – смешение и объединения всех тех разнообразных стилей русской литературы, которые после Ломоносовской теории и практики распределялись по трем разным литературно-языковым категориям – высокого, посредственного и простого стиля. Здесь устная народная русская речь с пестрой гаммой ее сословных и профессиональных тональностей и язык фольклора с его богатой художественной традицией и испытанной веками мудростью широким потоком прорвались в стили русской книжной литературы и, образовав с ними новые сплавы, новые амальгамы, показали свою художественную силу в образцах нового русского литературного языка.

Басни Крылова уже современниками были восприняты как «неподдельно русские  и смыслом и выражением», как  «в высшей степени русские». В них всем почувствовался дух русского народа, сгиб его ума, склад его речи. «Даже и в переводах и подражаниях Крылов умел остаться русским».

По словам В.Г.Белинского, Крылов своими баснями «вполне выразил  целую сторону русского национального  духа»… И все это выражалось в  таких оригинально-русских, не передаваемых ни на какой язык. В мире образов и оборотов все это представляет собой такое неисчерпаемое богатство идиомов, руссицизмов, составляющих народную физиономию язык, его оригинальные средства и самобытное, самородное богатство, - что сам Пушкин не полон без «Крылова в том отношении».

Живая стихия крыловского языка открывала перед русской литературой плодотворный путь сближения с народной речевой культурой. Развивая традиционные признаки жанра (аллегорию, конфликтность ситуации, моральный подтекст), Крылов превращал свои басни в маленькие художественные шедевры с гибким ритмом, живым разговорным языком, юмором. И действительно, Крылов придал басенному жанру ярчайшее национальное своеобразие, даже на переводы басен он положил неизгладимый русский отпечаток. И поэтому басни Крылова глубоко народны и по своей форме, по своему художественному материалу – слову, языку.  И.А.Крылов действительно первый в нашей литературе до Пушкина полностью «слил» литературный язык с живой народной речью, насытил свои басни народными формами, словами, народными «крылатыми» выражениями, пословицами, фразеологизмами.

Таким образом, неродная пословица  учила Крылова и экономии красок и лаконической выразительности  словесного построения, превращая басню  в краткую, запоминающуюся формулу. («А ларчик просто открывался», «А Васька слушает да ест», «Слона-то я и не приметил» и т.д.)

Небывалого мастерства достигает  Крылов в художественной обработке  своих басен: в лепке образов, в яркой живописности языка, в  изумительной изобразительности «вольного» басенного стиха, который под  его пером становится необычайно пластичным, способным принимать  любую форму. И образы «подобной  истинной живописи звуков», словом, наконец, самим движением стиха можно  найти в каждой крыловской басне.

Таким образом, можно сказать, что с басен И.А.Крылова жанр басни в России по  праву считается  жанром художественной литературы.

 

Заключение

В наши дни слава Крылова  вышла далеко за национальные пределы. Крылов звучит не только на русском  языке, но и почти на всех языках мира. Басни Крылова переведены больше чем на пятидесяти языках. У Крылова  были великие предшественники в  мировой басенной литературе, но ни одному из них не удалось внести в свои басни столько подлинно народного духа, столько внутренней реалистической правдивости. В том  отношении великий русский баснописец Крылов является величайшим баснописцем  мира.