Тема детства в творчестве А.П.Чехова

В Ваньке присутствуют и предосторожность, и  стремление одновременно. Например, как  бы страшно не было мальчику, однако, он все же позаимствовал у хозяев чернил и пера для письма дорогому дедушке. Так он стремился поделиться пусть и с идеализированным дедом, однако, вместе с тем, с человеком  самым близким на данный момент. Еще бы, ведь то непродолжительное  детство, которое малыш провел в  деревне, неразрывно связано с образом  дедушки. Отсюда следует, что стремление написать, иметь какое бы то ни было контакт, говорит о желании, еще раз хоть не надолго, вернуться назад, на деревню, не чувствовать себя отданным «в люди».

На мой  взгляд, Ванька не один в своем несчастии  жить и учиться с богатыми господами. Если сравнить некоторые рассказы Чехова из того же цикла то можно остро прочувствовать тонкую нить от одного персонажа к другому, почувствовать схожесть в их судьбе, в их «трагедии».

    Подобно Ваньке, живущему в прозаическом, жестоком мире реальности, одиноки и заброшены внешне благополучные дети рассказа «Событие» — шестилетний Ваня и четырехлетняя Нина, у которых «кошка ощенилась», одарив их первым сознанием причастности к чуду рождения. Взрослые не способны разделить их восторг так же, как и горе, — котят «сожрал Неро», огромный пес. Грубость, ложь и вероломство взрослых потрясают Алешу — восьмилетнего героя рассказа «Житейская мелочь», который доверчиво, под страшным секретом разбалтывает любовнику матери о тайных встречах с отцом, а потом (когда тот, забыв об обещании молчать, устраивает матери сцену), заикаясь и плача, рассказывает сестре, как страшно его обманули. [7, с. 84].

   Однако, положение Ваньки, на мой взгляд, ближе всего ситуации героини рассказа «Спать хочется» (1888), тринадцатилетней няньки Варьки. Ванька и Варька — дети общей судьбы: оба сироты, оба из деревни и отданы в семьи сапожников, оба нянчат хозяйских детей и выполняют любую другую работу. Даже матерей их зовут одинаково — Пелагея. Только Варька, обезумевшая от хронического недосыпания, уже перешла за грань, отделяющую настоящее от прошлого. Для нее все перепутано, все смешалось — подробности смерти отца, путешествие с матерью в город на заработки, бесконечное мельтешение по домашним делам под окрики хозяйки и нескончаемый крик младенца, в котором и воплощается для нее все зло мира. В бреду, в полузабытьи она душит ребенка, чтобы, наконец, заснуть. [7, с. 90].

Драма Вани не в том, что его может ожидать подобный финал, и не в том, что его жалобы в прямом смысле слова безадресны, — драма в том, что ему, как и большинству детских персонажей Чехова, «отказано в детстве».

 

Высказывания  современников о рассказе

 

Существует  довольно много комментариев и оценок «детского» цикла писателя Антона Павловича  Чехова. Однако, существеннее, на мой  взгляд, прислушаться к нашим современникам, считающим некогда открытую тему Чеховым, актуальной и в наше время. И действительно, хотя в наш век  детей не отдают «в люди», однако, непонимание  и вообще отсутствие элементарной заботы и воспитания, как никогда присутствуют и в современное «детское»  время.

Так, для  Елены Владимировны Душечкиной (доктор наук, заслуженный преподаватель) чеховский рассказ «показывает, что писатель ищет новые пути святочного жанра в разработке «антирождественских» мотивов, использование которых… имело целью показать несоответствие сути праздника безжалостной реальности жизни». По мнению исследовательницы, деревенский «уют» уютен лишь для того, кто когда-то жил в нем. Объективно — это вечно выпивший и ругающийся дед, нюхающий табак, бедность деревенского дома, убогость жизни. Автор не оставляет читателю никаких иллюзий и надежд на изменение судьбы героя: в отличие от Ваньки, пославшего письмо «на деревню дедушке», читатель знает, что прошлое невозвратимо и все самое лучшее у него уже позади». [2, с. 225].

С наивно-реалистической точки зрения, принципиально отрицающей великую реальность чуда, Константин Макарыч «не сможет» получить письмо внука, даже если он со всевозможной точностью обозначит адрес именно «его» деревни. Хотя бы потому, что  Константин Макарыч – вымышленный  персонаж, а не житель деревни. Однако же перед нами отнюдь не натуралистическое  описание частной сценки в сапожной мастерской, а именно произведение (художественная реальность), написанное в жанре рождественского рассказа.

В пределах этой реальности, в этом художественном мире невозможное, как представляется, чудо как раз происходит. Описанием  этого чуда, случившегося в рождественскую ночь, и завершается рассказ: дедушка  не только получает письмо, но и, «свесив босые ноги» с печки, «читает письмо кухаркам». Рождественская «встреча» дедушки и внука, таким образом, состоялась. [2, с. 225].

Для тех  же, кто не отличает художественную реальность от реальности нехудожественной, сон в художественном произведении не является событием. Поэтому Михаил Михайлович Дунаев (доктор филологических наук, доктор богословия, профессор Московской Духовной академии) и пытается материалистически «объяснять» почему именно Ваньке Жукову приснился именно такой сон, материалистически толковать чудо, а также недоумевать, как же какой - то сон (понимаемый как что-то несбывшееся, то есть ненастоящее – с материалистической точки зрения) мы можем считать особой реальностью поэтического мира. [3, с. 98].

Мнение  ученого как бы приземляет читателя, не позволяя, и подумать о том, что  дед прочитает письмо и все  закончится благополучно. Дунаев сторонник  того, что письмо никогда не дойдет до адресата, причисляя Ваньку, к  категории оставленного и отвергнутого на фоне всего происходящего.

Тогда как  мне ближе предположение Душечкиной, пишущей о рождественском чуде и  положительной результате в стремлении мальчика. Чехов, на мой взгляд, хотел  бы того же самого для Ваньки. А именно удовлетворения. И сон здесь как  ничто уместен, олицетворяя чудо и положительный результат как  итог.

Реальность  рождественского чуда все же мощно вторгается в поэтическую реальность художественного мира текста. Именно поэтому рассказ заканчивается не описанием адреса получателя («На деревню дедушке»), не статичным изображением заснувшего Ваньки, а изображением как раз подвижного и всегда оживающего Вьюна. Около печи, с которой дедушка читает письмо, «ходит Вьюн и вертит хвостом…». Вновь обратим внимание на настоящее время, сопровождающее это изображение и дополнительно придающее ему статус действительно происходящего, а не только возможного события. По-видимому, рождественские «почтовые тройки с пьяными ямщиками и звонкими колокольцами», которые развозят письма «по всей земле», не миновали и деревню Константина Макарыча…[6, с. 129].

«Дописать»  за Чехова текст рассказа торопится и М.М. Дунаев, по мнению которого финал должен быть другим: «Константин Макарыч никогда не получит письма, и светлая надежда обернется тьмою… Ваньке неизбежно представится, что он никому не нужен, что его бросили и оставили в безнадежности… Дед же… ничего не сделает для внука. Ребенок переживет тяжелейшее потрясение, ощущение оставленности». [3, с. 98].

Заключение

 

Таким образом, несомненно, Антом Павлович Чехов открыл своими произведениями новый этап в развитии детской литературы. Тема детства в творчестве писателя является одной из ведущих тем и наиболее ярко видна в опубликованном в 1889 году сборнике «Детвора».

Вслед за Чеховым в конце девятнадцатого начале двадцатого века эту тему развивали  и углубляли в своих произведениях  Д. Мамин - Сибиряк («Вертел»), Л. Андреев («Петька на даче»), А. Куприн («В недрах земли»), А. Серафимович («Маленький шахтёр»), М. Горький («Детство», «В людях»). [4, с. 369].

Чехов исследовал, по существу, все стадии развития ребёнка  – от младенца до подростка. Дети в  произведениях Чехова нравственно  чисты, бескорыстны, естественны, непосредственны. Нездоровая нравственная атмосфера  семьи формирует в ребёнке  самолюбие, жадность, зависть к чужому успеху, подозрительность. Дети, лишённые заботы и ласки взрослых, не теряют доверия к людям, любознательности. Они - выразители высоких принципов  морали и человечности.

Одним из них и является Ванька Жуков, темной, зимней ночью, пишущий письмо дедушке. И пусть он и не совсем понимает, что детство его закончилось, так и не успев толком начаться, однако, в такие, еще пока свойственные ему моменты, мальчик беспрепятственно может грезить о теплых веселых деньках, позволяющих ему согреться даже в студеную зимнюю пору. Рассказ «Ванька» из разряда детских, однако, с возрастом воспринимаемых абсолютно по - другому. Поверхностные проблемы заметны в детстве, когда мальчика жаль, а со временем задумываешься, почему такое с ним произошло.

Высказывания  наших современников, лишь доказывают, что данная проблематика актуальна  и в наше время. «Ожидание чуда», по мнению Душечкиной, позволяет окунуться  в потерянный мир детства. А проблематика сна в произведении, по мнению Дунаева, рассматривается как тонкая нить от нежеланной реальности к ожидаемой ситуации.

Отсюда  следует, что А. П. Чехов был тонким наблюдателем жизни, умел ненавязчиво обратить внимание читателя на актуальные вопросы своего времени, не делая назидательных выводов, но заставляя глубоко задуматься и современника, и потомка…

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Список  использованной литературы

 

1. Дерман  А.Б. О мастерстве Чехова. –  М., 2009. - 37 с.

2. Душечкина Е. В. Русский святочный рассказ. СПб., 2005. - 225 с.

3. Дунаев М. М. Виртуальное литературоведение. М., 2007 - 98 с.

4. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 2009. - 369 с.

5.  Кулешов В. И. Жизнь и творчество А. П. Чехова. – М., 2005. - 86 с.

6. Чудаков А. П. Антон Павлович Чехов. – М., 2007. - 129 с.

7. Чехов А.П.  Каштанка. Ванька. Рассказы. Сибирское университетское издательство., 2010. - 56-94 с.