Тема русского севера в рассказах «Африка», «Север» и «Ёла» Е.И. Замятина

Скатываются капли с грудей, с  нежных, розовых, как морошка, кончиков - должно быть холодных... Нет силы стерпеть. И тут же, на теплых красных камнях, Марей греет губами прохладную бледно-розовую морошку.

Ср. в близких фрагментах:

На зеленом бархатном мху - розовые  прохладные кораллы морошки, матово-синий голубень; Но ведь оттает же, вернется весна, зеленый мох, розовая прохладная морошка, теплый шорох дождя?

На периферии поля «Человек - растительный мир» отметим такие характеристики, как белые корни - босые ноги - крепко в земле; увидеть улыбку\ осветленную слезами, как лист - дождем; голова льняная; на голове — пушок белый: дунь - облетит, как одуванчик.

Рассматривая ключевые образные поля повести «Север», нельзя не обратиться к наименованиям предметов домашнего  обихода. Наиболее показателен в  этом случае образ «Кортома — самовар». Предмет домашнего обихода превращается в образ-дублет персонажа. Хозяин единственного торгового предприятия Кортома и его «домашний любимец» самовар - взаимоотражающиеся образы, о чем свидетельствует большое количество речевых формул и прозаических рефренов, одинаково относящихся как к одному, так и к другому «персонажу»:

Самовар милостиво ухмыляется миру - Против одной фамилии в дебете Кортома ставит букву Н, подумавши, скащивает со счета один рубль - и милостиво ухмыляется миру; самовар: скуластый, руки в боки - руки в боки стоял Кортома за прилавком; самовар сияет - Кортома сияет добродуш- но-медно; [Кортома] на своем, самоварном языке мыслит - на своем, самоварном языке самовар, несомненно, мыслит.

Образное поле наполнено лексико-синтаксическими вариациями:

Кортома медно сияет скулами; Кортома сияет добродушно-медно; Кортома: веселый, дымит коротенькой трубочкой, скулы медно сияют; стоял Кортома за прилавком, крепко, усядисто, по-всегдашнему, и только потуже поджата винтиками медь на лице, обтянулась на скулах; засияла широкоскулая медь, чавкнула, сплюснула мир: мой!

Посредством традиционной для стиля  Замятина двухступенчатой семантикограмматической трансформации создаются метафорические единицы самоварно, медно; исходные слова самоварный и медный приобретают качественное значение в тропах самоварный мир, медные скулы, а затем данный переход закрепляется в тексте, так как от этих лексем образуются наречия самоварно, медно. Другая словообразовательная тенденция- создание сложных слов на основе семантически разноплановых компонентов, один из которых - окказиональный. Например, в метафоре сияет добродушно-медно мы встречаемся с окказионализмом «второй степени» добродушно-медно.

1.7. Вывод по анализу  повести «Север»

Таким образом, орнаментальный стиль  Е. И. Замятина характеризуется целой  системой концептуально обоснованных художественных приемов, которые и определяют смысловую глубину текста. Сеть «кускообразов» (новообразование Е. И. Замятина) «опутывает» весь текст, вбирая в себя различные однотемные вариации тропов: взаимообратимых и дублирующихся сравнений и метафор. Доминантные образные поля «Человек- животный мир», «Человек - растительный мир», «Человек - предметы домашнего обихода» раскрывают взаимосвязь человеческого и природного, человеческого и вещного миров. В структуру образного поля включаются слова не только базового лексического фонда, но и народная речь, а также окказионализмы. Образы наполняются богатым смыслом за счет всевозможных вертикальных текстовых связей, а «скупость» в отборе вербальных средств и наслоение однотипных языковых единиц объясняются, во-первых, авторским мировидением, в основе которого - представление о фрагментарности человеческого восприятия и сохранении в памяти лишь одной-двух существенных деталей предмета, а во-вторых, законом повторяемости элементов в самом орнаменте.

1.8. Анализ рассказа «Ёла»

Главный герой произведения – Цыбин, который ради своей мечты готов на всё. Питаясь одной треской, каждый рубль Цыбин с женой складывали в заветную жестяную коробку. Мечта – норвежская ела – скоро должна была осуществиться. Но небеса не любят, когда смертные строят планы, они решают все по-своему... Писатель обращается к художественному исследованию проблемы одержимости человека мечтой, погоня за которой нередко приводит к разочарованию и трагедии.¹⁹

Один из лучших рассказов  Замятина, написанный удивительно просто (не там знакомым, немного витиеватым стилем и языком Замятина, без его  узнаваемого «сюрреалистического  гротеска») — замечательная проза, высокий уровень драматизма, но с такой русской и трагичной развязкой. Мечта и море — они всегда рядом. Это о любви: у Цыбина — к его «золотой ёле»: та же всё пожирающая страсть, когда всё вопреки ...

Глава 2. Авторское понимание Севера. Размышления и оценки.

2.1. «Национальное и вечное». Давыдова Т. Т. («Север» и «Ёла»)

Среди повестей и рассказов  Замятина 1917 – 1931 годов лучшие –  те, в которых писатель пытается открыть тайну национальных основ  бытия и обращается к вечным темам  мировой литературы – любви, ревности, всепоглощающей страсти, мечте.

Главных героев повести Замятина «Север» (1918) и рассказов «Ёла» (1928) и «Наводнение» (1930) отличает сила и  яркость страстей, упорство в достижении поставленной цели. Эти произведения написаны прекрасным метафорическим стилем, отражающим замятинское восприятие мира как единого человечески-природного космоса, близкое взглядам М. Пришвина, писателя-философа, воспевавшего одухотворенную природу. В «Севере» человек и природа гармонически слиты. Чарует естественная, «весенняя» красота Пельки, неоднократно сравниваемой с зелёной былкой. Природа же, в свою очередь, олицетворяется: «Наливается море тёмной кровью, навстречу – в море набухают, дыбятся белые груди».

Иное значение образы из природного мира приобретают в «Ёле»  и «Наводнении». Водная стихия, спокойная  или бушующая, выходящая из берегов, то контрастирует настроениям героев, то аккомпанирует движению их страстей. И так же сильны и органичны  чувства, переживаемые героями рассказов.

Каждое из этих произведения раскрывает какую-либо страсть: любовь – ненависть («Север»), желание иметь  собственную рыболовную шхуну («Ёла»), ребёнка («Наводнение»). Чувства Пельки, рыбака Цыбина романтически преувеличены. Пелька готова убить Марея, «до поры до времени не понимавшего, что он – любим». «Поединок роковой» двух цельных натур, в котором сталкиваются любовь Пельки к Марею и его увлечённость делом, – сюжетная основа повести. Максимализм этих героев – причина трагических развязок произведений Замятина. Нет ли в таких развязках искусственности? Думается, что нет. Романтики более полно реализуют себя в определённых сферах жизни, «в бою и бездны мрачной на краю», им хорошо наедине с природой, им доступны тайны искусства, они способны ярко и сильно чувствовать. Но гораздо менее органично они ощущают себя в обществе, так как чтобы добиться гармонического существования в нём, нужно отказаться от максимализма своих устремлений, а как раз на это романтики и не способны. Вот отчего возникает конфликт романтической личности с обществом. Разрешается такой конфликт по-разному: уходом в мир творчества, а порой и в потусторонний мир. И пусть таких неуемных мечтателей, истово любящих и страстно ненавидящих, в жизни немного. Они всё же есть, и без них жизнь была бы слишком прозаичной! Замятин понимал это и отдал дань захватывающей силе и первозданности их чувств. Бунтари-романтики были так же близки ему, как и еретики. [с. 40 – 41]²⁰

       2.2. «Демонологические существа в прозе Е. Замятина» И.М. Курносова («Африка» и «Север»).

Е. Замятин был одним  из тех писателей XX века, который пытался выразить в литературе идею «синтетизма, понятого как поиски целостного сознания, объединяющего мистическое, естественнонаучное, философское и художественное знание о мире, синтез различных видов искусств, а также новое качество литературы, предполагающее синтез направлений, жанров, художественных приёмов».²¹ Это новое направление писатель обозначил термином «неореализм», и «хотя термин родился в начале 1910-х гг., Замятин был первым, кто предпринял попытку дать целостное представление о художественной философии неореализма», идя по пути «синтеза реалистических и модернистских систем».²² Этот путь привел его к «синтезу фантастики и быта»²³, к созданию своего «мифа о России, о современности как реальности абсурдной».²⁴ Многие замятинские герои живут в полуреальном мире, гротескном, драматическом, по-новому сказочном, - мире, населенном самыми разными мифологическими персонажами: это луканька, неключимая сила, постен, шиликун («Север»), лешебойник, чомор («Африка») были  персонажами так называемого низшего мифологического уровня, они постоянно сопровождали человека в его повседневной жизни – в доме, поле, лесу, на воде и т.п.²⁵ Замятинские герои зачастую находятся в условиях когда: они переживают сильные чувства, доходят до отчаяния, оказываются на грани между жизнью и смертью... Их окружает мистическое, необъяснимое, заставляющее совершать самые неожиданные поступки. Например: неключимая (бесовская) сила, руководящая поступками героев повести «Север»: «Неключимой силе не переступить светлого круга: прочны, прочнее камня светлые стены»; «А из норки – из плечей – голова так и выныривает, глаза так и скачут – как неключимая сила, и поглаживает свёрток ласковенько...».

Демонические существа не являются непосредственными персонажами  произведений Е. Замятина, но они постоянно  присутствуют в мифологическом сознании его героев, способствуя созданию полуреального мира. В рассказе «Африка» Яуста в отчаянии от постоянных отлучек своего молодого мужа называет его лешебойником: « - Да где же это ты, лешебойник, ходиссии... – днём голосила Яуста» (лешебойник – праздно шатающийся человек, ведущий себя подобно лешему).

Демонологизмы, используемые в сравнении, также способствуют оценочной характеристике человека, поскольку оценочность заключена уже в негативной семантике самих демонологизмов: луканька (лукавый, соблазнитель, бес): «Уж ты, Иван, шут известный: луканька с хвостом» («Север»); постен (домовой): «Улыбнулся Иван Романыч, сел. Позеленелая ряска, капельный, темноликий: не то постен из поставца вышел, не то Савватий из старого складня» («Север»); чомор (черт, нечистый): «Со всего бега стал Федор Волков, как чомором помраченный» («Африка»).²⁶

Демонологические персонажи, являясь частью мифологического сознания русского народа, еще раз убеждает нас в том, что «художническая индивидуальность Е.И. Замятина складывалась под сильным влиянием народных нравственно-философских представлений о добре и зле, любви и ненависти, жизни и смерти в русле традиций национальной культуры, её духовных и эстетических идеалов».²⁷

Заключение

При прочтении и анализе  данной трилогии можно сделать вывод: в этих трёх произведениях действие происходило на севре России в  месте находящемся рядом с  водой, произведения связаны несколькими  ситуациями: во всех трёх произведения главные герои простые люди, которые  стремятся к своей цели или  мечте, но, несмотря на то, что они  простые, автор называет их именами  людей, известных в ту эпоху, чтобы заострить внимание читателя. Во всех произведения присутствует любовь, что показывает способность серного человека к обычным взаимоотношениям, а иногда и совершению безумных поступков. Природа севра показана, как она есть, в серых, холодных тонах.

Свои размышления о  природе замятинского севера и о характере северян можно так же рассмотреть в статьях Ивановой Т.В. и Гуделевой Е.М.

Иванова Т.В.:

Художнику необходимо равновесие восприятия отрицательных сторон бытия  и полюса красоты. Именно такой “полюс”  Замятин находит на русском Севере, где побывал по роду профессии  кораблестроителя и в силу “вынужденного  пребывания” в Кеми, Соловках, Сороке, на Мурмане. Впечатления писателя воплотились в очарованную душу помора Федора Волкова (“Африка”, 1916), в “младень – богатыря” Марея (“Север”, 1918), в труженика и мечтателя рыбака Цыбина (“Ела”, 1929).²⁸ В “северной трилогии” помимо общности материала, стилистики главной становится проблема характера русского человека, восприятие им инокультуры. В высоконравственной душе труженика – источник отзывчивости и человеколюбия, которыми все в мире держится.

Замятинские герои богатыри в былинном понимании богатырства, которое связано с одолением не мифических врагов, но обстоятельств жизни и быта сурового севера. Вместе с тем это богатырство сочетается с очарованностью души: живет в каждом человеке поэт, мечтатель, восприимчивый к добру и красоте Божьего мира.

Север и его люди предстают  хранителями исконного русского быта, чистоты, которая в других местах уже деформирована машинной цивилизацией и привнесенной культурой. Одновременно Замятин осознает неостановимость наступления технической цивилизации, поэтому и заявляет один из героев “Севера”, хозяин, деловой человек, что надо “жить согласно западно-европейским народам”.²⁹ В этих словах Кортомы улавливает писатель опасную тенденцию бездумного и чисто внешнего заимствования.

Исследуя характер русского человека, его потенциальные возможности, Замятин осознает, что значительно  медленее, отставая от масштабных социальных перемен, преображается пространство человеческой души.

Гуделева Е.М. «Краски природы и колористика онейросферы как две ступени к постижению мира русской души в “северной” трилогии»:

           Рассматривается цветовая гамма рассказов «Африка», «Ела» и повести «Север». Колористика концентрируется в двух сферах художественного мира: серые будни – многокрасочные грезы о «тридевятом» царстве, выполненные в эстетике народных сказок.

Цветовая доминанта, которой  обладает каждый персонаж, выражает его  внутреннюю сущность и жизненные  ориентиры. Черный и белый – атрибуты внешности Цыбина, обнаруживающего колористическое родство с суровым океаном. «Светоносная» сине-белая доминанта Марея перекликается с гаммой небесных высот и снежных равнин и подчеркивает детскую бесхитростность, непрактичность души молодого человека, увлеченно работающего над фонарем. Однако амбивалентные свойства этих цветов, наиболее ярко проявившиеся в индивидуально-творческой литературной эпохе (в белом ощущали молчание смерти, а в синем – пустоту и холод), сигнализируют о склонности русской души к бесплодным, мертвым мечтаниям, за которыми Марей «профонарил» даже свою возлюбленную.

В рыже-зеленом лейтмотиве Пельки воплощается свобода народной души. Сопровождающий образ Пельки розовый цвет подчеркивает ее бессмертно-природное женское естество.

Положительная семантика  цветов – синего, розового, зеленого, золотого и других – резко деформируется  в образах Кортомы, его жены Кортомихи, Фомича и «уедливого» Пимена. Деформированные краски высвечивают ущербность их расчетливого и далекого от природы мира.

Динамика цвета или  трансформация сем одного и того же цвета играет ключевую роль в  любовной фабуле произведений. В повести  «Север» оттенки красного, проявляющиеся  в явлениях природы, маркируют развитие отношений Марея и Пельки. Розовая и солнечно-жаркая цветопись сопутствует душевно-духовной гармонии любящих и маркирует природно-космический характер их чувства. Смена теплых оттенков на «лихоманно-румяный», ржавый, кровавый и, наконец, черный тон означает закат любви. Символика белого цвета как актуализация смысловой цепочки «святость - смерть - новизна» акцентирует на каждом витке определенную стадию развития чувства Федора Волкова («Африка»). Первая стадия – знакомство и женитьба на «горькой» Яусте, кажущейся герою зеркальной копией белой девушки и белой гаги из сна, вытеснение прежнего чувства. Вторая – превращение «Прекрасной Дамы» в первое же утро после брачной ночи в крикливую «хлопотушу». И, наконец, третья, – возрождение первой «белой» любви в более страстном варианте.