Курс лекций по "Конституционному праву зарубежных стран"

Сложность, противоречивость и запутанность современного законодательства о гражданстве породили такие аномалии, как безгражданство (апатриды) и множественное гражданство (бипатриды). Различного рода юридические последствия, порождаемые коллизиями законодательства о гражданстве, подробно рассматриваются в курсе международного права.

Известно два основных способа приобретения гражданства: лицо становится гражданином страны либо в силу происхождения, либо путем натурализации. Вопросы приобретения гражданства регулируются национальным законодательством и целым рядом международных конвенций.

Гражданство в силу происхождения приобретается по рождению помимо воли индивидуума. В этом случае применяется два основных принципа, которые могут выступать либо в чистом виде, либо комбинироваться. Согласно «праву крови» гражданами данного государства являются все лица, рожденные от граждан этого государства; согласно «праву почвы» гражданами данного государства являются все лица, рожденные на его территории.

Гражданство в силу натурализации приобретается лицом по его воле, выраженной в соответствующем ходатайстве уполномоченным на то компетентным государственным органам.

Иногда натурализация  обусловливается рядом сложных  требований, в том числе имущественного характера. Например, ст. 75 Конституции Республики Уругвай постановляет: «Право на гражданство по закону имеют мужчины и женщины - иностранцы, пользующиеся хорошей репутацией, имеющие на территории Республики семьи, владеющие капиталом в деньгах или имуществом в стране либо занимающиеся наукой, искусством или ремеслом и в течение трех лет имеющие постоянное местожительство в стране».

Практика знает  и другие способы приобретения гражданства, в числе которых можно назвать  вступление в брак, усыновление или  удочерение, оптацию²⁷, занятие определенных должностей. Сам способ приобретения гражданства может оказать определенное влияние на последующий правовой статус индивидуума, причем, как правило, это влияние сводится к определенным ограничениям правоспособности тех лиц, которые приобрели гражданство путем натурализации. Так, в Конституции США сказано: «Ни одно лицо, кроме гражданина по рождению или гражданина Соединенных Штатов на момент принятия настоящей Конституции, не подлежит избранию на должность Президента» (ст. 2, разд. 1). В то же время иммиграционное законодательство и судебная практика США создают льготные возможности по ежегодному переезду миллионов людей из других стран. В результате такой иммиграционной политики страна, насчитывавшая в 1990 г. не более 250 млн. жителей, по прогнозам, в 2050 г. будет иметь 420 млн. граждан²⁸.

Различного  рода политические, экономические, религиозные, расовые и другие ограничения  натурализации предусматриваются  законодательством многих стран.

Прекращается  гражданство несколькими способами: отказ от гражданства (выход из гражданства), являющийся актом волеизъявления самого гражданина, чаще всего бывает связан с экономическими, культурными или политическими мотивами; утрата гражданства (автоматическая потеря гражданства в соответствии с законодательством того государства, гражданином которого был утративший гражданство человек); лишение гражданства. В соответствии с положениями ряда конституций человек может быть лишен гражданства по приговору суда в силу совершения определенных уголовных или политических преступлений. В некоторых странах лишение гражданства может быть осуществлено на основе административного акта в отношении лиц, занимающихся нежелательной для правительства политической деятельностью.

2. Политическая  правосубъектность

Правосубъектность гражданина в сфере политической складывается из двух основных элементов - политической правоспособности и  политической дееспособности.

Политическая правоспособность гражданина - это способность быть субъектом государственно-правовых отношений в полном объеме, т.е. способность обладать правами и нести обязанности, предусмотренные нормами конституционного права. Политическая правоспособность представляет собой в конечном счете совокупность возможностей, которые государство обязано предоставить гражданину. Реализация этих возможностей при наступлении определенных обстоятельств есть политическая дееспособность, которая, таким образом, представляет собой способность гражданина своими действиями вызывать юридические последствия, предусмотренные нормами конституционного права. Субъектом как политической правоспособности, так и политической дееспособности может быть только гражданин данного государства. В современных странах правоспособность всех граждан, за очень редкими исключениями, одинакова, что находит свое выражение в принципе равноправия и равенства всех перед законом.

Политическая правоспособность и  дееспособность составляют в совокупности своей политическую правосубъектность гражданина. Политическая правоспособность является стабильным элементом правосубъектности гражданина; что же касается политической дееспособности, то она очень изменчива и подвижна и зависит от применяемых в стране методов властвования. Юридическое содержание правосубъектности гражданина в государстве зависит от числа и объема прав и свобод и других легальных возможностей, установленных нормами конституционного права соответствующей страны. Законодательство зарубежных стран знает два основных способа определения объема правосубъектности гражданина. В подавляющем большинстве стран конституции и иные источники конституционного права устанавливают, что гражданин может делать в сфере политической и экономической и какими личными правами он обладает. Это позитивный (разрешительный) способ определения объема правосубъектности гражданина. Следует, однако, заметить, что само провозглашение в конституциях различного рода прав и свобод должно быть воплощено в парламентских законах, детально регулирующих порядок их осуществления и защиты от нарушений.

Второй способ определения объема правосубъектности  гражданина - негативный - носит диаметрально противоположный характер: нормы  конституционного права устанавливают  лишь то, что гражданин не может  делать. Наиболее четкое выражение  этот способ получил в Великобритании, где права и свободы не имеют позитивного юридического выражения. Они не зафиксированы в нормах права, но предлагаются с теми ограничениями, которые установлены парламентскими статусами и судебной практикой. По этому поводу видный английский государствовед А. Дженнингс писал, что права на свободу слова нет, как нет, скажем, «права завязывать шнурок на ботинке»... Человек может говорить все, что ему угодно, при условии, что он не нарушает законов, касающихся измены, призыва к мятежу, клеветы, непристойности, государственной тайны и т.д. Он может создавать союзы при условии, что не нарушает законов, касающихся профсоюзов, товариществ, религии, общественного порядка, и не нарушает при этом законов о беспорядках, о незаконных сборищах, о нарушении общественного порядка, о дорогах, о собственности и т.д.

В советские  времена была популярна шутка  о том, что Конституция СССР гарантирует  свободу митингов и демонстраций, а Конституция США гарантирует  свободу после митингов и демонстраций.

Таким образом, согласно английской системе определения объема правосубъектности гражданин может делать все, что не запрещено. Закон устанавливает не рамки возможного, а полагает предел невозможного.

3. Способы  определения правового положения  личности

Способы юридического закрепления и выражения прав и свобод достаточно разнообразны, однако в большинстве своем главным источником являются конституции. Обычно в тексте основного закона содержится специальная глава, посвященная регламентации правового положения гражданина: в Конституции Испании это гл. II «Права и свободы», в Конституции Итальянской Республики - ч. I «Права и обязанности граждан», в Конституции Индии - ч. III «Основные права», в Конституции Колумбии - ч. II «Жители: колумбийцы и иностранцы» и ч. III «О гражданских правах и социальных гарантиях», в Конституции Мексики - разд. I «О гарантиях прав личности», в Конституции Республики Либерии - гл. III «Основные права» и т.д.

В ряде стран  нормы, регламентирующие права и  свободы, вынесены за рамки основного  текста конституции в самостоятельный раздел, который тем не менее рассматривается как органическая часть основного закона страны. Таковыми являются первые десять поправок к Конституции США (Билль о правах), которые были приняты под давлением общественного мнения.

Конституции освободившихся государств Африки содержат в тексте лишь отдельные положения, касающиеся демократических прав и свобод, но дают отсылки (обычно в преамбуле) к  Декларации прав человека и гражданина 1789 г. и Всеобщей декларации прав человека 1948 г.

По поводу такой  системы провозглашения и регламентации  демократических прав и свобод в  государственно-правовой литературе высказываются  различные мнения. Прежде всего, не существует единства взглядов по вопросу  о том, носит ли преамбула к  конституции нормативный характер или ее следует рассматривать лишь как торжественную декларацию. Э. Корвин в своем известном Комментарии к американской Конституции пишет: «Преамбула, строго говоря, не является частью Конституции, но лишь «идет перед ней». Сама по себе она не может дать основания для требования ни со стороны правительственной власти, ни со стороны отдельных лиц». Другие ученые, например исследователь индийской Конституции Дурга Дас Базу, напротив, считают, что преамбула является органической частью Конституции и имеет обязательную силу.

Конституционные гарантии прав личности действительны  тогда, когда они закреплены не только (и не столько) в тексте основного  закона, сколько в развернутой  системе устоявшихся процедурных  правил, которые на практике реализуют жизненность этих конституционных гарантий. Так, римское право, заложившее классические правовые основы гражданского общества, предусматривало, например, ограничение продолжительности речи обвинителя шестью часами, в то время как обвиняемому и его адвокатам можно было выступать в свою защиту девять часов. Это правило, описанное античным римским юристом Плинием-младшим²⁹, лучше, чем любая общая декларация, демонстрирует гарантии права на защиту в суде 2000-летней давности. Вообще страны, впитавшие античные или некоторые религиозные традиции, имеют тысячелетние основы для прав человека. Как отмечал в 1869 г. известный русский мыслитель Владимир Соловьев, «христианство за много веков до принятия во Франции Декларации прав человека и гражданина даровало людям большинство из известных и наиболее значимых прав и свобод»³⁰.

Директор Института  Принстонского университета (США) Эфраим Исаак подчеркивает ту же мысль по отношению к идеям Ветхого  Завета и современным концепциям прав человека³¹.

Конституционное самообразование современного российского  общества, попытки переосмыслить роль государства в современном мире тесно связаны со стремлением осознать проблему эффективности конституционной системы с точки зрения ее достаточности для удовлетворения прав и свобод граждан. Самое прямое отношение к этой проблеме имеют слова нобелевского лауреата Иосифа Бродского, прозвучавшие в его нобелевской лекции: «Политическая система, форма общественного устройства, как всякая система вообще, есть по определению форма прошедшего времени, пытающаяся навязать себя настоящему (а зачастую и будущему)... Философия государства, его этика, не говоря о его эстетике, - всегда вчера».

Это, конечно, художественное, но довольно точное определение того бесспорного факта, что даже самая  лучшая для условий своего времени  конституционная система может  начать сдерживать прогресс и мешать развитию общества, если в ней не заложена возможность для изменения и приспособления к новым экономическим, политическим и иным условиям. И дело здесь не только в поправках к тексту самой конституции либо принятии новой конституции. Конституция США 1787 г. с небольшим числом поправок сумела обеспечить за прошедшие два века преодоление многочисленных конституционных, политических и экономических кризисов во многом потому, что изначально была основана на общечеловеческих правовых ценностях, в том числе на идее свободы личности.

Вообще, нравственный уровень общества решающим образом  сказывается на морали, этике и  эстетике конституционного строя, а  значит, с неизбежностью и на судьбе государства и его граждан.

Конституционная декларация прав личности присутствовала практически во всех социалистических конституциях, но не имела в действительности механизма, который обеспечивал бы реальность декларативных положений основного закона. Т.к. для оценки реальности обеспечения прав человека конституционно-правовая практика значительно важнее чистой конституционной теории, закрепленной в тексте соответствующего раздела основного закона, важно усвоить конституционные уроки тех стран, где конституционно-правовые гарантии прав личности реально, а не декларативно обеспечивались в течение веков или по крайней мере многих последних десятилетий.

Известный английский политический деятель XVIII столетия Э. Берк справедливо писал: «Старые государственные устройства оценивались по результатам деятельности. Если народ был счастлив, сплочен, богат и силен, то остальное можно считать доказанным. Мы считаем, что все хорошо, если хорошее преобладает. Результаты деятельности старых государств, конечно, были различны по степени целесообразности; разные коррективы вносились в теорию, подчас вообще обходились без теории, уповая на практику»³².

Достижение  такой гармонии конституционного строя, при которой возможен максимальный для конкретного исторического  периода уровень счастья и  благополучия его граждан, зачастую относят к области идеальных, утопических, а потому недостижимых идей. Действительно, многие идеи Платона, Т. Мора и Т. Кампанеллы остались только на бумаге. То же случилось с утопическими конституциями декабристов, но за них, как известно, уже была пролита кровь.

Однако в  теории конституционализма нередко  упускается из виду, что история  человечества знает и примеры  осуществленных утопий, когда утопические  конституционные идеи приводили  к созданию и порой успешному  функционированию в течение определенного  времени реальных государственных систем, основанных на этих идеях.