Предпосылки и особенности складывания российского абсолютизма

         После Октябрьской революции, в связи с известной ситуацией в общественных науках, в советской историографией возобладала концепция абсолютизма как арбитра в условиях «равновесия» сил буржуазии и дворянства, в соответствии с марксистской методологией. При этом практически не делалось различий в трактовке абсолютизма разных стран, абсолютизм рассматривался как полицейское государство, призванное, с одной стороны, подавлять народные массы, а с другой – делать буржуазию политически бессильной и отвлекать ее от революции [3].

         Чтобы преодолеть такое несомненное упрощение, понадобилась дискуссия советских историков – сторонников и противников «равновесия», проходившая в 60-х-70-х гг. на страницах журналов «История СССР» и «Вопросы истории». В дискуссии приняли участие такие известнейшие советские специалисты, как С.М. Троицкий, А.А. Преображенский, С.А. Покровский, А.Я. Аврех, М.П. Павлова-Сильванская, А.Н. Чистозвонов, А.М. Сахаров, И.А. Федосов,и др. Огромный вклад в разработку проблем абсолютизма в послевоенной советской историографии  внесли Б.Ф. Поршнев, С.Л. Сказкин, А.Д. Люблинская, В.Н. Малов, П.П. Черкасов и др. Рассмотрение работ названных историков может служить предметом отдельного историографического анализа. Период советской послевоенной историографии, несмотря на марксистские рамки, дал позитивные результаты. Во-первых, потеряла свою силу концепция «равновесия», абсолютизм стал рассматриваться в теснейшей связи с условиями конкретных государств (особенно рельефно это было показано во время дискуссии  60-х -70-х гг. на примере российского абсолютизма); во-вторых, большое внимание стало удаляться аспектам внутренней политики, при этом как образец рассматривался французский (классический) вариант абсолютизма. Поэтому совершенно не случайно, уже в постсоветское время, была дана типология социально-экономического развития европейских регионов, а также выделены и разновидности абсолютизма, - французского, прусского, испанского, шведского, российского и др. [4].

         В данный момент абсолютизм рассматривается как результат взаимовлияния множества факторов – социально-экономических, внутри- и внешнеполитических, культурных, психологических во всем разнообразии специфики европейских стран. Огромное внимание уделяется роли  субъективного фактора и в соответствии с этим анализу личностей монархов. Новой является и проблематика разработки идеологического обоснования власти, ее ритуалов и социальной презентации [5].

         В зарубежной историографии, особенно французской, проблеме абсолютизма уделяется значительное внимание, т.к. Франция традиционно считается страной образцового, классического абсолютизма. Показательно и то, что историки разных поколений школы «Анналов» - Ф. Бродель, П. Шоню, Э Ле Руа Дадюри и др., делающие акцент на изучении обеспеченности  ресурсами, производства, торговли, демографических изменений, т.е. всего того, что именуется «материальной жизнью», ни в коей мере не оставляют абсолютизм на периферии своего внимания. Разумеется, первичными в данном контексте выступают экономические изменения, но, например, П. Шоню формулирует типологию европейских регионов [6, с 339-340], что, учитывая время появления работы на французском языке (1984 г.) не могло не повлиять на аналогичную российскую концепцию. Автор проводит детальный имущественный и социальный анализ сословий в Европе позднего феодализма и утверждает, что «опорой короля Франции были католические чиновники и протестантские банкиры… Построение государства остается крупнейшим экономическим деянием классической Европы [6, с 370].

         Значительным вкладом в изучение французского абсолютизма является работа Э. Ле Руа Ладюри « История Франции. Королевская Франция. От Людовика XI до Генриха IV. 1460-1610», являющаяся частью более масштабного рассмотрения французского абсолютизма до Великой французской революции. Автор, в соответствии с традициями школы  «Анналов», уделяет огромное внимание «материальным « и демографическим факторам, но не только, - в его поле зрения теоретическое правовое обоснование королевской власти, анализ ее сакральной символики, а также акцентирование внимания на неписаном договоре монарха со своими подданными о взаимных обязательствах. Сама же классическая монархия включена в период между 1450 и 1789 годами, что соответствует «удлиненному во времени» Старому порядку [7, с. 5-42]. Анализируя социальные, экономические, религиозные, психологические, культурные и иные факторы, уделяя внимание личностным характеристикам властной элиты, автор показывает не только механизм формирования абсолютизма и гибкость государственной власти, но и указывает на его особенности в сравнении с монархиями других стран. Так, правление Генриха IV названо «открытым» протоабсолютизмом [7, с. 284], а период 1610-1774 г. – непосредственно абсолютизмом, или «поиском абсолюта» [7, с. 5]. Автор обращает также внимание на то, что в результате религиозных войн и гибкости власти «победившая модель (национально-государственная) в том, что касается власти, ведет во Франции к усилению абсолютизма, но в сфере духовной культуры… порождает полулиберальную модель» [7, с. 289].

         Однако было бы явным упрощением игнорировать точку зрения английских  историков. Так, Н. Дэвис в «Истории Европы» отмечает следующее: «Абсолютизм в особенности нужно рассматривать с осторожностью. Это нечто меньшее, чем цари и султаны, не имевшие никаких институциональных преград в своей власти. Но абсолютизм и больше, чем просто дух авторитаризма… Несомненно, корни абсолютизма следует искать в позднем феодальном периоде, когда укреплявшиеся монархии боролись с вековыми привилегиями провинций и дворянства, а также – и католическом мире, где католическая церковь не подчинялась прямому политическому контролю… Абсолютизм невозможен ни в условиях протестантизма, ни в условиях православия…В Британии, Пруссии, Польско-Литовском государстве и в России абсолютизма не было никогда по весьма различным причинам» [8]. Автор акцентирует внимание на идеологических и политических аспектах абсолютизма, при этом за «точку отсчета» берется французская абсолютная монархия.

         Однако проблематика абсолютизма далеко не исчерпывается высказанными тезисами, несомненно, заслуживающими внимания. В 1992 г. на английском, а в 2003 г. на русском языке вышла книга британского историка Н. Хеншелла с красноречивым названием  - «Миф абсолютизма». Автор на протяжении всего исследования опровергает основные теоретические положения концепции абсолютизма. Он анализирует  социальный состав правящей элиты, степень централизации, идеологические построения, роль сословных органов, фискальную политику государства, жизнеспособность монархий и попытки реформ и многое другое. Вывод совершенно однозначен: термин «абсолютизм» не соответствует своему содержанию, он деформирует и искажает исторические реалии, порождает историографические штампы, ставит в один ряд страны в совершенно разными моделями развития (например, Францию и Россию), исключает Англию из общеевропейского исторического процесса. Автор так подводит итог своей работы: «…абсолютистский сценарий поздно исправлять. Никакие вырезки и переписывания не смогут его спасти… Сохранять название «абсолютизм», изменяя большую часть его содержания – полумера, ведущая к непоправимым заблуждениям…нет нужды далее продлевать ему жизнь» [9].

         Сказанного выше достаточно, чтобы понять, насколько сложна и неоднозначна проблематика европейского абсолютизма, что бы ни  подразумевалось под этим термином. Соответственно, огромные  перспективы открываются перед историками – исследователями Нового времени; в равной степени важен и актуален и историографический анализ феномена абсолютизма.

Реферат «Реформы Петра I и особенности формирования российского абсолютизма»             

Реформы Петра I и особенности формирования российского абсолютизма

Первая четверть 18 в. - важная эпоха в истории нашей страны, ознаменованная значительными сдвигами в ее жизни, в экономике, развитии производительных сил, государственном строе и культуре. Но особенно поразительным было изменение роли России в международных отношениях. Именно в этот период Россия вошла в число сильнейших держав Европы.

К концу 17 в. обширное Русское государство, территория которого простиралась от Каспийского моря на Юге до Полярного океана на Севере и от Польши на Западе до Тихого океана, Камчатки и Китая на Востоке, занимало в международных отношениях место, не соответствовавшее его действительным силам и возможностям.

Конечно, в 17 в. и даже до 18 в., начиная примерно со второй половины 15 в., Русское государство росло, расширялось, накапливало силы и постепенно все более привлекало внимание сначала соседних, а затем и более отдаленных государств.

Но вплоть до начала 18 в., до Петра I, сфера участия России в европейских международных отношениях ограничивалась соседними странами Восточной и Юго-Восточной Европы - Польшей, Швецией и вассалом Оттоманской империи - Крымским ханством. Участие в западноевропейских делах Россия не принимала, а ее политические контакты со странами Западной Европы были эпизодическими. Правительства западноевропейских стран в свою очередь принимали в расчет силы и возможности России только в тех случаях, когда дело касалось пограничных с Россией государств - Польша, Швеция и, в конце 18 в., - Турция. Да и взаимные познания России и стран Западной Европы друг о друге были весьма ограниченными. Наша страна больше интересовала в то время некоторые из этих государств, прежде всего Англию и Голландию, как торговый партнер, источник дешевых товаров и хороший рынок сбыта.

Незавидным было в 17 в. и положение России относительно ее ближайших соседей. Швеция и Польша, воспользовавшись крайним ослаблением России в начале 17 в., рвали на части и ее территорию. Польша по Деулинскому перемирию 1618 г. завладела коренными русскими землями, в том числе Смоленском. Под вопросом было само независимое существование России, ибо поляки отказывались признать царем Михаила Федоровича, ссылаясь на "права" на Российский престол королевича Владислава. Только в 1634 г. удалось добиться отказа Владислава от притязаний на Московский престол.

В результате длительной борьбы между Россией и Польшей в 50-60-х годах 17 в. России по Андрусовскому перемирию 1667 г. удалось вернуть Смоленск и овладеть левобережной Украиной; Киев так же перешел к России. Андрусовское перемирие было дополнено в том же году, так называемым, Московским союзным постановлением.

Это был перелом в отношениях между двумя соседями, перелом от многовековой вражды и войны к миру и союзу, обусловленный наличием общей для них опасности со стороны татар и турок.

Но если в отношениях между Россией и Польшей во второй половине 17 в. установилось равновесие, основанное на равенстве сил и известном совпадении интересов, то положение России относительно другого западного соседа - Швеции было чревато длительными конфликтами.

По Столбовскому договору 1617 г., шведы полностью оттеснили Россию от Балтийского моря, захватив исконные русские земли на побережье Финского залива. Русское государство было лишено естественного пути сообщения со странами Западной Европы, общение с которыми было важным условием преодоления отсталости страны. В середине 17 в. правительство России сделало попытку вернуть себе выход к Балтийскому морю. Но Швеция была в то время сильной военной державой, и для успешной борьбы с нею силы России оказались пока еще недостаточными, тем более, что одновременно шла война с Польшей за Украину. Ликвидировать условия Столбовского договора, пробиться к Балтийскому морю в 17 в. не удалось. Это была самая жгучая проблема, важнейшая задача русской внешней политики, и, давно уже став традиционной, она никогда не снималась с повестки дня, но решать ее пришлось уже Петру I в первые десятилетия 18 в.

Третьим соседом России в Европе было в 17 в. Крымское ханство - вассал и форпост Оттоманской империи. Россия в 17 в. ежегодно выплачивала крупные суммы крымской феодальной верхушке. Однако это не обеспечивало безопасность ее южных границ.

Почти каждый год с наступлением весны татарские орды глубоко проникали в пределы русской земли, жгли, грабили, убивали, угоняли население и скот.

Постоянные татарские набеги тормозили развитие производительных сил, мешали вовлечению в хозяйственный оборот наиболее плодородных земель, создавали непреодолимые препятствия развитию земледелия и скотоводства на обширных просторах значительной части русского государства.

Правительству приходилось помимо ежегодных "дач" крымским татарам, тратить большие средства на создание оборонительных сооружений от татарских набегов - засечных черт.

Самые насущные потребности хозяйственного развития требовали от русского правительства все более решительной борьбы с набегами татар, принятия эффективных мер по обеспечению безопасности южных границ. Это вело к все более крупным столкновениям с татарами и стоявшей за их спиной Турцией. Однако здесь, на южных границах, в 17 в. добиться изменения положения не удалось.

Военные столкновения с Турцией и Крымом в 70-80-х годах 17 в. не принесли заметных успехов, которые были бы способны улучшить позиции России относительно ее южных соседей.

Стоявшие перед русской внешней политикой неотложные задачи на юге также переходили к Петру I, к 18 в.

Таково было положение России в Европе 17 в. Говорить о ее выдающейся роли в военно-политическом аспекте или хотя бы о значительном месте среди европейских государств для этого времени было бы искажением истины, ненужным преувеличением. Место России было достаточно скромным, даже в области ее сношений с ближайшими соседями, не говоря уже о странах Западной Европы. Полностью отрезанная от Балтийского моря, Россия задыхалась в тисках блокады, фактически осуществлявшейся ее западными соседями. Она была лишена естественных непосредственных связей с передовыми в те времена государствами Западной Европы, что тормозило ее развитие и сохраняло отставание от стран Запада в технике и культуре. Даже ее внешняя торговля в то время шла либо через соседние страны, оказываясь под контролем Швеции и Польши, либо велась по Белому морю и Ледовитому океану, вокруг Северной Европы, путем трудным, далеким, опасным для тогдашних небольших парусных кораблей. Едва ли нужно упоминать, что и те немногочисленные суда, которые приходили в северные порты России, были судами иностранными, так как собственного торгового флота у России не было.

Отчетливо представив себе международное положение России к концу 17 в., мы сможем теперь правильнее оценить то новое в этом положении, что появилось в ходе последующего развития событий, в результате больших жертв, принесенных русским народом, героических усилий русской армии и флота, созданных Петром I в итоге небывалого дотоле развития производительных сил страны, ее экономики, связанного с проводившимися Петром I реформами.

Эти реформы проводились в течение всего правления Петра I. Нередко случалось так, что новые соображения и предписания упраздняли недавно созданное и не выдержавшее проверки временем.

Военная реформа была первоочередным преобразовательным делом Петра I, наиболее продолжительным и самым тяжелым как для него самого, так и для народа. Она имеет очень важное значение в нашей истории; это не просто вопрос о государственной обороне: Реформа оказала глубокое действие и на склад общества, и на дальнейший ход событий.

Война перерабатывала сбродное ополчение вольницы и даточных в настоящую регулярную армию. Среди непрерывной борьбы новоприборные полки, оставаясь много лет на походной службе, сами собой превращались в постоянные. После Нарвы началась неимоверная трата людей. Наскоро собираемые полки быстро таяли в боях, от голода, болезней, массовых побегов, ускоренных передвижений на огромных расстояниях - от Невы до Полтавы, от Азова и Астрахани до Риги, Калиша и Висмара, а между тем расширение театра военных действий требовало усиления численного состава армии. Для пополнения убыли и усиления армейского комплекта один за другим следовали частичные наборы охотников и даточных их всяких классов общества, из детей боярских, из посадских и дворовых, из стрелецких детей и даже из безместных детей духовенства; в продолжение одного 1703 г. забрано было до тридцати тысяч человек. Армия постепенно становилась всесословной; но в нее поставлялось кое-как на ходу выправленное или совсем не боевое сырье. Отсюда возникла потребность в другом порядке комплектования, который давал бы заранее и правильно подготовленный запас. Случайный и беспорядочный прибор охотников и даточных был заменен периодическими общими рекрутскими наборами, хотя и при них иногда повторялись старые приемы вербовки. Рекрутов холостых в возрасте от 15 до 20 лет, а потом и женатых от 20 до 30 лет распределяли по "станциям", сборным пунктам в ближайших городах партиями человек в 500-1000, расквартировывали по постоялым дворам, назначали из них же капралов и ефрейторов, для ежедневного пересмотра и надзора и отдавали их отставным, за ранами и болезнями, офицерам и солдатам с этих сборных учебных пунктов рекрутов рассылали, куда требовалось, "на упалые места", для пополнения старых полков для сформирования новых. По объяснению самого Петра, цель таких армейских питомников - "когда спросят в дополонку в армию, то всегда на упалые места были готовы". Это и были "бессмертные" рекруты и солдаты, как их тогда прозвали. Указ гласил, что кто их них на учебной станции или уже на службе умирет, будет убит, или сбежит, вместо того брать нового рекрута с тех же людей, с которых взят выбывший. Первый такой общий набор был произведен в 1705 г. ; он повторялся ежегодно до конца 1709 г. и все по одной норме: по одному рекруту с 20 тяглых дворов, что должно было давать в каждый набор по 30 тыс. рекрутов и даже более. Всего велено было собрать в эти первые пять наборов 168 тыс. рекрутов, но не известен действительный сбор, ибо наборы производились с большими недоимками. С начала шведской войны до первого общего набора считали всех рекрутов вольницей и даточными до 150 тыс. Значит, первые 10 лет войны обошлись примерно 14-миллионному населению более, чем 300 тыс. человек. Так была создана вторая, полтавская регулярная армия, комплект которой к концу 1708 г. только по трем первым наборам был поднят с 40 тыс. в 1701 г. до 113 тыс. Таким же порядком комплектовалась и усиливалась армия и в дальнейшие годы.