Шостакович Д.Д.Жизнь и творчество

Осенью того же года он в  очередной раз приступил к  написанию Четвертой симфонии, твердо решив, какие бы трудности его  ни ожидали, довести работу до завершения, осуществить фундаментальное полотно, еще весной обещанное как «своего  рода кредо творческой работы».

Начав писать симфонию 13 сентября 1935 года, он к концу года полностью  закончил первую и в основном вторую части. Писал быстро, порой даже судорожно, выкидывая целые страницы и заменяя  их новыми; почерк клавирных эскизов  неустойчивый, беглый: воображение  обгоняло запись, ноты опережали перо. лавиной стекая на бумагу'.

В январе 1936 года вместе с  коллективом Ленинградского академического Малого оперного театра Шостакович выехал в Москву, где театр показывал  две свои лучшие советские постановки — «Леди Макбет Мценского уезда» и «Тихий Дон». Одновременно «Леди  Макбет» продолжала идти на сцене  филиала Большого театра Союза ССР.

Появившиеся в прессе отклики  на гастроли Малого оперного театра не оставляли сомнений в положительной  оценке оперы «Тихий Дон» и отрицательной  — оперы «Леди Макбет Мценского  уезда», которой была посвящена статья «Сумбур вместо музыки», опубликованная 28 января 1936 года. Вслед за ней (6 февраля 1936 года) появилась статья «Балетная фальшь», резко критиковавшая балет «Светлый ручей» и его постановку в Большом театре.

Многие годы спустя, подводя  в «Истории музыки народов СССР»  итоги развития советской музыки в тридцатых годах, Ю. В. Келдыш об этих постановках и вызванных  ими статьях и выступлениях писал: «Несмотря на ряд верных критических  замечаний и соображений общего принципиального порядка, резко  безапелляционные оценки творческих явлений, содержавшиеся в этих статьях, были необоснованными и несправедливыми.

Статьи 1936 года послужили  источником узкого и одностороннего понимания таких важнейших принципиальных вопросов советского искусства, как  вопрос об отношении к классическому  наследству, проблема традиций и новаторства. Традиции музыкальной классики рассматривались  не как основа для дальнейшего  развития, а в качестве некоего  неизменного норматива, за пределы  которого нельзя было выходить. Подобный подход сковывал новаторские искания, парализовывал творческую инициативу композиторов...

Эти догматические установки  не могли приостановить рост-советского музыкального искусства, но они несомненно осложняли его развитие, вызывали ряд коллизий, приводили к значительным смещениям в оценках»  1'.

О коллизиях и смещениях  в оценке явлений музыки свидетельствовали  развернувшиеся острые споры и дискуссии  того времени.

Оркестровка Пятой симфонии характеризуется, по сравнению с  Четвертой, большим равновесием  между медными и струнными  инструментами с перевесом в  сторону струнных: в Ларго медная группа вообще отсутствует. Тембровые  выделения подчинены существенным моментам развития, из них вытекают, ими диктуются. От неуемной щедрости балетных партитур Шостакович обратился  к экономии тембров. Оркестровая  драматургия определена общей драматургической направленностью формы. Интонационное напряжение создается сочетанием мелодического рельефа и его оркестрового обрамления. Устойчиво определяется и сам состав оркестра. Пройдя через разные пробы (до четверного в Четвертой симфонии), Шостакович теперь придерживался тройного состава — он утверждался именно с Пятой симфонии. Как в ладовой организации материала, так и в оркестровке без ломки, в рамках общепринятых составов композитор варьировал, раздвигал тембровые возможности, часто за счет солирующих голосов, применения фортепиано (примечательно, что, введя его в партитуру Первой симфонии, Шостакович затем обходился без фортепиано во Второй, Третьей, Четвертой симфониях и вновь его включил в партитуру Пятой). При этом возрастало значение не только тембровой расчлененности, но и тембровой слитности, чередования больших тембровых пластов; в кульминационных фрагментах преобладал прием использования инструментов в самых высоких экспрессивных регистрах, без басовой или с незначительной басовой поддержкой (примеров таких в Симфонии немало).

Ее форма знаменовала  упорядочение, систематизацию прежних  осуществлений, достижение строго логической монументальности.

Отметим типичные для Пятой  симфонии черты формообразования сохраняющиеся  и развивающиеся в дальнейшем творчестве Шостаковича.

Возрастает значение эпиграфа-вступления. В Четвертой симфонии это был  жесткий, судорожный мотив, здесь —  суровая, величавая мощь запева.

В первой части выдвигается  роль экспозиции, увеличиваются ее объем, эмоциональная целостность, что оттеняется и оркестровкой (звучание струнных в экспозиции). Преодолеваются структурные границы между главной  и побочной партиями; противопоставляются  не столько они, сколько значительные разделы как в экспозиции, так  и в разработке '. Качественно  изменяется реприза, превращаясь в  кульминационный пункт драматургии  с продолжением тематического развития: иногда тема приобретает новый образный смысл, что приводит к дальнейшему углублению конфликтно-драматургических черт цикла.

Развитие не прекращается и в коде. И здесь продолжаются тематические трансформации, ладовые  преобразования тем, их динамизация  средствами оркестровки.

В финале Пятой симфонии активного конфликта, как в финале предыдущей Симфонии, автор не дал. Финал упростился. «На большом  дыхании Шостакович ведет нас  к ослепительному свету, в котором  исчезают все горестные переживания, все трагические конфликты трудного предшествующего пути» (Д. Кабалевский). Вывод звучал подчеркнуто позитивно. «В центре замысла своего произведения я поставил человека со всеми его  переживаниями,— пояснял Шостакович,—  и финал Симфонии разрешает трагедийно-напряженные  моменты первых частей в жизнерадостном, оптимистическом плане» .

Такой финал подчеркивал  классические истоки, классическую преемственность; в его лапидарности наиболее четко  проявилась тенденция: создавая свободный  тип трактовки сонатной формы, не отходить от классической основы .

Летом 1937 года началась подготовка к декаде советской музыки в ознаменование  двадцатилетия Великой Октябрьской  социалистической революции. Симфонию включили в программу декады. В  августе Фриц Штидри уехал за рубеж. Сменивший его М. Штейман не был  способен на должном уровне представить  новое сложное сочинение. Исполнение поручили Евгению Мравинскому. Шостакович едва был с ним знаком: в консерваторию  Мравинский поступил в 1924 году, когда  Шостакович обучался на последнем курсе; балеты Шостаковича в Ленинграде и Москве шли под управлением  А. Гаука, П. Фельдта, Ю. Фай-ера, симфонии «ставили» Н. Малько, А. Гаук. Мравинский находился в тени. Индивидуальность его формировалась медленно: в 1937 году ему было тридцать четыре года, но за филармоническим пультом он появлялся не часто. Замкнутый, сомневающийся в своих силах, он на этот раз принял предложение представить публике новую симфонию Шостаковича без колебаний. Вспоминая необычную для себя решительность, дирижер впоследствии и сам не мог ее психологически объяснить.

 «До сих пор не  могу понять,—писал он в 1966 году,—как это я осмелился  принять такое предложение без  особых колебаний и раздумий. Если бы мне сделали его  сейчас, то я бы долго размышлял,  сомневался и, может быть, в  конце концов не решился. Ведь  на карту была поставлена не  только моя репутация, но и  — что гораздо важнее —  судьба нового, никому еще не  известного произведения композитора,  который недавно подвергся жесточайшим  нападкам за оперу «Леди Макбет  Мценского уезда» и снял с  исполнения свою Четвертую симфонию»  .

Почти два года музыка Шостаковича  не звучала в Большом зале. Часть  оркестрантов относилась к ней с  настороженностью. Дисциплина оркестра без волевого главного дирижера снижалась. Репертуар филармонии вызывал критику  прессы. Сменилось руководство филармонии: молодой композитор Михаил Чудаки, ставший директором, только-только входил в дело, намечая привлечь к работе И. И. Соллертинского, композиторскую и музыкально-исполнительскую молодежь.

Без колебаний М. И. Чудаки распределил ответственные программы  между тремя дирижерами, начинавшими  активную концертную деятельность: Е. А. Мравинским, Н. С. Рабиновичем и  К. И. Элиасбергом.

Весь сентябрь Шостакович жил только судьбой Симфонии. Сочинение  музыки к фильму «Волочаевские дни» отодвигал. От других заказов отказывался, ссылаясь на занятость.

Большую часть времени  проводил в филармонии. Играл Симфонию. Мравинский слушал и спрашивал.

На согласие дирижера дебютировать с Пятой симфонией повлияла надежда  получить в процессе исполнительской  работы помощь от автора, опереться  на его знания и опыт. Однако «первые  встречи с Шостаковичем,— читаем в воспоминаниях Мравинского,—  нанесли моим надеждам сильный удар. Сколько я ни расспрашивал композитора, мне почти ничего не удалось «вытянуть» из него»  2". Метод кропотливого Мравинского поначалу настораживал Шостаковича. «Мне показалось, что он слишком много копается в мелочах, слишком много внимания уделяет  частностям, и мне показалось, что  это повредит общему плану, общему замыслу. О каждом такте, о каждой мысли  Мравинский учинял мне подлинный  допрос, требуя от меня ответ на все  возникавшие у него сомнения» .

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

Дмитрий Дмитриевич Шостакович - величайший музыкант XX века. Никто  в современном искусстве несравним  с ним по остроте восприятия эпохи, отзывчивости на ее социальные, идейно-художественные процессы. Сила его музыки — в  абсолютной правдивости.

С невиданной полнотой и  глубиной эта музыка запечатлела  народную жизнь на  переломных этапах — революции 1905 года и первой мировой  войны, Великой Октябрьской социалистической революции и гражданской войны, становления социалистического  общества, борьбы с фашизмом в Великую  Отечественную войну, а также  проблемы послевоенного мира... Творчество Шостаковича стало и летописью  и исповедью поколений, стремившихся к великому будущему, потрясенных  и выстоявших в трагических испытаниях.

«Музыка была для него не профессия, а необходимость высказаться, выразить то, чем жили люди в его  век, на его родине. Природа наградила  его особой чуткостью слуха: он слышал, как плачут люди, он улавливал низкий гул гнева и режущий сердце стон отчаяния. Он слышал, как гудела земля: шли толпы за справедливостью, гневные песни закипали над пригородами, ветер доносил напевы окраин, взвизгивала грошовая гармошка: в строгий мир симфоний входила революционная песня. Потом лязгало и скрежетало железо на окровавленных полях, выли над Европой гудки стачек и сирены войны. Он слышал стон и хрип: на мысль надевали намордник, щелкали кнутом, искусство учили припрыгивать у сапога власти,, выпрашивать подачку и стоять на задних лапах перед квартальным... Вновь II вновь въезжали на пылающее небо всадники Апокалипсиса. Над миром завывали сирены, как трубы Страшного суда. . . Менялись времена. . . Он трудился всю жизнь» . Не только в музыке.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

 

Хентова С.  Д. Шостакович. Жизнь и творчество: Монография. В 2-х книгах, книга 1.—Л.: Сов. композитор, 1985.—544 с. с ил.

(Нумерация сверху)

 

Козинцев Г. М. О Д. Д. Шостаковиче.—  Цит. по кн.: Козинцев Г. М. Собр. соч. в  пяти томах.—Л.: Искусство, 1983, т. 2, с. 426, 433.

Мазель Л. А. Раздумья об историческом месте творчества Шостаковича.—Цит. по кн.: Мазель Л. А. Статьи по теории и  анализу музыки.—М.: Сов. композитор, 1982, с. 274

Кабалевский Д. Б. Несколько  слов о Дмитрии Шостаковиче.—В кн.: Дмитрий Шостакович.—М.: Сов. композитор 1967, с. 91.

Мравинский Е. А. Тридцать лет с музыкой Шостаковича.—  В кн.: Дмитрий Шостакович, с. 105.

Шостакович Д. Д. Жизнеописание. ЦГАЛИ, ф. 2048, on. 1, ед. хр. 66.

Д. Шостакович. о времени  и о себе.—М.: Сов. композитор, 1980, с. 242.

Серебрякова Г. И. О других и о себе.— М.: Сов. писатель, 1971, с. 312.

Стенографический отчет  заседания правления Ленинградской  композиторской организации с активом, посвященного итогам работы над советской  оперой.—ЛГАЛИ, ф. 9709, оп. 1, ед. хр. 22, с. 7.

Шостакович Д. Д. Будем  трубачами великой эпохи.

Соллертинский И. И. Музыкально-исторические этюды—Л.: Музгиз, 1956, с. 295

Частично выписки Шостаковича  сохранились.— ГЦММК, ф. 32. ЦГАЛИ, ф. 2048. оп. 1, ед. хр. 64.

Выступление на дискуссии 1935 года о советском симфонизме // Сб.: Памяти И. И. Соллертинского.— Л.: Сов. композитор, 1978, с. 193.

Шостакович ЛЛ. Балет и  музыка.

Келдыш Ю. В, Итоги развития советской музыки в 30-х годах.—  В кн.: История музыки народов  СССР, т. 2, с. 473.

Шостакович Д. Д. Мой творческий ответ.

Мравинский Е. А. Тридцать лет с музыкой Шостаковича, с. 112

Смена, 1938, 18 окт.