Взаимосвязь между личностными факторами принятия решений и склонностью к предпринимательскому риску у студентов

Непсихологические модели принятия решений постулировали основания или правила, согласно которым в ситуации выбора действует идеальное лицо, принимающее решение.

Непсихологические представления о "правильном", "оптимальном", "разумном" выборе сводятся к пониманию рационального решения как осознанного (т.е. не интуитивного) и обдуманного (т.е. не эмоционального), а рациональный выбор определяется как выбор на основе осознанных и тщательно взвешенных критериев. Психологические исследования направлены на выявление тех ориентиров и способов, которыми опосредуются процессы выбора.

В психологических моделях выделяются внутренние источники субъективной неопределенности: 1) когнитивные компоненты, связанные с построением образа ситуации и использованием интеллектуального ресурса; 2) опыт, включающий знания, навыки и т.д.; 3) личностно-мотивационные компоненты; 4) планы, стратегии, тактики.

Б. Ф. Ломов отмечал, что "принятие решения, рассматриваемое на психологическом уровне, не является некоторым изолированным процессом. Оно включено в контекст реальной деятельности человека" [14, с. 17].

Началом внедрения психологической проблематики в теорию принятия решений можем считать работы Г. Саймона. Психологическое экспериментальное изучения проблем принятия решений в зарубежных исследованиях предприняли такие известные авторы, как М. Алле, Д. Канеман, Д. Дернер и П. Словик.

Изменение методологических критериев рациональности существенно повлияло на смену постановки проблемы интеллектуальных решений человека. Назовем только три подхода (из всех существующих), в которых раскрытие психологических механизмов выбора означало отказ от понимания рационального как только рефлексивного или дискурсивного его опосредствования. Это подходы Г. Саймона, Д. Канемана и Г. Гигеренцера.

В первом отстаивалась общность критериев рациональности применительно к экономическому поведению и интеллектуальным решениям, что выразилось в рассмотрении интеллекта человека в качестве "ограниченного ресурса". Сложившаяся, в частности, в экономической теории идея оптимального распределения ресурсов была перенесена на оценки процедурных аспектов рациональности, поскольку необходимо было "развести" понятие рациональности результата выбора и рациональности как "разумности" его подготовки. ""Разумные люди" приходят к "разумным" выводам в обстоятельствах, когда нет возможности применить классические модели рационального выбора". Понимание того, что человек в ситуации выбора практически никогда не охватывает всю совокупность объективных ориентиров, а также то, что "динамические модели" (как формы презентации условий выбора или в целом проблемной ситуации) могут не включать прогноза объективных изменений ситуации, привело к формулированию концепции "ограниченной рациональности".

Г. Саймон предложил рассматривать рациональность стратегий выборов не с точки зрения соответствия внешним или количественным критериям их оптимальности, а с точки зрения соответствия мысленному плану, который - в силу ограниченности ресурсов внимания и мышления человека - всегда будет предполагать упрощение ситуации, недоучет каких-то деталей, да и вообще оказаться "фатальным" из-за эвристичного подхода субъекта к анализу альтернатив.

Подход Саймона называют также теорией удовлетворенности, согласно которой люди принимают решения не для реализации оптимальных стратегий, а для получения удовлетворения от принятого решения.

Человек выбирает не лучшую из имеющихся на рынке квартир, а ту, которая удовлетворяет его запросам. То же происходит при других каждодневных решениях. В результате люди хорошо адаптируются, не реализуя посылки о той целевой функции, которую сформулировали МОП ("модели ожидаемой полезности", предполагающие, что цель субъекта - максимизация ценности результата выборов). Достижение притязаний - вот цель человека при ПР и оценка действительной рациональности его стратегий.

Стремление учесть реальное поведение людей и приблизить теорию к жизни привело к появлению теории проспектов, разработанной А. Тверским и Д. Канеманом.

Теория проспектов была разработана для того, чтобы учесть реальные черты человеческого поведения в задачах с субъективными вероятностными оценками. Ставилась цель заменить теорию ожидаемой полезности в качестве средства, позволяющего человеку выбирать предпочтительные варианты действий.

Теория проспектов позволяет учесть три поведенческих эффекта:

1) эффект определенности, т.е. тенденцию придавать больший вес детерминированным исходам;

2) эффект отражения, т.е. тенденцию к изменению предпочтений при переходе от выигрышей к потерям;

3) эффект изоляции, т.е. тенденцию к упрощению выбора путем исключения общих компонентов вариантов решений.

Несмотря на то, что теория проспектов является интересной аксиоматической теорией, стремящейся объединить дескриптивное знание о поведении людей и нормативные правила их рационального поведения, она не дает возможность разрешить все противоречия между нормативной теорией, предписывающей нормы рационального поведения, и особенностями реального поведения людей.

При этом в 2002 году Нобелевский комитет присудил Канеману премию "за обогащение экономической науки результатами психологических исследований, особенно в отношении оценки человеком ситуации и принятия им решений в условиях неопределенности". Так велик был вклад в экономическую науку Канемана и Тверски (не дожившего до этого момента, потому и не разделившего эту честь со своим коллегой), показавшего иррациональности поведения человека.

Из исследований немецких авторов сегодня наиболее известна модель Г. Гигеренцера. Она переинтерпретирует закономерности, описанные А. Тверским и Д. Канеманом, с точки зрения понимания механизмов "влияния склада ума" на принятие решений человеком. "Теория проспектов", разработанная этими авторами, представляет наиболее завершенный модельный подход (с позиций МОП) в когнитивной психологии.

Обращение Г. Гигеренцера к понятию экологического интеллекта стало основанием, изменившим понимание рациональности выбора. Рассматривая ряд житейских ситуаций, включающих поведенческое принятие решения (в основном на материале вербальных задач), он по существу отстаивает первенство социальных факторов при регуляции выбора субъекта. А также экспериментально демонстрирует изменение мыслительных стратегий при принятии решений в зависимости от образа ситуации, который определяется форматом ориентиров, задаваемых субъекту.

Главное отличие взглядов Гигеренцера от других мнений относительно когнитивной регуляции ПР (в частности, он спорит с А. Тверски и Д. Канеманом - авторами "теории проспектов", наиболее приближенной к нормативным моделям) заключается в том, что в ходе эволюции человек не сталкивался с представлением информации в виде вероятностей - это относительно недавнее изобретение. В реальности же человек имел дело всегда только с частотой встречаемости того или иного события. Именно поэтому естественная для человека форма представления информации - частотная. При таком формате подачи информации многие искажения принятия решений, выявленные как когнитивные эвристики, попросту исчезают, что подтверждается многочисленными экспериментами автора.

Много исследований посвящено тому, чтобы показать, что люди не следуют правилу Байеса при оценке вероятности события, т.е. "неправильно" рассуждают и в итоге дают неверный ответ. Исследователи описывают эти "неизбежные иллюзии" как свойственные человеческому разуму при оценке вероятностей. Гигеренцер возражает: так ли уж люди глупы?

Гигеренцер, как и авторы "теории проспектов", считает, что при принятии решений человек снижает уровень неопределенности ситуации. Но связывает он это снижение не с функционированием когнитивных эвристик, а с механизмом переключения модулей, специфицированных при опознавании ситуаций принятия решений как бы по принципу прототипа (сам автор это понятие не использует).

Экономность и рациональность принятия решений интерпретируются им как упрощение архитектоники взаимосвязей между разными ориентирами субъекта.

Другой исследователь проблем ПР А.В. Карпов, критикуя сложившиеся в западной традиции исследования ПР, отмечает: "Поскольку доминирующим методом психологических теорий решений является метод лабораторного эксперимента, то и ситуации, на которых изучается процесс ПР, являются весьма абстрактными, в достаточно слабой, приблизительной, а иногда - и просто искаженной форме воссоздающими реальную сложность поведенческих решений и условий, в которых они принимаются". И А. Карпов выдвигает проблему экологической валидности этого подхода и формулирует свое видение изучения процессов ПР от традиционно-лабораторного эксперимента через методы "естественного моделирования" и "имитационных задач" к изучению процессов ПР в психологическом анализе деятельности.[1]

При критическом анализе понятия регулятивного кольца А. Карпова и возможном предположении того, что функциональная иерархия опосредствующих решение процессов складывается при каждой новой ситуации выбора заново, то и метод А. Карпова со своими преимуществами становится практически трудно применяемым для каждой ситуации и делает невозможным моделирование процессов ПР. Это заставляет нас в исследованиях психодиагностических проблем ПР не только обратиться к традиционно выделяемым критериям, но и к проблеме дополнения их новыми критериями. На наш взгляд, на ряду с рациональностью и готовностью к риску, нужно также диагностировать фактор восприятия и субъективной оценки времени. В реальной жизни, когда субъект ПР стоит перед необходимостью уменьшения неопределенности и калькуляции рисков, он всегда находится в каком-нибудь ограниченном временном интервале, который воспринимается и оценивается каждым субъектом по-своему. Недооценивание этого факта и является главным недостатком моделирующих экспериментов и кейс-методов. До сих пор очень мало или же совсем отсутствуют методы, в которых на ряду с уже известными критериями также моделировалась бы и ограниченность временного интервала. А когда с физического времени переходим к субьективно-оценочному, психологическому времени, то моделирование становится невозможным. А в тесты ПР, которые широко используются, еще не включена шкала восприятия и оценки времени и не выявлена ее взаимосвязь с другими критериями ПР. Выяснение закономерностей взаимосвязи фактора восприятия и субьективной оценки времени с факторами рациональности и готовности к риску на этот период и является главной задачей работы по разработке и дополнению психодиагностических критериев ПР.

Д.А. Леонтьев понимает личностный выбор как "разрешение неопределенности в деятельности человека в условиях множественности альтернатив" [15, с. 15-25]. Развивая взгляды Р.Мэя, С.Мадди, Д.А. Леонтьев также говорил о связи с контекстом личного времени проблем вины и тревоги: первая связана с прошлым (из-за отказа от реализации ряда возможностей), вторая - с будущим (из-за непредсказуемости будущего), причем как та, так и другая могут быть экзистенциальными и невротическими. По его мнению, в основе способности совершать свободный и ответственный выбор лежит возможность "включения" рефлексивного сознания, которое позволяет взять "паузу между стимулом и реакцией" и "самодистанцироваться" от происходящего (отделить свое "Я" от потока жизнедеятельности). Д.А. Леонтьев помещает проблему выбора в контекст возможного, а не должного, полагая осуществление человеком свободных и ответственных выборов в течение жизни в основу предвосхищения и конструирования им различных вариантов личного будущего [16].

Основываясь на деятельностном подходе, Д.А. Леонтьев и Н.В. Пилипко рассмотрели выбор как "не одномоментный акт, а развернутый во времени процесс, имеющий сложную структуру"[17, с.99] т.е. как форму деятельности. Ими была предложена классификация типов выбора на основании наличия или отсутствия альтернатив и критериев для их сравнения: простой, смысловой, личностный (или экзистенциальный) выбор. Здесь следует оговориться, чтобы избежать в дальнейшем смешения понятий, что так называемый Д.А. Леонтьевым и Н.В. Пилипко личностный, или экзистенциальный, выбор по содержанию уже, чем понимаемое другими авторами определение личностного выбора как акта свободного и ответственного предпочтения одной из альтернатив личностью.

Д.А. Леонтьев и Н.В. Пилипко сделали акцент на смысловом выборе, понимаемом ими как "внутренняя деятельность по конструированию оснований и смысловых критериев для сопоставления имеющихся альтернатив" [17, с.100]. Отмечая, что это сопоставление проходит во внутреннем плане, они экспериментально доказали возможность "разворачивания" структуры деятельности выбора посредством процедуры аргументации и ранжирования выдвинутых аргументов с последующей их классификацией, а также возможность формирования "культуры" выбора.

На основе идей о единстве интеллекта и аффекта и о психологических системах (Л.С. Выготский) можно предполагать, что в выборе человеком реализуются не только интеллектуальные, но и личностные усилия, интегрируемые в целостных динамических регулятивных системах (ДРС). Их результирующее действие оформляется в саморегуляции субъекта в процессах рационального выбора, феноменологически представленное в критерии обратимости рассматриваемых альтернатив [18, с.170].