История развития культуры речи

Для правильного понимания взглядов Аристотеля необходимо учитывать то   различие, которое он проводит между аналитикой и диалектикой. Аналитика для   него тождественна формальной логике, точнее, теории силлогистических   умозаключений. В ней анализируются способы построения правильных силлогизмов и   раскрываются ошибки, которые встречаются в такого рода умозаключениях. В   диалектике же рассматриваются общие вопросы, связанные с использованием   несиллогистических умозаключений, а именно рассуждений по аналогии и   индуктивные обобщения. Поскольку заключения таких рассуждений имеют лишь   вероятностный, или правдоподобный, характер, то они представляют собой мнения,   а не доказательства.

Риторика отличается от аналитики и диалектики прежде   всего своим прикладным характером, так как она предназначена для того, чтобы   убеждать людей в ходе полемики, в публичной речи или судебном споре. Но   поскольку наилучшей силой убеждения обладает доказательство, которое изучается   в аналитике, то Аристотель считает последнюю теоретической основой риторики.

  Правда, в устной речи  было трудно пользоваться развернутыми  силлогизмами,   поэтому вместо  них там обращаются к сокращенным  силлогизмам или энтимемам.

  Диалектика также  выступает в качестве теоретической  основы риторики, поскольку   в  ней изучаются такие несиллогистические формы рассуждений, как индукция и   аналогия. Опять-таки для краткости речи вместо полного перечисления случаев,   на которых строится индуктивное обобщение, ораторы чаще всего прибегают к   примерам. Таким образом, энтимемы и примеры являются главными способами, на   которых оратор строит свою логику убеждения.

  Что касается самого  процесса убеждения, то автор "Риторики"  различает, с одной   стороны, способы  или приемы убеждения, которые  не нами изобретены и называет  их нетехническими, а с другой  технические методы, которые могут  быть   созданы нами с помощью  метода и наших собственных  средств.

 К первому роду   относятся всевозможные факты, данные, свидетельства и т. п. посылки, на   которые опираются в доказательных  и правдоподобных рассуждениях. Сам   Аристотель причисляет  к ним свидетельства очевидцев, письменные договоры,    клятвы  и даже показания, данные под  пыткой. В современной логике   они чаще всего называются  посылками, основаниями доказательства, нередко также   аргументами  или доводами. Во избежание недоразумений  заметим, что в дальнейшем   под аргументацией мы будем  понимать не только анализ  доводов или аргументов,   но  весь процесс убеждения, включающий  также обсуждение способов вывода   заключений из этих аргументов.

Аристотель относит к техническим средствам убеждения как раз эти способы    вывода, посредством которых аргументы, т. е. нетехнические способы убеждения   по его терминологии, связываются с выводимыми из них заключениями. Наиболее   распространенными формами логического вывода являются дедуктивные    умозаключения, в которых заключение с логической необходимостью вытекает из   посылок как аргументов.

Сам Аристотель исследовал чаще всего встречающиеся   силлогистические умозаключения или короче, силлогизмы. Они подробно   исследуются в "Аналитиках". Но кроме них он обращается также к правдоподобным,   или вероятностным, рассуждениям, которые он называет диалектическими, и   противопоставляет их доказательным.

 Доказательство, читаем  мы в "Топике",   имеется  тогда, когда умозаключение строится  из истинных и первых (положений),   т. е. из таких, знание о которых  берет свое начало от тех  или иных первых и   истинных  (положений). Диалектическое же умозаключение-  это то, которое   строится из правдоподобных (положений).

Интересно отметить,   что он определяет вероятное как то, что случается по большей части, и не   просто то, что случается, как определяют некоторые, но то, что может случиться   и иначе. В этом определении мы можем заметить сходство с   современной частотной интерпретацией вероятности.

Таким образом,   убедительность любой речи, позиции в споре, публичном выступлении   основывается, согласно Аристотелю, во-первых, на истинности или по крайней   мере правдоподобности приводимых аргументов, доводов, посылок, которые он   называет нетехническими, не нами созданными средствами убеждения. Во-вторых,   она зависит также от тех методов или логических правил, с помощью которых из   имеющихся аргументов выводятся или, точнее, получаются заключения. О выводе   говорят лишь в дедуктивных, доказательных умозаключениях. В недедуктивных   рассуждениях, в частности индуктивных, приходится ограничиваться термином  "наведение".  Поскольку, однако, явное и развернутое использование дедуктивных и индуктивных   умозаключений крайне усложнило бы речь, то в риторике Аристотель рекомендует   использовать более гибкие и ослабленные их варианты, а именно вместо   силлогизмов -  энтимемы, а индукции -  примеры. Под энтимемой, как уже отмечалось  выше, подразумевают сокращенный силлогизм, в котором пропущена та или иная   посылка, хотя она легко подразумевается, а в случае необходимости ее нетрудно   восстановить. В реальном рассуждении люди практически так всегда и поступают и   именно поэтому Аристотель рекомендует также подходить к риторике. Точно так же   в обычной речи достаточно сослаться на типичный пример, который может навести   на индуктивное обобщение. Не случайно поэтому индукцию называют наведением.

  Четкое различие между  основными понятиями и методами  логики и диалектики, с   одной  стороны, и риторики, с другой, Аристотель  проводит в своем главном труде   по риторике. Что же касается  способов доказывать действительным  или кажущимся   образом, пишет  он там, то как в диалектике есть наведение, силлогизм и   кажущийся силлогизм, точно так же есть и здесь, потому что пример есть не что   иное, как наведение, энтимема -  силлогизм, кажущаяся энтимема -  кажущийся   силлогизм.

"Я называю энтимемой риторический силлогизм, а примером   риторическое наведение: ведь и все ораторы излагают свои доводы, или приводя   примеры, или строя энтимемы, и помимо этого не пользуются никакими способами   доказательства".

    Особое внимание  автор "Риторики" обращает на  различие между энтимемами двух   видов: диалектическими и риторическими, в которых посылки имеют общий,   универсальный характер, с одной стороны, и с другой, энтимемами частного   характера.

 Для характеристики  первых Аристотель использует  понятие топа, или   общего места. "В них, - пишет он, - мы говорим  общими местами,  топами". В  энтимемах частного характера посылками служат суждения, относящиеся к   отдельным видам явлений и конкретных событий. Хотя знание последних   способствует лучшему пониманию конкретных, специальных наук, тем не менее   знание топов и основанных на них силлогизмов позволяет, во-первых, выявить   связь между общим и частным, во-вторых, умело их использовать в качестве    общепризнанных средств убеждения.

Такова в общих чертах аристотелевская   концепция риторики, опирающаяся скорее на логику, чем на   философию и диалектический метод в сократовско-платоновском понимании этого   термина. В отличие от Платона диалектика для Аристотеля означает анализ всех   несиллогистических форм рассуждения, в частности аналогии и индукции.

  Убедительность речей  в огромной степени зависит  от эмоциональной природы людей   или, как говорит Аристотель, от  их страстей. Под влиянием страстей возникает   или исчезает доверие людей, с ними же связано изменение их решений по   различным вопросам, чувство удовольствия и неудовольствия, выражающееся в   гневе, сострадании, страхе и т. п. Поскольку именно страсти часто оказывают   решающее влияние на поведение людей, то Аристотель всю вторую часть своей  "Риторики" посвящает скрупулезному исследованию различного рода страстей, а   самое главное тому, как оратор должен воспользоваться ими для достижения   своей цели.

  С эмоциональной стороной  речей тесно связан их стиль. Чтобы речь произвела   должное  впечатление, стиль должен быть  полон чувства, отражать характер  и   соответствовать истинному  положению вещей. Поэтому о вещах, вызывающих   презрение и негодование, советует великий грек, необходимо "говорить языком   гневающимся, о вещах похвальных с восхищением, а о вещах, возбуждающих   смирение  и сострадание, - языком смиренным". Другими словами, истинное положение   вещей диктует соответствующий стиль речи.

Ораторское искусство древнего Рима

Развитию красноречия в Риме во многом способствовали блестящие образцы греческого ораторского искусства, которое со II в. до н. э. становится предметом тщательного изучения в специальных школах.

Со страстными речами выступали политические деятели, как, например, реформаторы братья Гракхи, особенно Гай Гракх, который был оратором исключительной силы. Увлекая народные массы даром слова, он в своих выступлениях пользовался и некоторыми театральными приемами. Среди римских ораторов широко, например, был распространен такой прием, как показ рубцов от ран, полученных в борьбе за свободу.

Как и Греки, Римляне выделяли два направления в красноречии: азианское и аттическое. Азианский стиль, как известно, характеризовался пафосностью и обилием изысканных речевых оборотов. Для аттицизма же был характерен сжатый, простой язык, каким писали греческий оратор Лисий и историк Фукидид. Аттическому направлению в Риме следовали Юлий Цезарь, поэт Липиний Кальв, республиканец Марк Юлий Брут, которому Цицерон посвятил свой трактат «Брут».

Но, к примеру, такой оратор как Цицерон выработал свой, средний стиль, в котором сочетались особенности азианского и аттического направления.

Цицерон

Биография, политическая и литературная деятельность Цицерона.

Марк Туллий Цицерон, знаменитый оратор древности, олицетворяет наравне с Демосфеном высшую ступень ораторского искусства.

Цицерон жил с 106 до 43 г. до н. э. Он родился в Арпине к юго-востоку от Рима, происходил из сословия всадников. Цицерон получил блестящее образование, изучал греческих поэтов, интересовался греческой литературой. В Риме он учился красноречию у знаменитых ораторов Антония и Красса, слушал и комментировал выступавшего на форуме известного трибуна Сульпиция, изучал теорию красноречия. Оратору необходимо было знать римское право, и Цицерон учился ему у популярного для того времени юриста Сцеволы. Зная хорошо греческий язык, Цицерон познакомился с греческой философией благодаря близости с эпикурейцем Федром, стоиком Диодором и главой новоакадемической школы Филоном. У него же он научился диалектике — искусству спора и аргументации.

Хотя Цицерон не придерживался определенной философской системы, во многих своих произведениях он излагает взгляды, близкие к стоицизму. С этой точки зрения во второй части трактата «О государстве» он рассматривает лучшего государственного деятеля, который должен обладать всеми качествами высоконравственного человека. Только он мог бы оздоровить нравы и предотвратить гибель государства. Взгляды Цицерона на лучший государственный строй изложены в первой части этого трактата. Автор приходит к заключению, что лучший государственный строй существовал в Римской республике до реформы Гракхов, когда монархия осуществлялась в лице двух консулов, власть аристократии — в лице сената, а демократии — народного собрания.

Для лучшего государства Цицерон считает правильным установить древние законы, возродить «обычай предков» (трактат «О законах»).

Свой протест против тирании Цицерон выражает и в ряде произведений, в которых преобладают вопросы этики: таковы его трактаты «О дружбе», «Об обязанностях»; в последнем он порицает Цезаря, прямо называя его тираном. Он написал трактаты «О пределах доброго и злого», «Тускуланские беседы», «О природе богов». Цицерон не отвергает и не утверждает существования богов, вместе с тем признает необходимость государственной религии; он решительно отвергает все чудеса и гадания (трактат «О гаданий»).

Вопросы философии имели для Цицерона прикладной характе и рассматривались им в зависимости от практического их значения в области этики и политики.

Считая всадников «опорой» всех сословий, Цицерон не имел определенной политической платформы. Он стремился сначала приобрести расположение народа, а затем перешел на сторону оптиматов и признавал государственной основой союз всадников с нобилитетом и сенатом.

Его политическую деятельность можно охарактеризовать словами брата его Квинта Цицерона: «Пусть у тебя будет уверенность, что сенат расценивает тебя по тому, как ты жил раньше, и смотрит на тебя как на защитника его авторитета, римские всадники  и богатые люди на основании прошлой жизни твоей видят в тебе ревнителя порядка и спокойствия, большинство же, поскольку речи твои в судах и на сходках показали тебя полуляром, пусть считают, что ты будешь действовать в его интересах»

Первая дошедшая до нас речь (81 г.) «В защиту Квинкция», о возвращении ему незаконно захваченного имущества, принесла Цицерону успех. В ней он придерживался азианского стиля, в котором был известен его соперник Гортенсий. Еще большего успеха добился он своей речью «В защиту Росция Америпского». Защищая Росция, которого из корыстных целей родственники обвиняли в убийстве родного отца, Цицерон выступил против насилия сулланского режима, разоблачая темные действия фаворита Суллы, Корнелия Хризогона, с помощью которого родственники хотели овладеть имуществом убитого. Цицерон выиграл этот процесс и своей оппозицией аристократии добился популярности в народе.

Из опасения репрессий со стороны Суллы Цицерон отправился в Афины и на остров Родос, якобы ввиду необходимости более глубоко изучить философию и ораторское искусство. Там он слушал ритора Аполлония Молона, оказавшего влияние на стиль Цицерона. С этого времени Цицерон стал придерживаться «среднего» стиля красноречия, занимавшего середину между азианским и умеренным аттическим стилем.

Блестящее образование, ораторское дарование, удачное начало адвокатской деятельности открыли Цицерону доступ к государственным должностям. Реакция против аристократии после смерти Суллы в 78 г. оказала ему в этом содействие. Первую государственную должность квестора в Западной Сицилии он занял в 76 г. Снискав своими действиями доверие сицилийцев, Цицерон выступил в защиту их интересов против наместника Сицилии пропретора Верреса, который, пользуясь бесконтрольной властью, разграбил провинцию. Речи против Верреса имели политическое значение, так как по существу Цицерон выступал против олигархии оптиматов и одержал над ними победу, несмотря на то, что судьи принадлежали к сенаторскому сословию и защитником Верреса был знаменитый Гортенсий.