Концепция правопонимания С.А. Муромцева

Российские теоретики  социологического позитивизма уделяли  существенное внимание обоснованию  идейных и методологических позиций  своего направления. Как указывал Муромцев, профессор римского права Московского  университета, он и его единомышленники смотрели на задачи правоведения с позиций строго позитивного мировоззрения, однако видели сущность юридической науки не просто в отыскании системы норм, призванных руководить людьми, но в изучении законов, по которым развивалось право. Под правом Муромцевым понималась отдельная область социальных явлений, тесно связанная с социальной жизнью общества. «При отсутствии одного идеального правового состояния и при постоянной смене форм общественной и юридической жизни наука должна открыть законы, по которым происходит означенная смена…, – считал ученый. – Наука должна определить отношения, в которых состоят правовые явления между собой, к явлениям других групп и к прочим условиям и факторам общественного развития». «Вместо совокупности юридических норм под правом разумеется совокупность юридических отношений (правовой порядок)», – резюмировал ученый.¹ «Правоведение должно стать отделом социологии, – писал Муромцев в другой своей работе, – как вообще законы социологии, так и законы правоведения были законами сосуществования (статика) и преемственности (динамика²)». Тем самым признавался междисциплинарный статус юридической науки, ее связь с социальными науками.

Будучи специалистом в области гражданского права, Муромцев определял задачи своей отрасли  следующим образом: «Первый шаг  науки – чисто-объективный, наблюдательный. Она определяет, что есть. Политика, в смысле теории искусства, исполняет  второй шаг. Она определяет, что должно быть, к чему следует стремиться…  Мы должны различать: общее гражданское правоведение и гражданско-правовую политику. Общее гражданское правоведение есть наука в строгом смысле. Не преследуя никакой практической цели, но руководясь исключительно требованиями любознательности, оно изучает законы развития гражданского права. Оно предполагает, как подготовительную стадию, описательное гражданское правоведение, которое описывает в правильной системе факты гражданского права. Гражданско-правовая политика определяет цели и приемы, которыми должны руководиться гражданский законодатель и судья³». Наряду с социологией, «близким другом» юриспруденции, по мнению Муромцева, являлась история. Он высоко оценивал немецкую историческую школу права, ее идеи постепенного развития, закономерного движения истории права, заимствования права одним народом у другого, участия в процессе правообразования объективных и субъективных факторов: экономических отношений, жизни общества (народа), социальной психологии, мыслительной деятельности общества в целом и юридического сообщества, в частности.

Признавая достижения исторической школы права, Муромцев, вслед за Р. Иерингом, в то же время  критиковал ее за то, что она «упустила  совершенно из виду деятельность общества, которой создается право»⁴. Образование права, по мнению Муромцева, совершалось не самопроизвольно, а человеческой деятельностью. Причем в основе творческой работы, созидающей право, лежал психический труд. Само по себе развитие права давалось, по признанию ученого, тяжелой и неустанной борьбой: «… люди борются из-за отношений, которые нуждаются в правовой защите или же имеют таковую; они борются также из-за норм, которые защищают отношения или только предназначаются для того»⁵. Утверждая так, Муромцев пытался примирить позиции двух школ в современной ему юриспруденции – исторической школы и школы естественного права, обозначить общность их идей. От исторической школы Муромцев брал идею закономерности, от школы естественного права – идею творчества. Постижение закономерностей правового развития, а также творческий подход в ходе создания права являлись основой научной концепции Муромцева и его политическим кредо⁶. Доказывая право на существование своего направления в условиях, когда российская правовая наука была далеко неоднородной, Муромцев и другие теоретики социологического позитивизма обосновывали свои позиции посредством критики воззрений оппонентов. Ученые социологической школы указывали на ограниченность юридического позитивизма. «Догматическое изучение права весьма важно и необходимо, но лишь для одной цели – для практического применения права в жизни. Оно есть изучение подчиненное, вся догматика возникла и существует… как служанка правосудия. Правосудие есть дело великой важности, но все же не самое важное в области права; в жизни права есть задача еще более важная, чем применение права, а именно его создание, и перед этой задачей догматика оставляет нас совершенно бессильными, ибо вопрос о том, каково должно быть право, для нее не существует»⁷, – считал профессор гражданского права Харьковского университета Гредескул. «И если конечное назначение науки состоит не столько в теоретической истине, сколько в практическом добре, если найденная упорным трудом истина лучше всего окупает себя применением к улучшению человеческой жизни, – продолжал Гредескул, – то… социологическое изучение права – и лишь оно одно – обещает нам богатые плоды: оно даст нам возможность разумно созидать право... И если при господстве догматики права идеалом юриста… является пушкинский дьяк, в приказе поседелый, спокойно зрящий на правых и виновных, знаток текстов и тонкий диалектик, всегда готовый разрешить на основании существующего права самый запутанный юридический казус, – то при социологическом изучении права перед нами вырисовывается совершенно уже другой идеал юриста… Это юрист – третейский судья в борьбе общественных классов, юрист – творец права, юрист, консультирующий обществу о том, каковым должно быть право, и выполняющий эту задачу, как беспристрастный ученый, с полной независимостью сверху и снизу»⁸. Ковалевский подвергал критике догматическую юриспруденцию за признание ею беспредельности государственного суверенитета и недопущение существования у граждан других прав, кроме созданных государством. Это порождало, по словам ученого, представление о необязательности для государства конституции как продукта его добровольного самоограничения и о вторичности обеспеченных данной конституцией прав личности⁹. Взгляд позитивистов на право, по словам Ковалевского, «служил оправданием произвола правительства по отношению к подданным»¹⁰. Слабой стороной доктрины естественного права родоначальники социологической школы считали преуменьшение ею роли государства, представление об ограниченном его верховенстве по отношению к правам личности, убеждение, что поскольку государство было создано в интересах защиты прирожденных человеку прав свободы личности и собственности, оно не могло поднять на них руку, не было способно отменить эти права своим законом¹¹. Метафизическим считали социологи права также представление школы естественного права о прирожденных человеку правах как о критерии для оценки действующего права¹². Профессор государственного права Петербургского университета Коркунов критиковал теорию естественного права за отдаваемый ею приоритет характеристике должного, но не сущего, реально существующего. «И пора, наконец, понять, – писал ученый, – что задача общественных наук не в том, чтобы быть судьей фактов, а в том, чтобы их объяснять… Надо брать факты как они есть. Надо отвлеченные понятия проверять их применимостью к реальным фактам. Не может иметь жизненного значения, не может руководить общественной жизнью теория, проглядевшая действительное направление современного государственного развития»¹³. Отношение представителей социологического позитивизма к школе естественного права наиболее обстоятельно выразил Гамбаров, профессор гражданского права Высшей школы общественных наук и ряда российских университетов, а также близкий друг Ковалевского. Гамбаров отдал дань идейному потенциалу естественно-правовой теории, ее вкладу в развитие государственности европейских стран, в ликвидацию рудиментов средневекового строя и феодализма: уничтожение крепостничества, цехового устройства, пыток, уголовного преследования за религиозные преступления и др. Гамбаров признал, что все следовавшее за естественно-правовой теорией развитие политических идей и государственных отношений осуществляло на практике указанный ею великий принцип ограничения государственного всемогущества не только индивидуальными правами, но и господством закона¹⁴. Вместе с тем Гамбаров считал роль естественно-правовой теории в исторических условиях XIX в. – века буржуазно-демократических революций и разрушения «старого порядка», сыгранной. По его убеждению, школа естественного права потеряла в XIX столетии, и, в особенности, во второй его половине, тот кредит доверия, которым она пользовалась ранее. Причины упадка естественного права ученый усматривал, во-первых, в появлении в XIX в. позитивизма – научного движения, осуждающего априоризм и утверждающего культ положительного закона; во-вторых, в изменении в XIX в. роли государства, которое из учреждения, пекущегося только о защите права (правовое государство), превращается в учреждение, озабоченное общим благом (социальное государство) и способное к вторжению в индивидуальную сферу и ограничению свободы некоторых для обеспечения свободы всех. Ослабление позиций естественно-правовой теории связывалось Гамбаровым также с появлением в XIX столетии обширного конституционного законодательства, которое, в свою очередь, явилось основанием для создания учения о государстве на почве сравнительно-исторического его изучения – учения социологического позитивизма¹⁵. Родоначальники российской социологической школы права предлагали, таким образом, теорию права, свободную, по их мнению, от крайностей индивидуализма и коллективизма, которые воплощали теории естественного права и юридического позитивизма. В воззрениях на свободу личности Муромцев был сторонником представления о свободе как о результате исторической эволюции общества. В этом отношении его взгляды были близки взглядам другого теоретика социологической школы права – Ковалевского, рассматривавшего права человека как результат эволюции государства и общества в определенное время и определенных условиях. Ковалевский указывал, что вероисповедная свобода ранее всего была провозглашена в Северной Америке. Движение в пользу терпимости и свободы церкви широко овладело сознанием граждан Французской республики. Между тем в современной ученому Российской империи до обеспечения свободы совести было, по его мнению, еще далеко. К числу поздно завоеванных вольностей Ковалевский относил свободы печати, собраний и союзов¹⁶. Мысли Ковалевского было созвучно наблюдение Муромцева: «Всему приходит свое время. Потребность в свободе собраний и союзов – потребность общечеловеческая, но степень необходимости ее на различных ступенях общественного положения различна. Кроме того, различны и препятствия, которые встречаются при удовлетворении сказанной потребности»¹⁷. Интерес представляет также умозаключение Муромцева о том, что потребность общества в гражданских свободах наиболее остро ощущалась в эпохи радикальных общественных преобразований, когда идеи личной свободы начинали отвергаться в результате посягательства на них. Именно в такие эпохи идеи неприкосновенности личности и жилища, права собственности распространялись особенно быстро и усваивались особенно сильно¹⁸. Трактуя взаимоотношения личности и государства, Муромцев усматривал необходимость нахождения сдержек и противовесов государственного вмешательства в осуществление прав личности. Такими сдержками ученый признавал наделение граждан политическими правами. Муромцев считал, что «чем ближе поставлен каждый гражданин к политической деятельности, чем чаще выступает он активным исполнителем государственного порядка, а не слепым его орудием, тем более… он заинтересовывается им и влагает в него свою душу, тем более сторон человеческого существования охватывает государство, тем сильнее оно по качественным пределам своего господства и могущественнее по степени своего культурного влияния»¹⁹. В марте 1880 г. в «Записке о внутреннем состоянии России», адресованной министру внутренних дел графу М.Т. Лорис- Меликову, Муромцев констатировал наличие в русском обществе остро осознаваемой потребности в политической свободе, которая, по словам ученого, «питалась и развивались умственным движением прошлого и в особенности настоящего столетия», а в результате либеральных реформ Александра II стала практической задачей. «Идеи неприкосновенности прав личности, свободы мысли и слова, государственного устройства, обеспечивающего эти права, легли в основание идеала, – писал Муромцев, – … стремление общества к участию в государственной жизни, его потребность общественной деятельности сделалась фактом упроченным, с которым должна считаться правительственная власть… Если правительственный механизм в его современном виде исключает… право на непосредственное участие в государственной жизни, самое желание войти в его состав, то механизм этот подлежит преобразованию».²⁰  
 
 
 
 
 

2.2 Право и нравственность  в мировоззрении  С.А. Муромцева. 

Проблема соотношения  права и нравственности является одной из традиционных в истории философской и политико-правовой мысли, начиная с Платона и Аристотеля и заканчивая современными теориями и концепциями. Наиболее значимая роль в ее осмыслении принадлежит классикам немецкой философии, особенно И. Канту, И. Фихте и Г. Гегелю, на теоретические выводы которых опирались представители русской философии права²¹, внесшие значительный вклад в разработку традиционно важной для русской правовой культуры и национального правосознания темы соотношения права и нравственности. Тема соотношения права и нравственности была особенно актуальной для отечественной либеральной политико-правовой мысли второй половины XIX – начала XX вв. Вопрос об отношении права и нравственности имел в русской философско-правовой мысли этого периода, по образному выражению Б.А. Кистяковского, «не только теоретическое, но и глубоко практическое, жизненное значение. И именно при решении его ученые и мыслители приходят к наиболее противоположным взглядам»²². Обсуждая вопрос об отношении права и нравственности, русская философская и юридическая мысль решала проблему истоков национального права и даже шире – национального бытия²³.

Во второй половине XIX в. либеральное направление отечественной политико-правовой мысли становится одним из ведущих в многоцветной палитре идейно-теоретических построений этого периода развития российского общества. Государственно-правовая доктрина русского либерализма второй половины XIX в., а также различные аспекты соотношения права и нравственности особенно ярко проявились в научных трудах Б.Н. Чичерина, П.И. Новгородцева, С.А. Муромцева, Г.Ф. Шершеневича, Н.М. Коркунова и других представителей отечественной либеральной политико-правовой мысли этого периода. Во многом именно благодаря российскому либерализму второй половины XIX-начала XX вв. становится возможным формирование отечественного конституционализма с его требованиями господства права в социально-политических отношениях, юридического оформления полномочий и деятельности государственного аппарата, представительного правления, соблюдения законности, предоставления населению гражданских и политических прав и свобод. Постепенно в трудах представителей либерального направления отечественной политико-правовой мысли складывается идеал русского правового государства, где институт монархии сохранялся, но ориентировался на служение не только дворянству, но и буржуазии, а, в конечном счете, всему народу. Российские либеральные государствоведы теоретически обосновывали создание в стране конституционной монархии, необходимость широких правовых реформ, формирование правового государства, юридического закрепления прав личности. Либеральный идеал правового государства, основанный на принципе верховенства права, был несовместим с радикально-революционными действиями. Представители либерального направления отечественной политико-правовой мысли второй половины XIX-начала XX вв. сыграли значительную роль в формировании российского парламентаризма и многопартийности, принимали непосредственное участие в деятельности Государственной Думы и создании либеральных политических партий в дореволюционной России. Значительный вклад в разработку проблем соотношения права и нравственности внес Сергей Андреевич Муромцев, которому принадлежит историческая заслуга в деле обоснования социологического подхода к изучению права в России.

     Весной 1880 г. Муромцев представил в правительство Записку о политическом состоянии России, написанную с либеральных позиций. Ее предполагалось опубликовать в «Вестнике Европы», однако публикация была запрещена. Либеральная политическая позиция Муромцева послужила причиной его отставки с должности проректора Московского университета, а в 1874 г. и с должности профессора за «политическую неблагонадежность». В 1890-е гг. Муромцев занимался адвокатской практикой. В начале XX столетия Муромцев снова активно включился в политическую деятельность. Был избран председателем I Государственной думы. С июля 1906 г. возобновил преподавательскую деятельность в должности профессора Московского университета. В юриспруденции Муромцев выступил с концепцией права как живого правопорядка, создаваемого правотворческой деятельностью судей и администраторов, практической жизнью и потребностями самого общества часто в противовес и вопреки «мертвой» норме, выраженной в законе. В своей основной работе «Определение и основное разделение права» Муромцев писал, что юридические нормы подкрепляются авторитетом власти, ее силой. Но сила эта, будучи всегда более или менее значительной, никогда не бывает абсолютной. Она действует рядом и совместно с другими силами, которые также влияют на образование правового порядка и могут расходиться с нею в своем направлении. В данном случае Муромцев констатирует связанность права с другими социальными явлениями, которые не только преобразуются правом, но оказывают на него заметное воздействие²⁴. Ученый полагал, что во все времена, кроме всего прочего, право ограничивается, дополняется и меняется под влиянием нравственных воззрений и чувства справедливости тех лиц, которые право применяют. Таким образом, право Муромцев понимал довольно широко, включая в него не только нормы положительного закона, но и судебную практику. С именем Муромцева связана заметная попытка внести в теорию правоприменения так называемые внезаконные критерии – судебную практику, мнение судьи, общественное правосознание, справедливость и т. д.²⁵ Муромцев считает, что судья, кроме толкования, критики и развития положительного права, уполномочен и к творческому преобразованию права на самостоятельной почве. «Только историко-философский анализ закона способен вложить в него содержание. Дух закона есть его историческое отношение к интересам прошедшего, настоящего и будущего; понимать закон – значит понимать его как момент исторического развития; применять его – значит знать историческое соотношение принципов, преобразующих его содержание, и содействовать реализации прогрессивных начал, удерживая излишнее проявление начал отживающих»²⁶. «Закон, обычай, наука, общественные воззрения на справедливость и нравственность – все это авторитеты, которые неминуемо руководят судьей, но которым он не подчиняется пассивно. ...И закон, и обычай, и наука регулируют гражданскую жизнь, но регулируют через судью, который один есть непосредственный творец гражданско-правового порядка»²⁷. В противоположность господствующим правовым реалиям России Муромцев призывает при разрешении юридических дел опираться не только на закон, обычай, правовую доктрину, но и вообще выходить за пределы юридической сферы. В этой связи он пишет: «Целесообразность решения, подсказываемого творчеством, определяется критерием, который опирается не только на факты права, но в равной степени на факты экономики, нравственности, религии и так далее, чтобы оценить эту целесообразность судья призывает на помощь всю совокупность своих познаний о человеке и обществе, руководствуясь всей житейской практикой. Чем менее юрист приурочивает свое творчество к специально-юридической сфере, тем более оно оригинально и плодотворно»²⁸. Новизна социологического подхода Муромцева к правопониманию состояла в том, что в его концепции под правом понималась не совокупность юридических норм, а совокупность юридических отношений (правовой порядок), нормы же представлялись как некий атрибут порядка. Эта новая позиция в российском правоведении способствовала усвоению и распространению взгляда на право, который не отождествлял его с велением носителя верховной власти в государстве, а рассматривал право в тесном взаимодействии с духовно-нравственными ценностями общества, с общественными воззрениями на справедливость. Думается, что при всей неоднозначности воззрений Муромцева на сущность правоприменительного процесса, он внес заметный вклад в развитие отечественной юридической науки самой постановкой ряда актуальных и сегодня проблем, что содействовало более глубокому пониманию специфики права, его сущности и роли в жизни общества. Обобщая опыт философско-правовой интерпретации соотношения права и нравственности в воззрениях Муромцева, важно сказать, что главным в решении этой проблемы являлось признание органической взаимосвязи нравственной и правовой сущности человека и общества. В своих воззрениях на проблемы соотношения права и нравственности Муромцев основывался на признании существования разносторонних взаимосвязей этих важнейших явлений общественной жизни. Причем, рассматривая характер взаимного влияния права и нравственности, Муромцев исходил из приоритета правовых и нравственных факторов реформирования российского общества и государства как основного условия развития государственно-правовых институтов в России по пути построения правового государства. По существу, Муромцев стремился с позиций государственно-правовой теории и нравственных принципов обосновать возможность цивилизованного перехода России к правовой государственности. Вместе с тем, вполне очевидно, что сам российский либерализм представлял собой далекое от народных чаяний интеллектуальное течение, не имеющее прочных корней в различных слоях российского общества. Либералы создали проект переустройства России, который, безусловно, отражал мировые тенденции прогресса, но не всегда учитывал национальную специфику России. Они конструировали свою модель, исходя из желаемого, и, в гораздо меньшей степени, принимали во внимание жесткую реальность, которую намеревались преобразовать по уже апробированным западноевропейским образцам. Думается, что либералы недооценивали особую роль государства и монархической власти в прошлом и настоящем Российской империи, восприятие отечественных государственно-правовых реалий в общественном сознании россиян. Как справедливо отмечает профессор А.С. Туманова: «Духовная история Российской империи являлась в первую очередь историей российской государственности, демонстрацией мощи авторитарной власти. Государственное начало доминировало в российской жизни: государство регулировало социальное и культурное развитие страны, определяло направление экономического роста, превалировало в иерархии ценностей россиян. На протяжении долгого времени олицетворявший государство монарх являлся для российского общества верховным арбитром, единственным источником и гарантом прав и обязанностей»²⁹.  Пропасть между желаемым и действительным в Российской империи конца XIX-XX вв. была так велика, что созданные либеральными мыслителями программы переустройства России не могли адекватно восприниматься исторической средой. Идеологи либерализма выступали против разного рода насильственных способов переустройства России, которые оценивались ими в качестве аномальных проявлений, отклонений от нормального пути исторического развития. Русские либералы желали вести страну исключительно по пути мирной трансформации российского самодержавия в правовое государство. Вплоть до 1917 г. цель либералов была одна – получение реформ из рук монарха и их поддержка. Способ достижения данной цели либералы видели в формировании в стране такой духовно-нравственной атмосферы, такого общественного мнения, которое, по их убеждению, смогло бы вынудить правительство встать на путь реформ. Однако в условиях нарастания революционного кризиса в России, роста радикально-революционных настроений в обществе политико-правовая идеология либерализма все более и более теряла свою привлекательность и не пользовалась поддержкой большинства народа. Называя это «самым большим парадоксом в судьбе России» и анализируя духовные основы русской революции, Н.А. Бердяев писал, «что либеральные идеи права, как и идеи социального реформизма, оказались утопичными и наименее соответствующими ситуации сложившейся в России в 1917 году»³⁰. Развитие государственно-правовых идей русского либерализма было прервано в 1917 г., когда победа Октябрьской революции и последующие события советского периода российской истории на многие десятилетия сделали марксизм господствующей идеологией и вынесли идеи либерализма на периферию отечественной политико-правовой мысли. Вместе с тем, рассмотрение проблем соотношения права и нравственности в трудах Муромцева и других русских либеральных ученых- юристов второй половины XIX-начала XX вв. явилось одной из центральных тем, определивших теоретическую основу русского дореволюционного правоведения, учитывало особенности российской политической культуры и обеспечивало их органичное включение в понятия и язык современной им юридической науки. Русская либеральная политико-правовая мысль второй половины XIX– начала XX вв. оставила значительный след в истории России, внесла большой вклад в разработку проблем соотношения права и нравственности. Либеральная мысль этого периода отличалась глубиной теоретических исследований, стремлением к объективному научному анализу политических и государственно-правовых явлений, высокими культурными, нравственными и правовыми идеалами. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Вывод 

Таким образом, С.А.  Муромцев – теоретик социологической школы права  являлся одним из создателей прогрессивного юридического учения, ориентированного на междисциплинарный подход к задачам и значению правоведения, а также на борьбу за право на творчество во имя осуществления прав личности. Приоритетными правами личности, применительно к современной ему России, Муромцев  считал политические права, которые корреспондировались с обязанностью населения участвовать в управлении государством. Он признавал также, что и политические, и личные права могли быть обеспечены лишь государством, правовым по своей природе. С.А. Муромцев строил социологическую теорию права как науку в тесной связи

с историко-сравнительным  методом. Он, так же как и другие представители

социологического  позитивизма, был против превращения  правоведения в формально-догматическую  дисциплину, т.е. сведение юридической  науки исключительно к догме права. По его мнению, догма права «составляла отрасль юридического искусства», а не науку в строгом смысле этого слова. Благодаря догме права содержится «в надлежащей стройности тот правовой порядок, который юрист-практик должен осуществлять в своей деятельности». Взгляды Муромцева на сущность правоведения в корне отличались от взглядов представителей юридического позитивизма. Теория права выступала у него

как часть социологии, при этом догме права он отводил производное, «практико-прикладное», «технико-вспомогательное» значение. С.А. Муромцев глубоко проник в фундаментальные основания юриспруденции,

показал составные  части правоведения, вывел соотношение  социологии и социологии права, установил отличия социологического и юридического позитивизма, подчеркнул значение догмы права. В созданной им системе взглядов на право большое место отводилось социологии. Муромцев не создал своей школы, но зато создал целостную систему взглядов на право. Лишь немногие юристы того времени усвоили его основную точку зрения и среди них, в первую очередь, следует отметить Ю.С. Гамбарова. Вместе с тем, рассмотрение проблем соотношения права и нравственности в трудах Муромцева явилось одной из центральных тем, определивших теоретическую основу русского дореволюционного правоведения, учитывало особенности российской политической культуры и обеспечивало их органичное включение в понятия и язык современной ему юридической науки. При этом следует заметить, что такой выдающийся представитель социологической школы права, как Муромцев был не только борцом за право и субъективные права в теории, но и на практике, в Государственной думе, являясь, председателем первого российского парламента.