1. Признание за всяким человеком
права на свободную деятельность и на
пользование ее результатами.
2. Признание известных ограничений
этой свободы, необходимых благодаря
присутствию других людей, имеющих
те же права.
Одностороннее преувеличение одного
из этих двух факторов, по мнению Спенсера,
является причиной ложных этических и
социальных теорий. Уже в своей первой
книге "Социальная статика" он призывал
"признавать полную свободу для каждого,
ограничивая ее только равною свободою
всех".15
Как не парадоксально, но многие считали
Спенсера реакционером и противником
либералов. У Спенсера были свои причины
выступать против либералов. Вот что он
писал: "Я не хочу быть причислен к тем,
кого сейчас называют либералами. Тогда,
когда это слово вошло в употребление,
либералами называли тех, кто стоял за
расширение свободы личности по отношению
к государству. В то время как сейчас либералы
последовательно расширяют власть государства
и ограничивают свободу личности"16.
А это, по Спенсеру, неизбежно ведет назад
к военному (тоталитарному) типу общества.
По его мнению, это происходит вследствие
отсутствия у парламентариев элементарных
знаний по социальным вопросам и их абсолютной
веры в силу принимаемых законов, которые
могут явиться причиной многих бед для
народа. По мысли Спенсера, великим суеверием
нашего времени является вера в божественное
право парламентов и их законов. Это показано
им со всей убедительностью в работе "Личность
против государства".
Его вывод из анализа законодательной
практики английского парламента (один
из очерков книги - "Грехи законодателей"):
"некомпетентный законодатель постоянно
увеличивает человеческие страдания,
пытаясь их уменьшить"17.
Правительственные
учреждения по его язвительному и образному
замечанию напоминают перевернутый фильтр:
"вы заливаете чистую воду, а оттуда
бежит грязная"18. Как считает Спенсер, «…кто
посмеет усомниться в могуществе
идола, будет немедленно казнен.
Во времена авторитарного правления
всегда существует подобная
опасность в случае неуважительного
высказывания о политическом фетише. Как
бы то ни было, а в наши дни худшим наказанием,
которое грозит усомнившемуся
в его всемогуществе, будет
объявление этого человека реакционером.
Можно не сомневаться, что ни один из приводимых
им в свое оправдание доводов, подрывающих
существующую веру, не будет
услышан, ибо мы постоянно убеждаемся
в том, что подобного рода
вера не восприимчива ни к каким
противоположным аргументам». Законы
подчас превращаются в идолов и при авторитарном
правлении всегда существует опасность
для личности в случае неуважительного
высказывания о политическом законе.
Государственное управление
и право, согласно Спенсеру, представляют
собой функцию социального организма
и подвергаются специализации и дифференциации
по мере его развития. Они связаны органической
связью с другими функционирующими частями
общества и приходят в упадок, когда весь
организм разлаживается: «Коль скоро класс
людей, занимающихся производством, прекратит
деятельность... контролирующая власть
— правительство, присутственные места,
суды, полиция — перестанут быть способными
поддерживать порядок». В очерке «Грехи
законодателей» Спенсер пишет о значительном
социальном явлении, как ответственность
законодателей. Главным недостатком,
ведущим к тяжелым для общества последствиям,
является представление об обществе как
чем-то бесконечно пластичном, «куском теста»,
из чего можно лепить все, что угодно, преследуя, как им кажется,
благие для общества цели и используя
в качестве инструмента законы. Спенсер
пишет: «Главная причина— в ошибочном
взгляде на общество как
на предмет, искусственно созданный,
в то время как общество
есть продукт развития. Ни культура
прошлых времен, ни сегодняшняя
культура не дали людям сколько-нибудь
научную концепцию общества,
как имеющего свою естественную
структуру, в которой все
учреждения: правительственные, религиозные,
промышленные, торговые и т.д. тесно взаимосвязаны;
структуру, которая является
в известном смысле органической.
Однако, даже если подобная концепция
номинально и принимается, она
не влияет на поведение.
…Многие члены парламента
исходят из предположения, что
можно как угодно экспериментировать
над целыми группами людей, а те все равно
останутся неизменными. Следует
сказать, что даже безотносительно
к ошибочной концепции общества
как пластичной массы, факты,
которые встречаются на каждом
шагу, должны были бы заставить
любого усомниться в успешности
того или иного предлагаемого
способа изменения человеческих
поступков.»19
В действительности общество
— это организм, функционирующий и развивающийся
по своим внутренним законам. Реформировать
его законодательным путем очень сложно,
это требует глубокого понимания того,
что реально нужно обществу, а также всесторонней
подготовки законодателей, каковой они
обычно не обладают. Спенсер говорит о
навыках и знаниях по социальным наукам,
социологии, знания о закономерностях
общества, которые сформулированы и накоплены
наукой.
Спенсер уделяет внимание, такому
явлению в законодательстве, как проблема
исторического знания. Через призму исторических
знаний можно рассмотреть постепенный
процесс взаимодействия общества и власти,
и их влияние друг на друга. Каждый принятый
закон должен упираться исторические
процессы. Законодателю должны быть хорошо
известно о всех законах «принятых
как в его собственной стране,
так и за рубежом и послуживших причиной
неисчислимых бедствий.»20… И исходя из опыта своих предшественников
должен делать вывод, прежде чем приводить
новый закон в силу.
Немало важный факт, это умение
выделять причинную связь между социальными
явлениями. Можно отметить, что постоянное
изучение естественной причинно-следственной
связи в отношениях между людьми – вот
что действительно необходимо.
Спенсер в своей статье приводит
сравнение «если заболевший житель Гвинеи
не выздоравливает, тем он подрывает веру
в идола и его убивают. Нетрудно предположить,
что в этой стране любой, кто
посмеет усомниться в могуществе
идола, будет немедленно казнен.
Во времена авторитарного правления
всегда существует подобная
опасность в случае неуважительного
высказывания о политическом фетише. Как
бы то ни было, а в наши дни худшим наказанием,
которое грозит усомнившемуся
в его всемогуществе, будет
объявление этого человека реакционером.
Можно не сомневаться, что ни один из приводимых
им в свое оправдание доводов, подрывающих
существующую веру, не будет
услышан, ибо мы постоянно убеждаемся
в том, что подобного рода
вера не восприимчива ни к каким
противоположным аргументам.»21
Одна из главных ошибочных причин
законодателей, это представление общества
как предмет искусственно созданный. Хотя,
человек является продуктом развития.
3 ГЛАВА. ПРЕЛОМЛЕНИЕ
ТЕОРИЙ УПРАВЛЕНИЯ КЛАССИКА В СОВРЕМЕННОМ
РОССИЙСКОМ ОБЩЕСТВЕ
По Спенсеру, характер власти,
исходящее от нее добро или зло, зависит
в конечном счете от среднего уровня человеческого
развития в данное время и потому несправедливость
правительства может существовать при
помощи народа, соответственно несправедливого
в своих чувствах и действиях. Идейная
основа этих суждений – вера в принципы
эволюционизма, социальную преемственность,
постепенное изменение природы человека,
преодоление её агрессивности через адаптацию
людей к процессу образования и развития
обществ: “свирепые свойства индивидов,
вызванные самим процессом образования
обществ, перестают быть необходимыми
и исчезают, – писал он. – В то время как
приобретенные выгоды сохраняются как
неизменное достояние, соединенное с ними
зло убывает и постепенно исчезает”22. В этой связи социолог выступал
против политического ускорения общественного
прогресса, заявляя, что любые попытки
искусственно подтолкнуть социальную
эволюцию с помощью, например, политики
регулирования спроса и предложения, или
радикальных политических реформ без
учета свойств членов, составляющих общество,
должны обернуться катаклизмами и непредсказуемыми
последствиями. Вмешательство в естественный
порядок природы, отмечал Спенсер, нередко
оборачивается тем, что никто не может
предсказать конечных результатов. “И
если это замечание справедливо в царстве
природы, то оно еще более справедливо
по отношению к социальному организму,
состоящему из человеческих существ, соединенных
в единое целое”23 На этом основании социолог
не принял идею революционного перехода
ни к социализму, ни к либерализму, хотя
сами идеалы свободы индивида от государства
были для него высшей ценностью. “Социальному
развитию,– писал он,– значительно больше
способствовала индивидуальная активность
людей и их добровольная кооперация, чем
работа под контролем правительства”24 Если попытаться применить
теорию Спенсера к анализу современных
российских реалий, то получается картина
с удручающими перспективами.
Во-первых, для перехода страны
к демократии, основанной на правопорядке
(“определенной и связной разнородности”),
необходимо, по существу, ждать пока заработает
и даст конкретные результаты объективный,
причинно-следственный закон детерминированности
общества усредненным уровнем развития
его членов. Однако не является ли это
своеобразной идеологической абсолютизацией
фатальной формы протекания исторического
процесса? Так ли уж “объективен” этот
закон?
Во-вторых, надо опять ждать
изменений доставшейся нам по наследству
самой природы “советского человека”,
выражающейся, в частности, неприятием
и неисполнением каких бы то ни было законов.
Если, например, в Америке или Европейских
странах свобода и закон едины и для всех,
то в России многими гражданами свобода
мыслится вне закона, который исполняется
лишь иногда и выборочно в отношении людей
социально и экономически незащищенными,
с низким социальным статусом. Однако
вспомним первых европейских переселенцев
в Америку. Все ли они были в ладах с законом?
Где те силы или факторы, которые изменили
авантюристическую природу этих людей?
Что заставило их признать нужду в защите
закона? Могут ли россияне сегодня найти
в себе (или добыть извне) силы, которые
обеспечат добровольное, участливое соблюдение
закона и причем всеми? Сегодня можно лишь
констатировать, что законы плохо функционируют:
им не подчиняются ни преступники, ни чиновники,
ни собственно органы, “обеспечивающие”
правопорядок.
В-третьих, чтобы перейти к более
демократическим структурам власти и
более эффективным функциям, нужно добиться
не просто законопослушания, а утверждения
законов, адекватных уровню развития индивидуальной
свободы человека. Плохие и неудачные
законы лишь порождают деструктивност
и зло: “некомпетентный законодатель,–
замечает Спенсер,– постоянно увеличивает
человеческие страдания, пытаясь их уменьшить”25
Более того, плохие законы могут
повлечь регрессивную эволюцию личности
человека, что может проявиться не сразу,
а как отдаленный результат. “Каждый закон,
– пишет Спенсер,– направленный на изменение
человеческого поведения, принуждая, сдерживая
или способствуя ему, постепенно воздействует
таким образом, что происходит изменение
самой природы человека. Кроме любого
немедленного эффекта, законы дают и отдаленный
результат, большинством игнорируемый,
– изменение самой личности человека,
желательное или нет” Самый беглый взгляд
на российскую историю свидетельствует,
насколько невежественны были наши законодатели,
не учитывавшие мировой социологический
опыт. То, “караул устал” и потому законодательный
орган власти вообще был упразднен, его
заменила революционная целесообразность;
то во имя политики достижения “единства
народа” и “высшей социальной справедливости”
устанавливались фиксированные цены на
продукты, в результате чего полки магазинов
пустели; то провели “ваучеризацию” страны
с целью формирования института частной
собственности – “как в США” – с известными
результатами. Наконец, в-четвертых, следование
духу спенсеровской эволюционной теории
означает, что политическая борьба за
власть и даже конкретные избирательные
кампании принципиального смысла не имеют.
Будет ли президентом страны В. Путин или
Д. Медведев, или большинство в законодательных
органах власти составят коммунисты или
партии либеральной ориентации – все
едино: эволюция и, следовательно, прогресс
в экономических и политических институтах,
их функциях по большому счету станет
возможен лишь тогда, когда качественно
вырастет средний уровень человеческого
потенциала российского общества. Но разве
российская или американская история
не знает фактов, когда благодаря политическому
или интеллектуальному лидеру осуществлялись
скачки, буквально прорывы в эволюционном
развитии?
Достаточно вспомнить “новый
курс” Ф. Рузвельта или “оттепель” Н.
Хрущева, или крах монополии КПСС на власть,
предопределенный деятельностью А. Сахарова
и его сторонников. Лишь некоторые поставленные
вопросы и контраргументы свидетельствуют,
что теорию Спенсера нельзя абсолютизировать,
и к мрачным выводам о долговременном
эволюционном приобщении России к цивилизованным,
свободным обществам следует отнестись
критически. Действительно, рассматриваемая
теория (как и любая другая) не универсальна.
Однако её выводы о деструктивности произвольных
(тем более революционных) манипуляций
со структурами общества, смены их функции
до сих пор актуальны. Бесспорно, в социодинамике
России возможности революционного компонента
ограничены, если не исчерпаны. Вспомним,
каким крахом обернулись попытки “догнать
и перегнать Америку”, построив коммунизм
в пику “загнивающему Западу”, или за
десять лет обеспечить всех россиян индивидуальным
жильем. Аналогично, политика скачка в
предоставлении свободы и суверенитета
по принципу “берите, сколько можете”
обернулась ростом национализма, нефункциональностью
и дисфункциональностью многих политических
и экономических структур, включая центр,
что вызвало увеличение зон социального
бедствия. Так, может быть, Спенсер прав
по большому счету: “тише едешь” к демократической
власти “дальше будешь”?
Спенсер считал, что в движении к демократической
власти без политической организации
обойтись никак нельзя. Но при этом важно,
чтобы мера политического контроля не
подавляла функциональность индивидов.
“Политическая организация, постоянно
распространяясь на все большие массы,
прямо способствует благосостоянию, удаляя
те препятствия для сотрудничества, которые
возникают из антагонизма индивидов...
– отмечал он. – Но политическая организация
также имеет свои невыгоды, и вполне возможны
случаи, когда эти невыгоды перевешивают
выгоды... Организация предполагает известные
ограничения индивидов, и эти ограничения
могут достигнуть таких крайних пределов,
что сделаются хуже анархии со всеми её
бедствиями”
В этой связи Спенсер особо
рассматривает взаимоотношения личности
и государства в работах “Грехи законодателей”,
“Личность и государство” и др., и делает
это с позиций классического либерализма
(Спенсеру, как, впрочем, и другим социологам
оказалось весьма трудным следование
принципу «свободы от оценочных суждений»).
Их основной лейтмотив – государство
должно быть сторонником демократических
свобод и свободного предпринимательства.
При этом Спенсер неоднократно проводит
мысль о том, что цивилизованный характер
взаимоотношений личности и государства
может сложиться лишь в результате их
эволюционного “созревания”, что, пожалуй,
крайне актуально для современной России.
Если следовать его эволюционной теории,
то темпы изменения властных структур
должны быть оптимальны (не слишком быстрыми,
позволяющими адаптироваться к социально-экономическим
переменам), в противном случае – власть
может оторваться от социума и утратить
контроль над обществом в целом. Мудрая
и добрая власть может быть утверждена
лишь народом, у которого в основе политической
культуры лежат доброта, ум, рациональность
и уважение к закону.