Природное и социальное в человеке

Теория трудового генезиса человека, хотя и распространена достаточно широко, признается отнюдь не всеми учеными  и философами. Против нее, как и против эволюционистского подхода, выдвигается ряд достаточно серьезных аргументов. Во-первых, науке неизвестны факты перехода, благодаря эволюции или искусственной селекции, от одного вида к другому. Напомним, в свое время, опираясь на идеи эволюционизма, что-то подобное пытался получить небезызвестный Лысенко, погубивший и генетику, и ряд первоклассных генетиков, и сельское хозяйство. Во-вторых, науке неизвестно промежуточное звено между древними человекообразными приматами и человеком – кроманьонцем; такое звено так и не найдено до сих пор. Более того, известно, что неандерталец — это иной вид древнего человека, существовавший одновременно с кроманьонцем и, видимо, им уничтоженный, а не предок последнего (т.е. разрыв между приматами и человеком еще более увеличивается). Что же касается трудового антропогенеза, то и здесь не сходятся концы с концами. Адаптационное изменение конечностей, допустим, возможно. Но разве в них лишь дело? Изменение конечностей — скажем, пальцев рук — должно было бы соединиться с изменением стопы (увеличением подъема стопы, обеспечивающим прямохождение). Затем следует сюда добавить изменения опорного аппарата, спинного столба, вестибулярного аппарата, гортани, челюсти, зубов, черепа, внутренних органов. А изменения и развитие психики и мозга? Если оно адаптационно, то так первобытный человек мог получить такой инструмент, как мозг, который ничем не отличается от мозга современного человека, использующего не более 5% его возможностей. Фактор избыточности никак не описывается в системе адаптационного подхода. Перемноженная вероятность взаимного сочетания необходимых для разумного человека признаков дает вероятность его появления столь низкую, что на осуществление ее недостаточно было бы времени существования Вселенной, а человек появился сравнительно недавно. Следовательно, антропогенез имел совсем иной вид. Не последнюю роль в нем сыграл, видимо, какой-то радикальный мутационный процесс, может быть, дополненный той самой самоорганизующейся компонентой сложных систем, которую только начала изучать как процесс синергетика. Вопрос, таким образом, требует дальнейшего изучения и накопления исторического и естественнонаучного материала, требует и новой методологии, т.е. философии.

Бесспорно, однако, что в результате некоего пока малоизученного процесса появляется человек – существо разумное, пользующееся орудиями в совместной, общественной жизнедеятельности, обладающее речью как коммуникативной системой, способное к самообучению и передающее опыт не через генетические механизмы, а через общественное сознание. Например, создание примитивного орудия — рубила — как и формирование потребности в орудийной деятельности генетически не обусловлено, а поддерживается искусственно сообществом людей. Рубило существует не просто рядом с человеком как условие его благополучия, а в его деятельности как обязательный ее момент, и он отдается процессу совершенствования первого орудия труда. По мере появления из рубила ножа, топора и молотка у людей появляется потребность и в этих инструментах. И в каждом случае возникающая потребность носит не биологический, а социальный характер. Свои биологические потребности человек не может изменить, а социальные потребности — производны от его образа жизни. Практический способ жизнедеятельности людей качественно и количественно обновляет их потребности.

Само появление орудия труда  и потребности в его совершенствовании  обнаруживает уже наличие сознания у человека. Созданное людьми орудие труда соотнесено с их потребностью, социально значимо для них  и поэтому выстрадано ими и осознано. То, что человек делает, он знает. Хотя это знание длительное время не поднимается выше умения, трудовых навыков, тем не менее оно отражает внешний предмет с точки зрения его полезности для жизни человека. Тем самым внешнее переводится во внутреннее, в трудовые навыки и чувственные образы, сопутствующие этим трудовым навыкам и находящиеся под влиянием целевых установок.

Уже у первобытного человека наличествует сложная система знаковых структур — язык, система орудий, совокупность запретов и норм.

Орудие труда уже само по себе первый искусственный знак. В отличие  от мимики, жестов, звуковых сигналов животных он создан и ему объективно придано  значение. А кроме того, этот знак вынесен во вне, он существует отдельно от тела человека и может быть осознан как социально значимый. Однако общение с помощью таких знаков ограничено. И здесь на помощь приходит речь. Звуковые комплексы берут на себя функцию материализации тех социальных значений, в мире которых и под влиянием которых во все большей степени протекает жизнь человека. Речь оказывается той искомой материальной оболочкой, которая наиболее адекватна мышлению человека. В словах заботы, замыслы, планы людей получают нужное выражение. И с этого мгновения мышление оказывается, образно говоря, у себя дома, получает ту материальную основу, благодаря которой оно становится общественной силой, душой моделирования различных ситуаций и средством отбора тех путей практической деятельности, которые для человека кажутся более приемлемыми, близкими и эффективными.

Слово выявляет, материализует умственные способности человека. Сказать, что человек – существо разумное, значит сказать, что он — говорящее существо. Но слово это коммуникативный механизм в слове внутренний мир человека становится доступным для других, а может быть – и для него самого. Слово воздействует не только на тех, к кому оно обращено, но и на психику говорящего. В нем объективируется мысль, делается доступной ее автору, оформляется как нечто относительно завершенное. В выраженной в предложении мысли ясно обозначены ее достоинства и недостатки. Такую мысль можно дорабатывать. И для ее доработки привлекается коллективное мнение. Выраженный в рисунке план охоты становится объектом размышления всего рода, и каждый сородич может внести в него коррективы, поделиться сомнением и даже отвергнуть его.

Таким образом, речь – наряду с  орудиями труда — это важнейшее  средство формирования человека, его сознания, развития различных форм общения и накопления социальных значений, символов, культурных ценностей, без чего существование общества невозможно.

И совершенствование орудий труда, и развитие речи осуществляется в  системе общественных отношений  и под ее воздействием. Само становление  общественных отношений исходным рубежом  имеет биологические потребности стаи. Так, в стае обезьян существуют достаточно развитые отношения между мужскими и женскими особями, между родителями и детьми. В первую очередь эти отношения и подверглись трансформации в связи с формированием хозяйственной деятельности.

Ручные орудия труда расширяли возможности человека и скоро превратили его в охотника. Это имело и отрицательные последствия для дикарей, так как придало новые формы соперничеству внутри родового коллектива. Самки стали объектом кровавой вражды, что не могло не сказываться на состоянии формирующегося рода. Заниматься совместной охотой, совершать другие хозяйственные работы в условиях внутренних распрей становилось невозможным. И перед родом вставала проблема или развалиться, или найти противоядие против животного инстинкта, как-то обуздать его во имя общего интереса. И стихийно развивающийся род находит такое средство. Им становится запрет, табу на половые отношения внутри рода. Это важнейшее социальное приобретение людей. Природа не знает таких ограничений, человек же вводит их. Ограничение на внутриродовые половые отношения — одно из первостепенных социальных значений, благотворно повлиявших на отношения между индивидами.

Появление запрета на внутриродовые  половые связи содействовало  осознанию кровной родственности всех принадлежавших к данному роду. Принадлежность индивидов к роду делает их родственниками, формирует у них одно из первых социальных качеств, которое представляет собой существенное добавление к их биологическим особенностям. Одновременно родственность начинает цениться в сообществе людей. Она становится значимой для родовой общины, обязывающей сородичей к определенному поведению относительно друг друга в соответствии со степенью родства.

Орудия убийства содействовали  каннибализму. Людоедство – одна из отвратительных черт дикарей, порожденное их животным инстинктом. Осознание сородичами своей общности исключает каннибализм из жизни рода. Жертвами людоедов могут быть лишь чужаки.

После запрещения внутриродовых  половых отношений складываются брачные отношения между родами. Такие отношения чисто социальные, сближающие роды и содействующие  их совместной хозяйственной деятельности. Понятие родственности значительно расширяется. А это резко ограничивает возможности каннибализма. Животный инстинкт терпит еще одно поражение.

Социальное значение родственности закрепляется в определенных символах, делающих наглядной принадлежность человека к определенной общине. Эти символы называются тотемами. Тотем – символ рода, постоянно напоминающий и его носителю, что он дитя своего рода и обязан быть достойным его, не посрамить его честь и не нарушить его обычай. А это расширяет социальный мир значений, и под влиянием общественных отношений у людей формируются все новые и более сложные знаковые системы, в данном случае — нормативные. Соблюдение обычаев становится нравственным долгом общинника. И ради его соблюдения общинник скорее умрет, чем отступит от него.

Итак, общественные отношения, которые складываются в процессе хозяйственной, трудовой деятельности, формирует у людей социальные качества, которые как бы надстраиваются над их инстинктами и существенно их ограничивают и модифицируют. Общественные отношения – это своеобразные средства воздействия на людей. Не сами по себе орудия труда и слова формируют сознание. Их влияние на психику опосредуется содержанием общественных отношений. Именно общественные отношения делают самца сначала мужчиной, а потом и мужем, главой семьи. Точно так же и самка под влиянием общественных отношений осознает себя женщиной, женой и матерью. Социальному положению индивида соответствует и его сознание.

Поскольку сознание формируется  под непосредственным воздействием социальных отношений, формируется  как совокупность социальных значений, как осознание социальной значимости орудий труда, слов и норм поведения, постольку оно с самого начала является общественным. Это, впрочем, не исключает того, что совокупность социальных значений накладывается на психику различных индивидов и по-разному в ней преломляется.

Человек — биосоциальное  существо. Это опровергает тезис  о том, что человек — это  чистый лист бумаги, на который культура наносит свои письмена и ставит вопрос о соотношении природного и социального в человеке, о их взаимовлиянии друг на друга и о их единстве.

Прежде всего, как социальное повлияло на биологическую природу  людей? Мир социальных значений, в который попадает человек в процессе культивирования как самого себя, так и средств своей жизнедеятельности, безграничен. Каждая сделанная вещь, каждое новое отношение к природе и каждое изменение в родовом коллективе, вызываемое необходимостью решать возникающие проблемы (а их число непрерывно возрастает), все это требует нервного напряжения, работы ума, гибкости в приспособлении к окружающим условиям, подвижности и сознательности в реакциях на родо-племенные, гражданские и имущественные отношения. Естественно, что шансов выжить в таких условиях больше у тех индивидов, которые располагают биологической и психологической предрасположенностью жить в обществе, обладают лучшей способностью анализировать социальную реальность. Социальная среда, таким образом, становится важнейшим фактором естественного отбора.

Через «сито» социальных отношений просеивались те, кто обнаруживал  большую понятливость и терпимость в отношениях в рамках родового коллектива, глубже проникал в мир социальных значений и эффективнее работал с социальной информацией. «Низколобые» существа с агрессивным характером, животным эгоизмом имели меньше шансов уцелеть в быстро меняющемся мире социальных отношений.

Социальные отношения, особенно с момента становления  цивилизации, требовали соответствующим  образом образованных и воспитанных  граждан. В свою очередь разделение труда способствовало известной  специализации работников. Такая специализация породила умственный и физический труд, что также надо жило свой отпечаток на биологические особенности индивидов.

О том, как мир социальных отношений повлиял на психику  людей, можно видеть на примере мимики и жестов, доставшихся им от животных. То, что у животных – непроизвольное выражение их внутреннего состояния, у людей приобретает социальную значимость. Рабская зависимость от господина заставляет раба падать ниц перед хозяином. Поклон становится знаком подчинения уважающего себя человека высшей власти. Наклон головы – согласие индивида, вынужденного подчиняться авторитету.

Анализируя жесты и  мимику, Гегель отмечает, что в обществе они ставятся на службу социальным отношениям и в определенной степени выражают культурный уровень развития индивида. «Покачивание головой означает отрицание, ибо этим мы хотим выразить наше колебание... Вскидывание головы выражает презрение, возвышение себя над кем-то. Сморщивание носа означает отвращение, как к чему-то плохо пахнущему. Наморщивание лба служит показателем рассерженности, самососредоточения в себе против другого. Вытянутое лицо делается у нас, когда мы чувствуем себя обманутыми в нашем ожидании... Впрочем,.. образованному человеку нет надобности быть расточительным на мины и жесты, в своей речи он обладает ценнейшим и наиболее гибким средством своего выражения; ибо язык способен непосредственно воспринимать и передавать все видоизменения представления».

Подчиняя себе природное, социальное, однако, не может полностью  вытеснить природное в человеке. «Уже самый факт происхождения человека из животного царства обусловливает собой то, что человек никогда не освободится полностью от свойств, присущих животному».

К сказанному Энгельсом  можно добавить, что такое освобождение человека от биологического начала было бы для него катастрофой. Биология имеет значение не только для прошлого людей. Она непременное условие и сегодняшнего их существования. Социальное в человеке настолько срослось с биологическим, что оно просто невозможно без биологического сопровождения. Так биологическое несовершенство человека в сравнении с биологической специализацией животных, его неприспособленность к жизни в определенной природной нише является условием его универсальности и способности изменять природною среду в своих интересах. Дети животных практически с момента своего появления на свет готовы к определенному образу жизни. В сравнении с ними ребенок человека биологически выглядит совершенно беспомощным. Зато его природа пластична. Он готов к овладению сложнейшими социальными способами поведения, в том числе и речью. Утрата этой возможности невозместима. Выпавший из культурной среды ребенок человека не может наверстать упущенное. Его биология утрачивает гибкость, приспосабливается к дикому образу жизни, и никакие социальные факторы не могут возместить потерю. Найденный людьми такой Маугли, Тарзан или Виктор уже не способен овладеть речью и стать культурным человеком. Кстати, и сама способность человека к членораздельной речи биологически обусловлена. Он единственный из приматов, который благодаря низкому положению гортани способен к развитию членораздельной речи.