Тенденции изменения ценностей в современном российском обществе

     На  уровне повседневных интересов людей  на первом месте стоят заботы о  твердом, пусть не большом заработке и достижении уверенности в завтрашнем дне ( по данным Ю. А. Левады, 45% опрошенных 1989 г. и 54% в 1994 г.). Много работать и хорошо зарабатывать, пусть даже без особых гарантий на будущее, были готовы 1989 г. 27%, а в 1994 г.-235 опрошенных. Иметь же собственное дело, вести его на свой страх и риск соответственно - 9% и 6% ³. Повышаются требования и ожидания государственной поддержки. По данным ВЦИОМ, в 1990 г. 10% опрошенных выражали готовность пойти на некоторые жертвы ради государства, 58% требовали большей заботы государства, 23% полагали, что не государство, а сами люди должны проявить Инициативу и позаботиться о себе, затруднились ответить- 9%. Преобладающая линия поведения людей - ожидания государственных гарантий.

     В исследованиях РНИС и НП зафиксированы ценности-лидеры комфортность внутреннего мира человека и его микромира: спокойная совесть, семья, интересная работа (декабрь 1992 г. - за спокойную совесть и душевную гармонию высказались 84,3% опрошенных). В числе ценностей-аутсайдеров-  власть, признание, успех, относительно небольшая значимость ценностей материального характера.

     Аналогичные тенденции обнаружились во всероссийских исследованиях, проведенных Центром исследований ценностей при Институте философии РАН "Наши ценности сегодня" в 1990 г. и "Динамика ценностей населения реформируемой России" в 1993-1995 гг ⁴. К числу одобряемых и одновременно интегрирующих ценностей относились: самоценность жизни, свобода, забота о ближнем и слабом, взаимопонимание, равноправный диалог, спокойная совесть. К отрицаемым: самовольное лишение жизни другого человека; жизнь для себя, не для потомков; благополучие прежде свободы; равенство доходов; борьба до победы над оппонентами; власть над другими людьми.

     Одновременно  возникает стремление к восприятию новых символов и значений.

     К середине 1990-х годов ценностное сознание россиян проделывает значительный путь к модернистским ориентациям при отказе от некоторых традиционных ориентиров (на 8-10% произошел рост ценности свободы, независимости, инициативы при одновременном снижении ценностей традиционных обществ - самопожертвование, следование традиции, вольность).

     На  стадии бифуркации при скачкообразности социальных изменений, закономерной минимизации возможностей управленческого регулирования социокультурными процессами общественное сознание вышло на такой режим самореференции, при котором оказалось максимально открытым влияниям извне. В нем отрабатываются новые правила взаимодействия и ценностные образцы. По мысли А.С Ахиезера, в ситуации неопределенности, повышенной открытости общества Россия пытается обрести за счет внутреннего хаоса новые программы жизни, "начиная от попыток использования кажущихся положительно значимыми элементов внешнего социального мира и заканчивая подражанием целым внешним системам ... "

     1996-1998 гг. Разработки материалов социологических служб, как общероссийских, так и региональных, дают основания полагать, что к началу этого этапа Россия в целом прошла через одну из нижних точек кризиса.

     В пик бифуркации общественное ценностное сознание резко изменило свое состояние, приобрело новый вектор движения. Процессы саморегуляции, направленные в этот период на снятие энтропии, упорядочивание структур. создали режим максимального обслуживания процессов адаптации к новым социальным условиям, мобилизовали активность в формате "выбранных" доминирующих ценностей (имеющей в этот период идеализированный характер), усилили процессы индивидуализации, самоопределения.

     В 1996- 1998 гг. общественная трансформация сопровождалась активным размыванием традиционных для России ценностей. сопоставимым с обвалом. Формировались ценности материального, прагматического характера, индивидуализма (по данным БЛ. Шульшдина, рост индивидуалистической модели отношений составил до 30% ⁵) с одновременным интенсивным вытеснением духовно-нравственных ценностей российского менталитета. Население в эти годы сосредоточивается на проблемах индивидуального выживания, освоение рыночных механизмов для поддерживания своего существования. Если в первые годы реформ 2/3 населения отдавали приоритет ценностям свободы над ценностями материального благополучия, то с 1996 г. более половины населения страны стали оценивать материальное благосостояние значительно выше ценностей свободы.

     В этих условиях весьма распространенным стал инновационный способ социальной адаптации, описанный Р. Мертоном, акцентирующий акторов на цели-успехе. Он заключается в использовании институционально запрещаемых, но не редко эффективных средств достижения богатства, власти и их подобия. Такое поведение трансформировало ценностные основания адаптирующихся субъектов.

     У части населения наблюдается противоположный способ адаптации (в терминологии Р. Мертона - ритуализм), направленный на понижение целей-успеха при возможности быстрой социальной мобильности. Среди мотивов этого типа поведения: отсутствие материальных и властных ориентаций, безынициативность, боязнь "высунуться", боязнь риска, нежелание менять рутинный порядок, угроза увольнения, противодействие инновационному поведению и др. Адаптации способствовали формы психологической защиты: эскапизм (3. Фромм), агрессия, сублимация, регрессия (3. Фрейд) и др.

     В разных социальных группах в зависимости  от успешности адаптации происходит трансформация смыслового содержания ценностей. Так, для одних приватизация - легитимный способ приобретения собственности, для других - стяжательство, разграбление богатства народа; свобода трактуется как воля или совокупность прав и обязанностей. Ориентация на западные ценности способствовала большему успеху и социальной адаптации, понижая уровень диссипативной энергии. По данным исследований РНИС и НП, проведенным в Московском и Центрально-Черноземном районах, в про­ двинутых регионах уровень диссипативной энергии понижается, проявляются контуры новой организации. Успешности адаптации в регионах по-разному способствуют отдельные ценностные доминанты ⁶.

     Московские  респонденты демонстрируют ориентации на собственные силы, индивидуалистические ценности, близкие к западному  менталитету; неприятие жесткой  авторитарной власти, большую значимость ценности свободы (как набора определенных политических прав), отстаивают свободу СМИ, в большей степени проявляют настрой на развитие страны по пути рыночной модернизации. Респонденты Центрально­ Черноземного района имеют преимущественно патерналистско-конформистские ориентации, уравнительные тенденции, ориентиры на общество равных доходов. При этом они обнаруживают толерантное отношение к людям, разбогатевшим за годы реформ, Для населения данного региона достаточно значима свобода, трактуемая как воля, как возможность быть самому себе хозяином. Выражена потребность в сильном лидере, жесткой руке. В целом ценности близки к традиционалистским. Пласт традиционализма сохраняется в общественном сознании, не исчерпывает себя полностью, выполняя функции защитного механизма, создающего ощущение не которой стабильности.

     В результате трансформации ценностного  сознания установилось новое соотношение  традиционных ценностей и новаций в многомерном ценностном пространстве. Выраженный вектор в сторону модернизации ценностей способствовал разрешению имеющихся противоречий, успешной адаптации к социальным условиям, целедостижению, восстановлению социальной и личностной идентичности, ее позитивного образа, некоторой стабилизации социальной ситуации.

     Однако  разрешение противоречий этого периода латентно порождало новую дисфункциональность. Стихия рынка, либеральной политики, социальная поляризация общества, торжество потребления, медленное становление основ гражданского общества, дифференциация идеологического поля, интеллектуальная слабость проработанности ре­ форм, компенсируемая выгодными для защиты корпоративных интересов правящей элиты демократическими декларациями, манипуляциями массовым сознанием, не могли не изменить когнитивные и оценочные структуры сознания, не навязать обществу новое видение социального мира. Было осознано, что выход из системного социального кризиса, в котором оказалась Россия, не возможен путем верхушечного реформирования старой общественной системы, одновременно нарушение интеграции может провоцировать утрату механизмов и закономерностей развития. Резкое отклонение от базовых принципов российского менталитета, помогая выживанию в конкретных условиях, далеко не всегда способствовало успешной адаптации, одновременно уводя от подлинных критериев нравственности, влекло к новому хаосу.

     Западные  ценностные ориентиры, тонко встраиваемые в тонкий во внутренний мир россиян (например, как решение конкретных задач: повышение самооценки, снятие неуверенности в своих силах  и пр.), в совокупности с другими факторами довольно легко повлияли на кардинальную смену доминирующих критериев отношения к себе и другим, к себе и группе, сконструировав индивидуализм (зачастую без производства индивидуальности) и эгоизм.

     Доминирующие  ценности выживания частная психология не скрепили общество.

     Новый индивид стал источником его фрагментарности, утрачивает контроль над социальными  процессами, способность к планированию и достижению долговременных целей, что усилило его незащищенность. В "индивидуализированном обществе" (З. Бауман) небезопасность и неопределенность поддерживаются новым типом индивидуальности, разрывают связь времен и поколений, создают "общество риска".

     Социальные  условия способствуют легкому формированию притязаний, которые не всегда соответствуют реальным возможностям. Формируемая мотивация не всегда подкрепляется умениями, работоспособностью, волей, наконец, пониманием, что без постоянного труда невозможно достичь желаемого результата. Получившая широкое распространение технокультура как форма массовой культуры и потребительского общества становится доминирующей, колонизирует повседневную жизнь, трансформирует политику, экономику и социальные отношения.

     Рационализация  жизненного мира видоизменила коммуникативное  действие. Осознана необходимость технологического подкрепления социальных процессов, социальных и межличностных взаимодействий. Однако нередко необеспеченные ценностным подкреплением технологии формируют мощный акцент на потребностях, соответственно запросах - научить (научиться) уговорить, обыграть, сманипулировать, обмануть.

     Получили  Поддержку и развитие во всех сферах жизнедеятельности презентационные  ценности. Скромность как нравственное качество обесценилась. Декларируемые  при этом открытость, честность нередко  являются тем же технологическим обеспечением, инструментом достижения целей. Сложился приоритет целерациональных моральных ориентаций над ценностно-рациональными. Распространившееся "технократическое мышление" не является синонимом разума, который предполагает оценку способов деятельности в соответствии с основными человеческими ценностями. Современная технология, представляемая нейтральной, на самом деле является методом контроля и господства над индивидами, вновь сводя на нет внутреннюю свободу субъекта.

     В аналогичном ключе даются оценки этих проблем В.А. Кутыревым, А. С. Панариным, В.И. Бакштановский, Ю.В., Согомонов уверены, что "мораль - итог социокультурной динамики, а не манипуляций с помощью логической дидактики". Высказывается беспокойство, что устанавливаемый в результате активного применения технологий порядок оборачивается, в конечном счете, еще большим беспорядком, подчеркивается недостаточное участие интеллигенции в процессе адаптации вырабатываемых ценностей к условиям российской жизни, в соединении их с традицией.

     Трансформации ценностей присущи не только нынешнему  обыденному сознанию, но и научному; в немалой степени они инициированы самой наукой. Российский кризис усилил процессы дифференциации, общую тенденцию  радикализации социальности и наук о человеке и обществе. Так, В.Е. Кемеров, говоря об исчерпанности натуралистических методик организации социальной практики и построения социальной теории, на наш взгляд, во многом прав, утверждая, что пришедшие им на смену феноменологические и коммуникативные модели, преодолевая натурализм, вернули обществу его социально-индивидное измерение, но не смогли работать ни в качестве практических, ни в качестве теоретических "интеграторов" социальности ⁷. По утверждению О.Н. Козловой, происходит драматичный, хотя и неизбежный с точки зрения логики акт разворачивания духовной жизни современного общества, с точки зрения стратегически рассмотренной цели самосохранения человечества - возвращение внимания человека к обществу, сворачивание внимания к самому себе как самостоятельной, неповторимой индивидуальности за счет разворачивания зоны ответственности в Социальное пространство, в сферу социальных взаимодействий.

     Неудовлетворенность доминирования в массовом сознании гедонистических ценностей позволила глубже понять мысли П. А. Сорокина, который, констатируя начало распада чувственной суперсистемы, переход к идеациональной или идеалистической фазе, писал: «…Очистившись от трагедии страданием и распятием, люди снова обратятся к разуму, к вечным, не приходящим, универсальным и абсолютным ценностям».

     После 1998 г. изменения в ценностях, произошедшие в 1996-1998 гг. поставили вопрос: имеют ли они ситуативный или временный характер, способны ли вернуть доминирующие ценности на исходную позицию в иных общественных ситуациях?

     На  протяжении 1990-х годов ожидания россиян, связанные с положением дел в стране, носили более пессимистический характер, чем ожидания личных (семейных) перспектив. После дефолта 1998 г, появляется еще одна психологическая проблема­ массовый страх (по данным исследований РНИС и НП, его обнаруживают 90% опрошенных). Боялись за будущее своих детей, остаться без средств существования, заболеть и остаться без лекарств и необходимой медицинской помощи, без работы и т.п. Обостри­ лось ощущение непрогнозируемости, неопределенности жизни. "Самый тяжелый вид неопределенности - неопределенность окончания неопределенности" (В. Франкл) - способен порождать серьезные психологические проблемы у людей вплоть до массовых депрессий, неврозов и психозов. Риски, по замечанию У. Бека, становятся уделом, прежде всего, малоимущих. Однако модерн производит не только новые риски, но и новые рефлексивные способности, позволяющие минимизировать данные риски. В таком обществе сознание определяет бытие. Наиболее вероятными стратегиями выхода из этих условий могут быть либо дальнейшая глубокая общественная деградация с неконтролируемыми эмоциями суженного сознания в виде впадения населения в депрессивное или в агрессивное состояние по поводу неудовлетворения базовых потребностей, либо спокойное целостное осознание ситуации, разумный конструктивный прорыв из нее.