Феномен страха смерти в современном обществе

ФЕНОМЕН СТРАХА СМЕРТИ В СОВРЕМЕННОМ  ОБЩЕСТВЕ

Ф. Н. ИЛЬЯСОВ

Ильясов Фархад Назипович - кандидат философских наук (E-mail: fa08@mail.ru).

Аннотация. Рассматриваются практики манипулирования формами социального поведения

посредством страха смерти.

Ключевые слова: страх смерти, аборты, вегетарианство, самоубийства, смертная казнь, эвтаназия

Желание жить - самое сильное из всех желаний. Человек зачастую способен пренебречь всеми

иными ценностями (мораль, законы, личные чувства и т.п.) в пользу собственной  жизни. Своим

следствием это желание имеет  страх смерти (нежелание умереть). Равно и все человеческие страхи

имеют своей изначальной основой  страх смерти. Но если субъект страшится голода, боится

лишиться власти или денег, то эти  чувства, по меньшей мере, объяснимы. Однако страх небытия

не имеет логического или  смыслового пояснения, он - некоторая  данность, свойство,

формировавшееся в процессе эволюции и закреплённое, возможно, генетически. И это понятно, в

тысячелетиях выживали те особи, у которых желание жить (страх смерти) было максимизировано.

Нет ничего объективно страшного в самом небытии для индивида, уже перешедшего "в лучший

мир". Живой же человек переживает по поводу неизбежности факта своей  смерти и процесса

умирания. А мысль о насильственном и/или досрочном "переводе в небытие" неизменно вызывает

ужас. И этот ужас люди издревле пытаются использовать для укрепления социального  порядка и

власти. Смертные казни и убийства в ходе военных действий и карательных  операций, пожалуй,

самые агрессивные регуляторы социальной жизни и межгрупповой конкуренции. Использование

страха смерти в качестве самого сильного инструмента социального  регулирования, вероятно,

является и самым древним.

"Феномен смерти": табуирование  и дефиниция. Рассматриваемая область знания довольно

обширна, но мало исследована, поэтому  попытка её описания в некоторой  степени схематична и

полемична. Существует значительный пласт литературы, связанной с  такими направлениями

рефлексии смерти как эсхатология ("учение о Конце") и танатология ("учение о смерти"). Однако

создаётся впечатление, что подобные формы рефлексии больше отражают страх смерти авторов (и

читателей), представляют скорее своеобразную психотерапию, нежели стремление изучать

социальную составляющую феномена смерти.

Феномен смерти, несмотря на непосредственную связь с общественным поведением, социологией

исследуется не очень активно и  даже производит впечатление "табуированного". "Разрешенные"

сюжеты здесь - исследования самоубийств (пример, работа Э. Дюркгейма "Самоубийство"[1]).

Среди отечественных социологических  исследований удалось найти только публикацию И.

Лавриковой "Молодежь: отношение к смерти" [2].

Обычно "отраслевые" направления  в социологии (социология труда или  семьи, например)

называют по наименованию той сферы, поведение людей в которой, или  по отношению к которой,

изучается. По аналогии, учитывая актуальность и значимость темы, логично было бы создать

концепцию по изучению поведения людей, связанного с феноменом смерти.

Темой смерти активно занимались культурологи, историки и психологи. В качестве примера

можно упомянуть капитальный труд Ф. Арьеса "Человек перед лицом смерти" [3].

Психоаналитики и психотерапевты, как представляется, в наибольшей

стр. 80

мере продвинулись в исследовании влияния феномена смерти на поведение  человека, т.к. предмет

их исследований - страхи и подавляемые  желания. Отметим, что психоанализ  оказал существенное

влияние на социологию в части исследований морали и религии. В сфере изучения связи

феномена смерти и группового поведения  заметное место занимает известная  работа З. Фрейда

"Тотем и Табу" [4]. Возможно, именно она может дать толчок  к разгадке причины

"табуированности" исследований  об этом феномене.

Ю. Бородай в работе "Эротика-смерть-табу" [5] исследует связь феноменов  смерти и табу с

конкурентным половым поведением. Общий объясняющий элемент в  построениях Фрейда и

Бородая - страх. Так или иначе, речь идёт о "коллективной невротической  фиксации" на страхе, о

своеобразном "коллективном неврозе страха". "Смысл" невроза, как известно, - нахождение

образа, который, замещая, спасает  от осознания мучительных для  данной группы людей идей,

знаний. Таким "замещающим" образом, в частности, могут выступать, фетиш  и тотем.

Если довести идею о страхе до предела, то можно предположить, что  в качестве доминанта на

самом деле выступает... сама смерть, как  предельный и "главный" компонент (ему "подчиняются"

все, он не подчиняется никому). То есть образы сверхдоминанта и смерти в бессознательном

слиты, представляют одно целое и проявляются в "беспредметном", абстрактном страхе. Тогда

уместно, и простое предположение, что причина "неразвитости" представлений  о смерти -

мистический страх перед ней.

"Нормативы смерти". Отдельные группы людей, общество в целом, вольно или невольно,

устанавливают, принимают по умолчанию  определённые "нормативы смерти". Например, казнь

невиновного человека в результате судебной ошибки, обнаруживающаяся раз в несколько лет,

вызывает бурю негодования и  требование запрета. Однако ежедневная гибель сотен и тысяч

людей в результате дорожно-транспортных происшествий не провоцирует никакого возмущения и

уж тем более не вызывает требований запретить автомобили как таковые.

Естественно, нормативы смерти имеют  исторический характер. Например, если сейчас какого-то

человека загрызёт хищник, то это  вызовет ужас и станет "хорошим  информационным поводом",

но люди, регулярно умирающие  от удара электрического тока, не вызывают никаких эмоций, и эти

смерти не являются "резонансными". Тогда как в историческом измерении  не так давно гибель от

хищника была "рутинной", а смерть от молнии - кошмаром.

Нормативы смерти можно классифицировать по основанию качественного и количественного

измерения. Война - это убийство, декларируемое  в "коллективных интересах". Здесь  нет

конкретных нормативов, но в качестве такового выступает неявный "качественный" императив в

отношении убийства солдат противника: "чем больше, тем лучше". То же можно сказать о такой

разновидности групповых конфликтов как терроризм.

Процент убийств в результате уголовных  преступлений и смертных казней уже  подсчитывается и

изучается с "нормативной точки  зрения". Также ведётся подсчёт  кончин в результате

"непреднамеренных смертей", наступающих в результате потребления  табака, алкоголя,

наркотиков, ожирения, автомобильных  и иных катастроф, гибели от травм  на производстве.

Вероятно, уровень социального  развития и тип сообщества могут  быть описаны, в том числе, по

этим статданным.

Страх смерти как детерминация некоторых форм группового поведения. Отдельные

нормативы смерти люди пытаются установить в животной и растительной природе. Например,

некоторые люди выступают против убиения  бродячих собак и за создание для  них питомников.

При этом предполагается, что в  этих питомниках собак будут кормить. Основу этого корма

составят продукты, выработанные из других убитых животных (коров, свиней). То есть, в ряде

общественных групп существуют нормативы: "Корову убивать нужно, собаку (кошку и т.д.)

убивать нельзя", "Корову нужно  убивать, чтобы кормить собаку".

Подобная избирательность и, казалось бы, странная алогичность, позволяет  предположить, что

"здесь не всё чисто". Одиннадцать  глубинных интервью, проведённых  автором, позволяют

предположить, что у такого рода "защитников животных" имеет место  частичное нарушение

механизмов видовой идентификации1, по типу того, какое

стр. 81

наблюдается в тотемизме. Эти люди бессознательно, в той или иной мере, отождествляют себя с

"тотемным животным" (например, с собакой). Потому "собаку убивать  нельзя, а корову надо

убивать и кормить ею собаку".

Весьма характерно, что лица, активно  выступающие против умерщвления  бродячих собак, как

правило, не выступают так же активно  за помощь, например, бездомным детям. Возможно, дети

вида Ногтю sapiens представляются им в определённом смысле "чуждыми животными"2. Выступая

за неприкосновенность "тотемного  животного", человек бессознательно защищает собственную

жизнь и это, в конечном счёте, всего  лишь одна из форм проявления страха смерти. Таким

образом, есть некоторые основания предполагать, что "любовь" к "бесполезным" квартирным

животным типа кошек и собак  это всего лишь форма проявления "тотемизированного" страха

смерти. Возможно, чем выше страх  смерти, тем сильнее "любовь" к  указанным животным.

Вегетарианцы ведут себя несколько  более последовательно. Они в  полной мере отрицают

возможность убийства любого животного, но не любого живого существа. Пользуясь  метафорой

вегетарианцев, мясной суп - это отвар  из трупов. Но они, тем не менее, потребляют в пищу живые

организмы в виде, например, моркови, свеклы, лука, капусты и проч.

То есть их норматив ограничения  смерти касается только части живого мира. Ведь, к слову

сказать, если бы морковь или лук "оставили в живых", они росли  бы дальше и дали семя для

следующих поколений. Вегетарианцы также  склонны потреблять собственно семя растений,

лишая их будущей жизни. Зерна злаков, риса, миндаль, орехи и т.п. - это  всего лишь половые

клетки растений, которых "убивают" для приготовления еды или "едят живыми".

Если быть до конца последовательными, то вегетарианцы должны были бы выступать  за

разработку методов фотосинтеза  человеческим организмом - тогда человек  получал бы энергию

солнца "напрямую", минуя посредников  в лице "безжалостно поедаемых" животных и растений.

Детерминация вегетарианства, скорее всего, не в абстрактном гуманизме  по отношению к

животным. Интервью с убеждёнными  вегетарианцами, проведённые автором  в разные годы, дают

основания предполагать, что основу их поведения составляет страх личной смерти3. У этой

группы лиц, как представляется, срабатывают некие бессознательные  механизмы идентификации

с животными. Таким образом, они, подобно  язычникам, проповедующим тотемизм, выступая

против убийства животных, бессознательно выступают против собственной смерти.

Запрет абортов. Противники абортов расценивают аборты как разнородность убийства и

объясняют свою точку зрения восприятием  зародыша как "правосубъектного" живого существа и

следующей отсюда неправомерностью лишения  его жизни. Противники абортов клерикального

толка полагают зародыш существом, в котором уже есть "божественная искра жизни" и

расценивают аборт как грех убиения.

1 На это, в частности, указывает тот факт, что у респондентов собака вызывает те или иные, довольно

многочисленные, ассоциации с ребёнком.

2 Мы оставляем за скобками  случаи "любви к животным", имеющие  базисом: а) неудовлетворенные  потребности

в различных типах коммуникации, б) снятие чувства тревоги, в) повышение/демонстрация статуса, г) отклонения

поло-видовой идентификации (скотоложество) и проч.

3 Им свойственна повышенная  немотивированная тревожность, пониженная  социальная и социально-

психологическая адаптированность, неуверенность в себе. Тема смерти вызывает повышенный страх и

стремление избежать её.

Если зародыш понимается как  субъект с правом на жизнь, то здесь  невольно встаёт вопрос о том, с

какого момента это право  возникает. Ведь, если быть последовательным, то надо опуститься "на

уровень ниже" и рассмотреть  право на существование таких  явлений жизни как сперматозоиды  и

яйцеклетки, и задаться вопросом: имеют  ли они право на жизнь, на продолжение  жизненного

цикла.

Надо отдать должное последовательным противникам абортов, они выступают  и против

употребления противозачаточных  средств, как лишающих половые клетки права на жизнь

(продолжение жизненного цикла), а они, по ряду признаков,  могут рассматриваться как

самостоятельные живые существа.

Правда, мало кто из противников  абортов доходит до логического  конца. Ведь соблюдение "права

половых клеток на жизнь" обязывает  всех половозрелых людей

стр. 82

всё время оплодотворять друга, дабы не нарушать "права клеток"4. Впрочем, будет не очень

удивительно, если подобного рода настояния через время как-то себя проявят в общественных

движениях.

Хотя, надо признать, формальная логика и риторические аргументы, в конце  концов, не имеют

большого реального веса, так  как здесь важна реальная мотивация  противников абортов. Беседы с

некоторыми из них дают почву  предположить, что действительной детерминацией  их поведения

является бессознательная чрезмерная актуализация репродуктивного рефлекса5. То есть, в первом

приближении, речь может идти о проявлении биологических рефлексов, направленных на рост

популяции. Однако психоаналитическая трактовка, в итоге, склоняет больше в пользу догадки о

бессознательных неудовлетворённых  сексуальных влечениях и подавленных репродуктивных