Происхождение государства: традиционные подходы и современные концепции

 

 

 

Кафедра теории и истории  государства и права 

 

 

Курсовая работа

 

 

По теории государства  и права  

 

Происхождение государства: традиционные подходы и современные  концепции 

 

 

 

 

УФА 2010

 

 

 

 

 

 

Содержание

Содержание………………………………………………………………………..2 Введение………………………………………………………………………..….3

Глава 1. Происхождение государства……………………………………………5

Глава 2. Теории происхождения  государства………………………………..9

Глава 3. Предмет и метод  науки о государстве………………………………. 13

Глава 4.Традиционные подходы  происхождения государства……………… 27

 

Глава 5. Современные формы  государства…………………………………….30

 

Глава 6. Генезис государства: основные концепции………..………………..32

 

Монография……………………………………………………………………...35

 

Заключение……………………………………………………………………….37

 

Список использованной литературы…………………………………………..39

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Введение.

Тема моей курсовой работы очень интересна. Из работы можно многое узнать о происхождении государства и права, а так же проследить, как развивалось государство и вместе с ним право на протяжении всей истории развития человеческого общества. Актуальность данной темы заключается в том, что государство и право являются стабильным образованием, которое образовывалось длительное время. Государство как особая организация власти, как самостоятельный институт жизни общества, находящиеся в постоянном развитии. Несколько тысячелетий тому назад государства были совсем не такими, какими они являются в настоящее время. Рассмотрим основные вехи в историческом развитии государства для того, чтобы уяснить основные тенденции в совершенствовании данного института, разобраться в сущности современных государств¹. Общество есть продукт взаимодействия людей, определенная организация их жизни, внутренне противоречий организм, сущность которого заключается в многообразных связях и отношениях между людьми, их объединениями и общностями. Это сложная, саморазвивающаяся система связей людей, объединенных экономическими, семейными, групповыми, этническими, сословными, классовыми отношениями и интересами. В обществе действуют, прежде всего, не биологические, а социальные законы. Значимость проблемы происхождения и развития государства и права обусловлена, прежде всего, тем, то рассмотрение общества в качестве системы общественных отношений, основу которых составляют экономические (материальные) отношения, позволяет: во-первых, подходить к нему конкретно - исторически, выделять различные общественно-экономические формации (рабовладельческие, феодальное, капиталистическое, социалистическое общество);  во-вторых, выявить специфику главных сфер общественной жизни (экономической, политической, духовной); в-третьих, четко определить субъектов социального общения (личность, семья, нация и др.)². Традиционно в науке проблема происхождения государства и права оставалась без должного внимания и является недостаточно разработанной и в настоящее время. По-видимому, ученые при этом должны принять во внимание и положение «Всеобщей декларации прав человека» (1948 год), другие международные правовые акты. Они юридически воплотили и закрепили идею о том, что люди не являются достоянием государственной власти (государства). Они имеют естественные и не отчужденные нрава, которые государство обязано соблюдать и защищать Всеобщая декларация прав человека и правозащитная функция прокуратуры. Прав человека и рассматриваются как противопоставления всесилию государства. Они не создаются государством. «Известны мнения ученых, которые, утверждают, что «государство живет человеком; человек основывает, формирует и руководит им, одновременно живет в нем, и, благодаря этому постигает его как свою судьбу»³. Другие ученые рассматривают государство и право как «систему общеобязательных правил поведения, которые устанавливаются и охраняются государством, выражают общие и индивидуальные интересны населения страны и выступают государственным регулятором общественных отношений». Или «право – особый, а именно государственный регулятор, как создание, так и реализация права, его активная рель в регулировании общественных отношений находятся в прямой зависимости от государственной власти». Такой широкий спектр мнения ученых о теперешних и будущих моделях государства и права не возможен без глубокого изучения и теоретического осмысления ранее известных и существующих теорий происхождения и развития государства и права. Различные аспекты этой проблемы освещаются в работах таких авторов как Алексеев С.С., Васильев А., Хропанюк В.Н., Комаров С.А., и другие. Предмет исследования составляют теоретические и практические аспекты содержания, структуры, особенностей и механизма происхождения, формирования и развития государства и права; вопросы соотношения общества и государства, общества и права; а также проблемы определения их места и значение в жизни каждого человека. Цель исследования в том, чтобы сформулировать понятие особенности общества, его происхождение и развитие, определить формы и соотношение общества и государства, что обуславливает следующие основные задачи исследования: выработать подход к пониманию происхождения государства и права, проанализировать его основные предпосылки к образованию и определить его объективные и субъективные стороны; дать общую характеристику организации общества и развития права, рассмотреть основные теории происхождения государства и права; проанализировать соотношение общества и государства, выявить и рассмотреть существующие между ними взаимосвязи; классифицировать общие закономерности возникновения государства и права, выявить сущность и признаки; проанализ. проблемы происхождения государства и права в истории политико-правовой мысли.

Глава 1. Происхождение  государства.

Правильное понимание  любого социального явления невозможно без знания его исторических корней, того: в каких условиях оно возникло и развивалось. Государство и  право существовали не всегда. Они  появились на известной  ступени развития человечества. Современная антропология доказала, что человек современного, кроманьонского типа (неоантроп) существует около сорока тысяч лет. Между тем первые государственные образования появились около пяти тысяч лет тому назад. Отсюда следует, что десятки тысяч лет люди современного типа, неоантропы, существовали, не зная государства. Самые ранние формы объединения предков современного человека – архантропов и палеоантропов – были связаны с неупорядоченными (временными) семейно-родовыми связями. Это могли быть отдельные «семьи» или первобытные стада, использующие самые примитивные орудия труда – необработанные пали, копья, камни. Только спустя многие тысячелетия первобытные люди научились создавать более совершенные орудия труда – обработанные каменные топоры, копья, скребки и т.п., а также добывать огонь, строить примитивные жилища. Одновременно возникли более устойчивые сообщества людей – первобытные родовые общины, где все члены рода были связаны кровными узами. Род был наиболее естественной формой связи между предками и потомками первобытного человека. Установление экзогамии, т.е. брачных отношений только между представителями разных родов и соответственно запрета на кровосмешение внутри рода, явилось одним из важнейших завоеваний родового строя. Кровнородственный принцип объединения  первобытных людей в те времена был единственно возможным. Происхождение ребенка от матери являлось наиболее достоверным, очевидным признаком родовой связи, а забота о детях, домашнем очаге возвышала роль женщины. Поэтому у многих предков современных народов род строился на основе матриархата. Экономика родового строя была присваивающей (люди получали готовый продукт от дикой природы путем охоты, собирательства, рыбной ловли). Полученный продукт составлял общую собственность родовой общины. Прибавочного продукта присваивающая экономика, как правило, не давала.

Таким образом, род (или первобытная  родовая община) представлял собой  объединение людей на основе кровного родства, совместного коллективного  труда, общей собственности на орудия труда и продукты производства. Из этих условий проистекали равенство  социального положения, единство интересов  и сплоченность членов рода. Отсюда вытекали соответствующие формы  организации общественной власти и  управления. В управлении участвовали  все взрослые члены рода – как  мужчины, так и женщины. Высшим органом  власти было общее собрание, на котором  решались вопросы, касающиеся всего  рода. Собрание избирало старейшину, военных  вождей, предводителей охоты, которые  управляли повседневной жизнь рода.

Для решения важных дел  собирается совет старейшин, вождей. Но их власть базировалась исключительно на авторитете, уважении старейших рода, храбрости охотников и воинов. Споры между членами рода разрешались теми, кого они касались. Принуждение было сравнительно редким и состояло, как правило, в наложении обязанностей за провинность. Крайней формой наказания было изгнание из рода. Род защищал своих членов от внешних врагов как военной силой, так и глубоко укоренившимся обычаем кровной мести. Все эти функции общественной власти не требовали существования особого аппарата управления и принуждения, выделенного из общества. Все эти функции выполнялись самими членами рода. Все это позволяло характеризовать общественную власть при родовом строе как первобытную демократию. Она не знала ни имущественных, ни социальных различий, ни государственно-политических форм. Такую неполитическую общественную власть этнографы называют потестарной. Порядок во внутриродовых отношениях обеспечивали обычаи. Они коренились в глубокой древности, складывались в процессе длительной практики, передавались из поколения в поколение через пример, легенды, мифы. Обычаи включали в себя неприкасаемые запреты (табу), ритуальные действия, устоявшиеся мифы и религиозные представления. Обычаи соблюдались в силу прочной привычки, общности интересов членов рода, равенства их положения, отсутствия между ними непримиримых противоречий. В обычаях родового строя невозможно вычленить традиционные, нравственные, религиозные и правовые нормы, как это имеет место в более развитых обществах.  Обычаи носили слитный (синкретический) характер первоначальных императивов. В современной исторической науке и этнографии они получили название «мононормы». На поздних стадиях происходит отпочкование новых родовых общин от первоначальной. Связь между ними сохранялась в виде более крупных образований – фратрий (братств) и племен. Развитие племенных объединений совпадает с началом разложений первобытно - общинного строя. Племя, как правило, имело свою территорию, свое имя, язык или диалект, общие религиозные и бытовые обряды. Организация власти в племени основывалась на началах родовой демократии. Племенной совет состоял из верховных вождей (старейшин) родов, входящих в состав племени.

Избирался военный вождь  племени. По мере дальнейшего развития функции власти и регулирования  постепенно все больше перемещались к племенным органам. Развитие общественного  производства не могло остановиться на первобытном уровне. 10-12 тысяч  лет назначался переход от присваивающей экономики (охота, рыболовство, собирание плодов) к производящей (скотоводство, пахотное (плужное) земледелие). Человек научился выплавлять и использовать для изготовления орудий труда металлы. Он получил название неолитической революции, поскольку произошел в период позднего неолита. Появление в руках древнего человека принципиально новых орудий труда повлекло за собой серьезные общественные последствия. Появилось скотоводство, пахотное земледелие. Это способствовало быстрому росту населения, развитию производства, ремесел искусства, возникновению городов, письменности и т.д. Главным следствием неолитической революции явился рост богатства. Земледелие и скотоводство давали избыток продукта (прибавочный продукт). На этой основе возникает регулярный обмен между племенами, а не его основе происходит накопление богатства. Излишек продукта создавал также возможность привлечения дополнительной рабочей силы, необходимой для содержания скота и обработки полей. Такую рабочую силу у некоторых народов доставляла война. Производящее хозяйство вело к общественному разделению труда, социальной, в том числе классовой дифференциации, имущественному расслоению населения, делению на богатых и бедных, рабов и господ, неравноправные касты. У некоторых народов (древние Греция, Рим, Троя, Карфаген и другие античные полосы) рабовладение постепенно стало основным укладом. В Европе в первом тысячелетии н.э. разложение родового строя привело к феодализму. Важным последствием неолитической революции явился переход от родовой к соседской (крестьянской) общине. Общественная собственность материнского рода постепенно переходит частную собственность отдельных семей. Мужчина становится главой семьи и собственником основных средств и продуктов производства. Матриархат сменяется патриархатом. С развитием производящего хозяйства территория родов и племен становится ареной деятельности купцов, ремесленников. Здесь возникают города. В это же время происходит переселение различных народов. Теперь на одной и той же территории жили разноплеменные группы населения, отношения между которыми не могли регулироваться обычаями родового строя. Новые условия требовали и новой, территориальной организации, охватывающей все население. Одним из факторов, ускоривших переход родового строя к государству, было возросшее значение войн и военной организации у многих племен. Военная организация постепенно превращалась в систему «военной демократии». Это вело к укреплению единоличной власти военных вождей, претендовавших на передачу своей власти по наследству, к доминированию власти военного вождя над властью собрания племени, прекратившегося в собрание военной дружины. У некоторых народов (египтян, шумеров, скифов) в руках военного вождя сосредоточиваются функции верховного вождя сосредоточиваются функции верховного жреца и верховного судьи. Военный быт способствовал объединению родственных племен в единый народ. Существенное влияние на процесс образования государства, объединение отдельных родов и племен в единые  народы, оказала религия. Династии новых властителей стремились утвердить и общие религиозные каноны. Религия утверждала, что вожди   получают    власть от  богов, оправдывала передачу ее по наследству. Таким образом, возникновение государства обусловлено действием как объективных (экономических), так и субъективных (войны, религия и т.д.) факторов. В современной науке выделяют следующие признаки государства, отличающие его от организации власти в родоплеменном строе.

1.Государство объединяет своей властью и защитой всех людей, населяющих его территорию, независимо от их принадлежности к какому-либо роду или племени. Постоянное население, как правило, имеет устойчивую юридическую связь с государством в виде подданства или гражданства и пользуется его защитой внутри страны и за ее пределами. Т.е. государству присущ территориальный принцип осуществления власти,   а  не  кровнородственный,   характерный для родового строя.

2.Для государства характерно  наличие особой публичной власти, выделенной из общества и не совпадающей с населением. Государство обладает аппаратом управления и чиновников. При родовом строе власть осуществлялась непосредственно членами родовой общины. Управление ее делами не было закреплено за особым слоем людей, не составляло чьей-либо профессии. Органы родового строя (общее собрание, вожди, старейшины) не располагали специальным аппаратом принуждения.

3.Для содержания государственного  аппарата необходимы средства. Государство  собирает их с граждан в  виде обязательных налогов. Родовой  строй, не знавший особого аппарата  управления, не знал и налогов⁴.

 

Глава 2. Теории происхождения  государства.

Формирование государства  у разных народов шло различными путями. Это обусловило различные  точки зрения в объяснении причин возникновения государства. Одной  из древнейших теорий происхождения  государства является теологическая  теория. Она исходит из того, что  происхождение и существование государства является результатом проявления божьей воли. Согласно теологическим учениям, государство служит воплощением божественного провидения и потому государственная власть вечна,  незыблема и подчинение ей естественно. Правители действуют от имени бога, их власть носит божественный характер, а издаваемые законы соответствуют божественной справедливости. Уже в сохранившихся литературных и историко-правовых памятниках Древнего Египта, Вавилона, Индии, Китая нашла четкое выражение теологическая теория. Наиболее широкое распространение эта теория получила в эпоху средневековья и имела главной своей направленностью обоснование превосходства церковной власти над светской. Начиная с IX – X вв. формируется так называемая теория двух мечей, согласно которой для защиты христианства богом были даны два меча – церковный и светский. Оба они передаются церкви, которая, сохранив для себя духовный меч, светский передала монаху. Поэтому он должен подчиняться церкви. Однако сторонники независимой царской власти,  напротив,  утверждали,  что императоры получили свой меч непосредственно от бога. Есть и современные последователи этой теории, которые считают  государственную власть вечной и незыблемой. Патриархальная теория трактует происхождение государства как результат исторического разрастания патриархальной семьи. Аристотель, например, исходил из того, что люди как коллективные существа стремятся к общению и образованию семей,   а развитие  семей ведет к образованию государства. Аристотель трактовал государство как продукт размножения семей, их расселения и объединения. По Аристотелю, государственная власть есть продолжение и развитие отцовской власти. Он отождествлял государственную власть с патриархальной властью главы семьи. В Китае эту теорию развивал Конфуций (551 – 479 гг. до н.э.). Он рассматривал государство как большую семью. Власть императора употреблялась власти отца, а отношения правящих и подданных – семейным отношениям, где младшие зависят от старших и должны быть преданными правителям, почтительными и слушаться во всем старших. Правители же должны заботиться о своих подданных, как это принято в семье. Сторонником патриархальной теории был Р.Филмер (XVII в.), который в своей работе «Патриарх» доказывал, что власть монарха неограниченна, поскольку исходит от Адама, а он, в свою очередь, получил свою власть от бога. Адам был не только отцом человечества,  но и его властелином. Монархом являются  преемниками Адама и унаследовали от него свою власть. В суверенитете государство находит свое политическое и юридическое выражение полновластие народа, в интересах которого государство осуществляла руководство обществом. Государственный суверенитет как особенность государственной власти следует отличать от народного суверенитета и национального суверенитета. Народный суверенитет – «само содержание демократии, основа народовластия, право народу самому, своей волей определять свою судьбу»⁵. В России последователем патриархальной теории был русский социолог Н. Михайловский (1842 – 1904 гг.). Данная теория получила современное звучание в идее государственного патернализма, т.е. принятии государством на себя заботы о своих гражданах и подданных в случаях наступления неблагоприятной для них ситуации – болезни, инвалидности, безработицы и др. Позитивным в патриархальной теории было то, что ее сторонники, в частности Н.Михайловский, призывали устранять из жизни все безнравственное, вредное, неразумное по отношению к человеку. А это возможно лишь в обществе, которое построено по типу семейных отношений. Согласно договорной теории государство возникло в результате заключения общественного договора. Люди договорились между собой объединиться в государственный союз, создать власть и подчиняться ей. Необходимость объединения людей диктовалась появлением общественного неравенства, породившего несправедливость и конфликты, а также целями выживания в условиях природной стихии и окружения враждебными племенами. Эта теория получила распространение в XVII – XVIII вв., и ее наиболее яркими представителями были Г. Гроций, Б. Спиноза, Т. Гобсс, Ж.Ж. Руссо, А.Н. Радищев и др. Представители договорной теории возникновения государства считали, что договор об образовании государства заключался между каждым членом общества и государством. По договору люди передают часть своих прав государству, которое обязуются охранять их собственность и безопасность. Таким образом, не божественная воля, а сами люди, их сознательная деятельность стали причиной образования государства. Сторонники этой теории исходили из того. Что государству предшествует естественное состояние общества. Оно по-разному трактовалось различными учеными. Так, Гобсс считал, что это было состояние «войны всех против всех». Руссо, напротив, исходил из того, что люди в этом состоянии обладали естественными, прирожденными правами и свободами, что это был «золотой век2 человечества. Но после появления частной собственности возникло социальное неравенство. По Руссо, Суверенитет в государстве принадлежит народу в целом, а правители люди в этом состоянии обладали естественными, прирожденными правами и свободами, что это был «золотой век» человечества. Но после появления частной собственности возникло социальное неравенство. По Руссо, су4веренитет в государстве принадлежит народу в целом, а правители выступают лишь уполномоченными народа и обязаны отчитываться перед ним. Правители могут быть сменены по воле народа, в том числе и путем восстания. Теория насилия объясняет возникновение государства завоеванием одних племен другими, т.е. военно-политическим фактором. После завоевания победители стремятся с помощью насилия утвердить свое господство для этих целей государственную организацию. Представитель теории насилия К. Каутский (1854 – 1938 гг.) утверждал, что рабство возникает из войны с чужими общинами, племя победителей подчиняет себе племя побежденных, присваивает себе их землю и затем принуждает побежденное племя работать на победителей, платить им дань или подати. Возникает и аппарат принуждения для управления побежденными. Этой концепции придерживались Е. Дюринг, Л. Гумплович.  Органическая теория. Её ведущим представителем был английский мыслитель Г. Спенсер, живший в XIX в. Он использовал аналогии и термины из биологии и других наук о жизни живущих существ и сопоставлял общество с биологическим организмом, тщате6льно выясняя их сходство и различия. Результатом такого сопоставления стало обнаружение некоторых закономерностей. Так, Г. Спенсер считал, что общество, как и живой организм, подвержено стадийности развития, например переходу от простого к сложному. Это усложнение он видел, в частности, в объединении людей в такие общественные группы, как племя, союз племен. Города – государства и т.д. По мнению Спенсера, общество функционирует подобно человеческому организму. Касаясь вопросов происхождения государства, он был близок к сторонникам теории насилия, полагая, что в истории нет ни одного примера, где бы государство не возникло иначе, чем при помощи насилия. Государство – результат завоевания и порабощения сильными племенами более слабых, а с расширением практики завоеваний усложняется структура общества, возникают сословия, выделяется особый правящий слой. Военизированное общество достигает единая на основе государства, власти, иерархической организации. В середине XIX в. возникла марксистская теория происхождения государства. Ее основные постулаты изложены в работах К. Маркса и Ф. Энгельса « Немецкая идеология», «Манифест Коммунистической партии», в книге Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Основными причинами происхождения государства основоположники марксизма считали раскол общества на антагонистические классы с непримиримыми интересами, что было обусловлено изменениями в экономическом базисе, которое, в свою очередь, привели появлению частной собственности. Все это подорвало изнутри родовое общество. Отсюда они определяли государство как результат прежде всего социально-экономических процессов развития общества. В государстве власть начинает выражать интересы только одной части населения – экономически господствующего класса,  который становится и политически господствующим классом. Государство возникает как орудие в руках имущих классов для удержания в повиновении и  подавления сопротивления неимущих слоев. Эта роль государства обеспечивается созданием специальных органов принуждения (армии, полиции, суда, тюрем и др.).  

Глава 3. Предмет  и метод науки о государстве.

 

Современные учебники государственного права обычно уделяют не мало внимания вопросом методологическим. Юристов, публицистов  и государственников не смущает  мысль, что метод науки должен зависеть от ее предмета и что всякая методология, стремящаяся определить предмет, тем самым стоит под  угрозой  беспредметности. Поэтому они считают наиболее важным и плодотворным изучить сначала самый процесс познания и выяснить те постулаты и нормы, которые наш познающий ум ставит в качестве познавательных средств или орудий, служащих для познавательных целей.⁶ Эти цели и являются, по мнению современных методологов, определяющими моментами всякого научного исследования; различия методов зависят от того, какие цели ставит перед собой ученый, а вовсе не обусловлены различиями самих предметов. Предмет науки есть результат известной «обработки» действительности, известной ее стилизации, и сколько есть научных стилей, столько существует и предметов. Одна и та же «действительность» (например, Бетховенская соната) для естественнонаучного рассмотрения является суммой механических движений, для эстетического-полным смысла и значения музыкальным произведением. Составление предмета зависит, следовательно, от того, с какими целями мы подходим к действительности и что мы от нее требуем. Методология в таком понимании и есть предварительная наука о целях познания, или о тех принципах, которые не только предшествуют образованию предмета, но и впервые его оформляют и строят⁷. Если современная наука о государстве находится в периоде кризиса, это происходит от недостаточной выясненности научных ее целей и заданий. Вывести науку из кризиса может только  правильно поставленное изучение методологии. Возрождение всякой науки зависит от нахождения правильного метода, если и не вполне нового, то во всяком случае обладающего особой и новой точностью. Современные методологические искания в науке о государстве создались под преимущественным влиянием практической философии Канта. «Вообще» - как говорит один известный государственник – «большая часть юридических контроверз во всех областях науки о праве неизбежно проистекает оттого, что в юриспруденции до сей поры не было Канта, которому она была бы обязана созданием юридической способности  суждения». Следуя заветам критической философии, современная методология не смущается предположением, что формы мысли нельзя изучить, не приступая к самому познанию предмета, как нельзя выучиться плавать, не входя в воду. Давно уже сказано, что «другие элементы могут быть исследуемы и изучаемы другим образом, кроме производства работы, для которой они предназначены, но что всякое исследование, касающееся знания, может быть совершенно  только познания, и что обратить свои изыскания на этот так называемый инструмент знания, значит не что другое, как познавать». «различные методы добычи огня и его гашения суть различные средства, направленные к достижению соответствующей определенной цели. Поставленная цель есть чувственно-воспринимаемое явление и средства суть также чувственно-воспринимаемые явления, которые возникают у стоявшего цели человека, ибо он знает, что при посредстве их произойдет именно то, что ему желанию. Если столько способов искать свое счастье, сколько представлении о счастливой жизни и о путях ее достижения. И кто хорошо не знает, что он хочет, тот не может знать, от каких условий зависит реализация его смутно предчувствуемых целей; его метод будет бессистемным блужданием ощупью»⁸. Но можно ли применить все эти рассуждения, когда дело идет не об огне, и не о воде, и не о человеческой счастий, а о целях познавательных; когда предмет познания не воспринимаем чувственно, когда предметом познания является само познание? Но допустим, что этой трудности не существует. Допустим что нам удалось ранее познания предмета познать те цели, которые ставит себе наука и которыми она руководствуется, - удалось определить средства познания или научные методы. Но, спрашивается, как нам удалось это отыскать? Очевидно, при помощи какого-то метода. Допустим, что мы открыли и этот метод; но перед нами опять возникает вопрос: какими же методами мы его открыли и т.д. Проблема таким образом становится бесконечной и тем изобличается нелепость ее постановки. Нельзя бесконечно спрашивать о методах нашего познания и о методах познания этих методов и т.д., нужно ясно понять, что предметность лежит в самой природе нашего познания и что, следовательно, в основе своей каждое учение о методе есть уже некоторые учение о самом предмете⁹. «Нельзя идти на поиски тогда, когда не знаешь, каков искомый предмет, - есть ли он камень или зверь, красный ли он или зеленый. Но и в каждом научном исследовании должно наличествовать представление – или по крайней мере первоначальное предложение о том, к какому классу предметов принадлежит исследуемое». Различные методы наук и отличаются друг от друга сообразно представлениям этим, и каждый прогресс в методах науки покоится на неопознанном проникновении в новые свойства самой вещи. Бзусловную истинность этого вывода можно подтвердить не только общими и отвлеченными соображениями, но и рядом доказательств, взятых из истории науки. Не так далеко ушло время, когда в науках социальных – и в частности в государствоведении признано было исключительное господство естественно - научных методов. В этом смысле и составлялись методологические введения в изучение общественных наук, равно как относящиеся сюда главы из общей логики. Формулировав основные пути, ведущие к познанию общих законов природы, исследователи переходили затем к рассмотрению вопроса о том, какие из методов естествознания применимы к изучению общества, какие неприменимы и как изменяются эти методы в зависимости от новых задач, возникающих перед социологом и государствоведом. Так, например, и написаны те страницы из Логики Д.С. Милля, которые посвящены изложению логики наук социальных и которые могут служить классическим образом всех подобного рода методологических изысканий. Но не трудно заметить, что основным мотивом всей логики социальных наук у Милля, так же как и у всех его предшественников и последующих сотрудников, является предположение о глубоком внутреннем сходстве предметов, природы и предмета наук социальных. По мнению Милля, как бы ни были сложны социальные явления, «все их последовательности и сосуществования вытекают из законов их отдельных элементов.  В области общественных явлений следствие сложного рода обстоятельств равняется как раз сумме следствий этих обстоятельств взятых поодиночке, и сложность вытекает здесь не из  многочисленности законов (которых не особенно много), а из необычайно большого количества и разнообразия данных, или элементов, т.е. тех факторов, которые, подчиняясь этому небольшому числу законов,  участвуют в произведении данного следствия». Другими словами, предмет социологии не качественно, а количественно только отличается от предметов наук естественных: он запутаннее и сложнее последних, а потому «труднее для изучения, потому и требует некоторого видоизменения научных методов. Д.С. Милль полагает, что запутанность и сложность эта наблюдательная уже в науках биологических и может быть формулирована в следующей аксиоме: «нет ни одного общественного явления, которое не испытывало бы большего или меньшего влияния со стороны всякого другого факта жизни того же общества, а следовательно со стороны всякой причины, которая влияет на всякое другое из явлений этого общества». Милль называет эту запутанность социальных связей «согласием», или «гармонией» (consensus), подобной той, которую мы наблюдаем между различными органами и функциями человеческого и животного организма. На этом покоятся многочисленные и обычные аналогии между общественными явлениями и явлениями биологическими. Отмеченная, чисто предметная особенность социальных явлений необходимо обуславливает собою изменение в применении к социологии естественно – научных методов. Логика Милля исходит из чисто предметных определений, выводя из них уже методологические особенности социальных наук. Раз социальные явления обладают такой сложностью взаимносплетенных отношении, наука о них не может быть дедуктивной по образцу математики. В обществе  - говорить Милль – «всякая причина, по мере распространения своего следствия, должна приходить в соприкосновение с различными группами факторов, при чем ее действие на те или другие общественные явления будет различным образом видоизменяться; а эти изменения, оказывая, в свою очередь, воздействия на причину, обусловят различия далее в тех ее следствиях, которые без этого были бы одинаковы»¹⁰. Эта особенность предмета  обусловливает собою особенности внутреннего состава науки об обществе. Социальная наука не может быть похожа на математику. Она не устанавливает теорем, «утверждающих во всеобщей форме следствия какой-либо причины: она скорее научает нас, как построить теорему, соответствующую обстоятельствам всякого данного случая. Она дает не законы общественной жизни вообще, а средства определять явления любого общества и основании отдельных элементов ли данных этого общества». «Короче говоря, метод общественной науки есть тот конкретный дедуктивный метод, наиболее совершенное применение которого мы находим в астрономии, несколько менее совершенное – в физико-химических науках, и употребление которого (с соответствующими предмету приноровлениями и предосторожностями) начинает преобразовывать и физиологии». В изложенных мной мыслях Д.С. Милль является типичным сыном той эпохи, которая верила, что существует, строго говоря, только один возможный для познания предмет: это – природа и ее строгие, нетерпящие исключений законы. Никаких других предметов нет и быть не может, и все то, что существует сверх природы, являет собою образ существования призрачного и мнимого¹¹. Придерживаясь веры этой, Милль повторяет ранее его высказанные идеи Огюста Конта, который также полагал, что развитие цивилизации подчинено строгим естественным законам. Вера эта воодушевляла многих людей XIX века, и под непосредственным ее влиянием были написаны многочисленные сочинения по государственной и социальной науке. Когда сторонники этих взглядов писали свои «методологические» введения в государственную науку, они, подобно Миллю, высказывали свое заветное убеждение, что государство есть предмет природы и что, следовательно, методы естествознания являются необходимо методами и государство -ведения. По мнению одного из наиболее известных представителей этих воззрений. Гумиловича, глубоко ошибались те государствоведы и ученые юристы, которые считали государство и право за нечто совершенно иное «чем земля и планеты, чем животное и растение». Существует только один научный предмет: природа, и только одна истинная наука: естествознание. «Ясно, что может существовать одно лишь правильное понятие о науке. Невозможно, чтобы натуралист понимал ее иначе, чем государствовед и юрист. Если бы у нас было два различных понятия о науке, то одно из них, очевидно, являлось бы ложным, другое – правильным». Но в соответствии с этим существует только один основной метод изучения явлений, - метод естественно – научный. «Когда натуралист исследует явления природы он систематизирует их и этим путем старается раскрывать управляющие ими таинственные законы. Точно такую же задачу имеет теперь перед собой историк, политик и философ права. Он должен наблюдать явления истории, государственной в правовой жизни, должен классифицировать эти явления и исследовать таинственные законы их развития. Данная задача имеет двойную аналогию со сферой деятельности натуралиста: ведь во-первых явления эти изображают известную сторону природы, причем во-вторых приемом исследования служит один и тот же научный метод». Социологам и натуралистам в политике издавна противостояли юристы, которых первые обычно считали мечтателями и метафизиками. Юридическое направление в науке о государстве, как широкое научное течение, возникло также в прошлом столетии и обосновано было главным образом германской юридической школой, ведущей свое начало от Гербера. Современная юридическая теория государства имеет довольно обширную методологическую литературу и своих различных толкователей. Но как бы ни были велики различия у отдельных сторонников применения юридического метода в науке о государстве, всех их объединяет основной взгляд, сводящийся к тому, что сам предмет, сама внутренняя природа государства теснейшим образом связаны с правом. Это умственное усмотрение юридической природы государственных явлений, мы бы сказали даже – своеобразная правовая интуиция, составляет душу юридической методологии. Юристы в конце концов просто видят то, что недоступно взору многим из крайних и односторонних последователей натуралистической социологии: совершенно особое и в понятиях природы невыразимое лицо государства. По мнению одного из новейших сторонников юридического метода, «юридический анализ тем более необходим, что только он позволяет выявить, существенные и постоянные элементы государства, построить, другими словами, ту часть учения о государстве, которая в настоящее время является фактической и идейной основой государственного бытия: и все это поточу, что, несмотря на все постоянные и бесчисленные, разнообразные формы, постоянно воспринимаемые государственным органом под влиянием политических изменений, существует; в качестве постоянной основы государства, некоторые не выводимое начало, составляющее его жизненный нерв и в то же время силу, при помощи которой государство во временном процессе своего бытия сохраняет свою целостность и противодействует враждебным влиянием». С этой точки зрения юридическая теория государства и имеет цель своей постигнуть этот жизненный принцип государства, «без которого нет науки, но есть только бесформенная и лишенная органического характера куча фактов и эмпирических обобщений». И чтобы достичь такой цели, наука о государстве «должна руководствоваться в своих изысканиях методом, существенно ей свойственным, чуждым всяким социологическим, историческим и политическим влиянием; этот метод может быть только методом юридическим». Бесспорно, что не всегда высказывалась и признавалась так открыто предметная. Мы сказали бы даже, субстанциальная сила юридической методологии. Но не уверенностью ли в эту силу вдохновлялись исследования тех юристов, которые построения юридической теории государства сделали своей основой жизненной задачей? Так, по мнению Гербера, правовая сторона государственного бытия конечно не покрывает собою государственного целого. Право подчиняет себе только одну часть культурной жизни государства, однако часть эта по своей интенсивности имеет огромное значение, так как она определяет собою условия жизни государства. Именно, волевая мощь государства, государственная власть, есть его право. Государственное право есть, стало быть, учение о государственной власти, и оно решает основной вопрос: каково может быть содержание государственной воли? Юридический метод с этой точки зрения, по правильному замечанию Отто Гирке, «есть такой способ научного исследования, который обусловлен особыми свойствами исследуемого материала, поскольку материал этот является «правом». Когда науке о государстве предлагают идти путями истории, делается это из соображения, что «только одна история может доставить политической науке необходимые для нее данные, в согласии с ее объектом и с ее целями». Поэтому противники мюридизма, призывающие государственную науку к историческим изысканием, упрекают юристов в том, что их метод ведет к денатурализации государственных явлений. Предмет исследования ускользает из рук юристов и основные понятия совершенно искажаются¹². И все это потому, что предмет науки о государстве иной, чем предмет, подлежащий исследованию юристов. В то время как область частноправовых отношений, будучи областью, где проявляются постоянные свойства человеческой природы, не ставит никаких естественных препятствий тому, чтобы в юридической науке всех народов образовалась система понятий, развития уже во всей полноте римскими юристами, - в области публичного права «бесчисленное разнообразие индивидуальных признаков делает совершенно невозможным выработку абстрактных формул». А, следовательно, «в историко-генетических изысканиях, - как говорит один из представителей излагаемого воззрения, немецкий юрист Штерн, - мы видим единственный суррогат, способный для области публичного права заменить методологические приемы логической абстракции обобщений цивилистического метода». Нельзя не видеть, что и здесь принципиальный взгляд на свойства объекта определяет методологическую точку зрения автор. Мы касались до сей поры тех методологических направлений в науке о государстве, которые создавались без всякого влияния со стороны критической философии. Но в истории науки о государственных науках должны были приобрести совсем новое направление: тяготение к объекту должно было замениться стремлением познать тот разум, который исследует государство, ставит свои познавательные цели и приискивает средства для их успешного выполнения. Ибо, как было уже сказано ранее, критицизм имеет сознательное и обоснованное намерение «изучать формы мысли ранее самого познания предмета или выучиться плавать, не входя в воду». К чему же фактически привело это задание, теоретическая трудность которого была уже нами выяснена? Как известно, Кант сделал объектом своей критики самый факт естественно - научного опыта. Мир природы или мир опыта, согласию Канту, слагается из необходимых пространственно – временных и причинно – обусловленных отношений, но, так поставил вопрос Кант, - само пространство и время и сама причинная связь являются ли они предметами естественно – научного опыта, т.е. подчинены ли они в свою очередь условиям пространства, времени и причинности?  И. отвечая на этот вопрос, Кант попытался утвердить мысль, что сами условия опыта не являются уже предметами природы, по представлению собою особые объекты особого рода философского знания. Философские предприятие Канта с этой стороны своей было одной из значительнейших попыток ограничивать универсальную силу естественно – научного наблюдения, и попытка эта основывалась на том, что сверх природы был открыт еще мир предметов, не менее достойных познаниях, чем сама природа, и даже составляющих как бы условие для построения самого естественно – научного опыта. Отныне безусловному сомнению подвергается взгляд,  что сверх природы вообще ничего не существует и не познается, и положительное стремление философии направилось к отысканию именно того, что лежит вне естественно – научного опыта и, несмотря на это, может быть предметом для познания. Другими словами, если отрицательная задача критики сводилась к ограничению естествознания, то положительная задача может быть определена, как более или менее явно выраженное стремление к интуиции новых предметов. Критицизм очистил почву для такой интуиция и в этом лежит величайшая его заслуга. И это есть заслуга всей критической методологии, - заслуга, которую сами критицисты иногда преуменьшают и даже не чувствуют: ибо их устремленность на субъективный процесс мысли заставляет как бы позабыть, что на самом деле осуществляется ими интеллектуальное прозрение новых познавательных возможностей новых познавательных возможностей, новых предметов и новых пых направлений, возникших при толковании этой основной идеи Канта, особое влияние на методологию государственных наук оказали взгляды двух германских философов: Виндельбанда и Риккерта. Мы хотели бы рассмотреть здесь взгляды их, отвлекаясь от интересов философских школ, от темных и иногда запутанных философских рассуждений, просто, с точки зрения их непосредственного предметного значения для нашей науки. Что могло дать ей, на самом деле, это критическое ограничение познавательного значения природы и вытекающая отсюда философская жажда к познаванию новых связей и новых отношений? Прозрели ли что-нибудь новое те представители науки нашей, которые стали искать Канта в государствоведении? И нужно признать, что несомненно нечто прозрели, - при чем нечто, для государственной науки немаловажное и значительное. Увидели они, прежде всего, что предмет науки о государстве далеко не обнаруживает той необходимой законосообразности, которая характерна для большинства предметов природы. Правда, многими это и ранее чувствовалось. Мы видели, что даже Д.С. Милль находил в предмете политики некоторое своеобразие; тем более должны былинаходить его сторонники юридического и исторического методов в науке о государстве. Однако, это смутно предчувствуемое своеобразие не находило понятий для того, чтобы быть точно формулированным. Школа Виндельбанда и Риккерта как раз и доставила для этого новые и удачные формулировки. Продолжая дальнейшую работу Канта в области ограницения значения естественного опыта, Виндельбанд, а за ним Риккерт, усмотрели, что в самих науках о действительности, в эмпирических науках, наблюдается некоторое, незамеченное еще Кантом, расчленение, указывающие, что с точки зрения философской идея «опыта» вовсе уже не так единообразна, как это кажется многим естествоиспытателям. Напротив того, есть два рода «опытных» наук: науки обобщающие, с одной стороны, науки индивидуализирующие с другой. «Опытные науки, - говорит Виндельбанд, - ищут в познания реального мира либо общее, в форме закона природы, либо единичное, в его исторически обусловленной форме; они исследуют, с одной стороны, неизменную форму реальных событий, с другой – их однократное, в себе самом определенное содержание. Один из них суть науки о законах, другие – науки о событиях; первые учат тому, что всегда имеет место, последние – тому, что однажды было». Первые из них суть науки номотетические, вторые – идеографические. Это противопоставление двух родов знания у Виндельбанда и Риккерта имеет смысл методологический. Однако, легко видеть, что оно может иметь также и значение число предметное, или онтологическое. Как справедливо учит один французский автор, свободный от субъективно – психологических устремлений неокантианской философии, существует, вообще говоря, в природе два рода фактов – факты повторения и факты последовательной. Существенной особенностью первых является воспроизведение того же самого явления, и в этом воспроизведении совершенно неважны те изменения, в которых явление повторяется. Напротив, в фактах последовательности главным моментом является, именно, то, что отличает предшествующий момент от последующего; для них существенен не общий, а дифференциальный элемент. Повторяющиеся факты являются основой всего существующего; тогда как изменение есть тот цветок, который вырастает на этой основе. «Это различие, - говорит Ксенопль, - заложено в наш дух самой природой наблюдаемых фактов; оно объективно. Повторяющиеся явления обнаруживают перед нами свое постоянное лицо; явления же последовательности – лицо изменчивое… Это не мы выдумываем статистическую и динамическую природу вещей: сама материя обладает этими двумя ликами». Вот это-то принципиальное различение двух разнородных по своему смыслу фактов, сделанное в методологических изысканиях индельбанд-риккертовской школы, не могло не оказать самого существенного влияния на государствоведение. И прежде всего перед государствоведами стал кардинальный вопрос, к какой области наук принадлежит наука о государстве, - к области ли наук, изучающих законы, или к области наук идиографических? Или, переводя на язык чисто предметных различий, - принадлежит ли государство к фактам повторяющимся или к явлениям последовательности? В области общего учения о государстве вопрос, так поставленный, бесспорно был новым вопросом, ставящим новые проблемы и открывающим новые горизонты. Рассмотрение его тотчас же обнаруживает перед нами, что государственные явления ни в коем случае не представляют собою тех везде и всюду, в пространстве и времени, повторяющихся событий, к каким принадлежит, скажем, факт движения, изучаемый в механике. Если факт государства и повторяется, то повторение это имеет гораздо более частный характер, чем повторяющиеся явления механической и физической природы. Вывод этот и был той новой интуицией в области изучения государственных явлений, которую не замедлили сделать те, кто попытался применить идеи новейшей кантианской методологии к области науки о государстве. Мы должны назвать здесь прежде всего одного из выдающихся германских юристов, Георге Еллинека, методологические воззрения которого создались под непосредственным влиянием Виндельбанда и Риккерта. По мнению Еллинека, «явления природы отличаются от социальных тем, что в первых можно проследить влияние общих законов таким образом, что каждое отдельное явление может быть непосредственно рассматриваемое, как типичное для каждой группы. Выяснив в отдельном случае отношение, в котором кислород в соединении с водородом образует воду, мы можем распространить результат на все возможно случаи того же рода; если мы знаем строение какого-либо отдельного животного, то тем самым мы знаем строение и всех других представителей того же вида». Этой особенностью, по мнению Еллинека, отнюдь не обладают явления социальные и исторические. Конечно, можно и в этой области пытаться отыскать общие законы, - и мы не знаем, что философия истории и социология не раз выполняли эту попытку, которая, однако, едва ли приводила к неоспоримо положительным результатам. Так называемые социальные и исторические законы оказывались или «общими местами», или же лишь «конструкцией», основанной не на могущих быть доказанными предложениях  и  недостаточном знакомстве с фактами», это зависит от того, что социальные явления не суть действия вечно повторяющихся, общих сил, но всегда происходит, как продукты бесконечной, разнообразной и неповторяющейся деятельности человека. «Если таким образом влияние основного фактора всех социальных явлений – индивида никогда не может быть предусмотрено во всей его полноте, то тем самым доказана невозможность широкого познания социальных законов. Всякий исторический факт, всякое социальное явление, как бы оно ни было однородно и аналогично с другими, всегда определяется индивидуальными моментами, специфически отличающими его от всех других явлений, даже наиболее ему родственных. Ни одно социальное событие никогда не является только представителем определенного рода явлений, но всегда в то же время есть нечто происходящее только однажды, никогда не повторяющееся, как никогда не повторяется тот же индивид в необозримом многообразии человеческих индивидуальностей». Этим предметным различием объясняется и существенная особенность метода социальных и государственных наук. «В однородных явлениях природы преобладающее значение для науки имеют элементы тождественные между тем как в социальных явлениях последние настолько отодвигаются элементами индивидуализирующими, что социальное событие никогда ни повторяется в тождественной, а только в аналогичной форме». Поэтому в социальных науках общие законы не могут объяснить отдельное явление. Справедливое замечание римского юриста относительно гражданского права: «что всякое определение опасно, так как содержит слишком мало для того, чтобы его нельзя было опровергнуть», приложило ко всем общим положениям во всей области социальных наук. Полнота жизни не умещается в общие шаблоны, если же расширить эти шаблоны, то они станут либо настолько бессодержательными и само собою понятными, что едва ли представят какую-либо научную ценность, либо настолько неверными, что будут опровергнуты при самой поверхностной  критике». Задачи и цель социальной науки, если она хочет стать на путь обобщений, сводятся не к отысканию общих законов, но к нахождению аналогичных явлений или к установлению, так называемых, типов. Социальный тип есть тот средний, типический образ, который является как бы наиболее концентрированным индивидуумом из всех других, менее ярких и стилизированных. В типе, так сказать, выражается яркость индивидуального, но не погруженность во всеобщее.