Современная региональная элита

 

 

 

 

Вступление

Проблемы элитизма активно разрабатываются российскими  философами, политологами, социологами, правоведами в последние 12–15 лет; опубликовано более 500 работ, защищено множество диссертаций.

Элитологические российские исследования последних лет позволили сформировать эмпирическую базу российской теории элит, обсудить важные концептуальные и практические проблемы, внести основательные методологические коррективы в использование классической и современной западной элитологии, подготовить основные учебники элитологии.

Элитология  как область исследования ясно обозначилась в ряде научных дисциплин современной  России: политологии, социологии, истории, психологии, а теперь и конфликтологии. Элитологическая парадигма мышления и интерпретации причин происходящих политических, социальных и экономических изменений стала едва ли не наиболее распространенной.

Если ранее  могли между собой конкурировать  лидерская парадигма и апелляции  к роли народных масс» или «руководящей роли партии», то ныне почти безусловным авторитетом обладает ссылка на авторитет и влияние элит. Сами элиты и источники их происхождения интерпретируются весьма различно.

Целью данной контрольной работы является осмысление современной региональной элиты.

Для достижения поставленной цели необходимо выполнить следующие задачи:

-изучить само  понятие элита;

-охарактеризовать  основные аспекты существования  элиты в современной России;

- Определить  способы формирования современной  элиты в Российской Федерации.

 

1. Основные аспекты  современной элиты в России

Понятием «политическая  элита» обозначают, прежде всего, высший, привилегированный слой, осуществляющий функции управления и влияния  в обществе. Существуют различные  подходы и акценты в понимании  элит.

В соответствии с одним из них – властным – элитой являются те, кто обладают в данном обществе решающей властью. В соответствии с другим – меритократическим – те, кто обладают некими особыми достоинствами и личными качествами.

Некоторые современные  российские ученые, критически оценивающие  результаты управленческой деятельности, профессиональный уровень и нравственные качества представителей российских правящих кругов, считают неправомерным применять к ним термин «элита»¹.

С точки зрения моральных позиций, исходя из буквального  понимания одного из значений термина, это, возможно, и правильно. Однако мы при этом вновь начинаем навязывать политологии несвойственные ей иные (идеологические, этические) подходы, существенно сужая возможности анализа. При изучении политических элит, как показал зарубежный и российский опыт последних лет, лучше всего дополнять властный (позиционный) подход меритократическим (репутационным) и другими аспектами изучения элит.

В известной  мере сам процесс появления элит в современной России востребовал  в числе новых и реконструированных направлений научных исследований «правящего класса» – современную российскую элитологию.

Российский  элитообразующий процесс пока далек  от своего завершения. Обычно, анализируя его развитие, основное внимание обращают на номенклатурное происхождение современной политической элиты.

К числу основных генерирующих элементов следует  отнести социальные институты и  организации, оказавшиеся наиболее устойчивыми в процессе слома  социальной и политической структур советского общества. В их числе: бюрократия, этнические связи, новые экономические корпорации, силовые структуры, а также организованный криминалитет. Какой бы срез современных элит ни взяли (высший, региональный, местный) – везде доминируют и консолидируются представители и выдвиженцы названных структур.

По причине  мозаичности современного российского  обществ мозаичный характер присущ и его элитам, поэтому пока трудно отнести их к какому-либо классическому  типу: меритократическому, классовому, сословному, номенклатурному и т.п.

В целом за последние годы облик российского социума не только приобрел резко поляризованный и мозаичный характер, произошла атомизация общества, разрыв социальных связей между макрогруппами и внутри них.

В общественно-политических организациях и движениях состоит  менее 1% населения, в отдельных общественных и политических акциях участвуют 2–3 %, в выборах – 30–40 %. Весьма конфронтационен потенциал межнациональных и межконфессиональных отношений. Словом, общество разрознено донельзя и максимально уязвимо пред лицом всевозможных социально-политических манипуляций.

Вместе с  тем в процессе собственного структурирования постсоветское общество во многом сохраняет  инерцию прошлых лет. Оно олигархично: структурирование верхов не просто опережает  структурирование низов, но стремится  этим и ограничиться.

При всей революционности  перехода от советского к постсоветскому состоянию структурирование элитных  образований гражданского общества фактически продолжает и завершает  те процессы, которые начались еще  в брежневский период, поскольку  речь идет о формировании не новой, а старо-новой элиты.

Процессы развиваются  по тем же структурообразующим направлениям: корпоративно-отраслевому и региональному. Власть все еще «главнее» собственности, хотя во все большей мере перетекает в собственность, и структурирование элит идет в тесной связи с государством. Это накладывает отпечаток на весь процесс формирования гражданского общества.

В итоге гражданское  общество формируется крайне неравномерно и не всегда поступательно, иногда даже назад или в сторону. Интересы, как правило, агрегируются еще на сравнительно элементарном, материальном и групповом уровнях.

То, что на Западе является фундаментом развитой структуры  социально-политического плюрализма, в России приобретает часто самодовлеющий  характер. Среда, в которой действуют зародышевые структуры гражданского общества, характеризуется серьезной размытостью ценностных установок и ориентиров, что часто лишает новые институты необходимой поддержки снизу.

Сработал принцип: чем более высокими номенклатурно-должностными полномочиями при прежнем режиме обладала та или иная группа из правящего слоя, тем большую долю собственности она получает в результате новейшей приватизации.

Произведенные изменения в российской политической инфраструктуре в итоге позволили  создать не только публичную структуру политической власти, но и теневую структуру, когерентную западным элитам.

Сложившаяся в 90-е годы ХХ в. социально-экономическая ситуация, связанная с решением задач приватизации основных ресурсов общества, обусловила формирование «перевернутой» формулы российской власти. В ней поменялись местами публичная и теневая стороны. Публичная надолго стала лишь прикрытием теневой, основными задачами которой были: удержание властных полномочий и решение внутренних проблем «правящего класса», связанных прежде всего с его укоренением в экономику и политику².

Сопоставление социального контекста и обстоятельств нового российского элитогенеза позволяет не только понять перспективы «ростков нового» на уровне элит, но и истоки их отчуждения от общественных интересов, а также воспроизводства стилевых поведенческих форм, которые, казалось бы, давно ушли в прошлое.

Углублению  этих представлений способствует также  структурно-функциональный анализ элит и внутриэлитных отношений. Динамика формирования постсоветских элит, включая их региональный уровень, показывает, что специфика распределения российского «властного капитала» (и ныне, и в номенклатурные времена) состоит в монополизации властных функций узким кругом лиц, в существовании формального или неформального «политбюро» – центра политических решений.

Включение (зачастую неформальное) в «высший» состав лиц, входящих в околоэлитное окружение, но не имеющих формальных элитных прерогатив (помощники, советники, начальники вспомогательных служб например, охрана, политические обозреватели и консультанты, редакторы газет, лечащие врачи, родственники). Серьезное воздействие на подготовку и принятие решений оказывают аналитико-информационные отделы и службы, осуществляющие работу с информацией и документами и обладающие правом доклада руководству или допуска на доклад.

Словом, в составе групп влияния на власть присутствует большое число полуэлитных, неэлитных и непрофессиональных элементов. Власти недостает рационально-бюрократических признаков. Отмеченные особенности высшей политической элиты России проецируются по вертикали – на высшие политические эшелоны регионального уровня и по горизонтали – на другие центры власти (правительство, парламент, центральные аппараты политических партий и общественных движений).

Важным в  характеристике политических элит выступает  анализ механизмов формирования, выстраивания карьерной лестницы, инфильтрации элит между собой. Новая российская элита  прошла период «первичной стабилизации»  и в значительной мере «утрамбовалась», она опять движется к состоянию закрытости.

Действует в  полной мере линия «аристократичности», описанная Г. Моской. Внутри высшего эшелона возможны и неизбежны перестановки, но они связаны не с прорывами совершенно новых, свежих сил, а с перегруппировкой первого старшего эшелона и второго – более молодого, который выдвигается на ведущие позиции подобно тому, как это было в начале 90-х годов

Предоставленный этап, с одной стороны, сближает процесс воспроизводства современной российской элиты с институционализированными формами становления и продвижения, характерными для западных элит, но с другой – подтверждает сохранившуюся преемственность с номенклатурной ротацией кадров.

Характерной стала ротационная кадровая схема: «политическая элита – административная элита – бизнес-элита». Она воспроизводит в обратной последовательности прежнюю номенклатурную схему: «хозяйственный руководитель – административный работник – политический руководитель»³.

Указанная специфика и маргинализирует элиты, и – за счет повышенной циркуляции и инфильтрации - повышает степень их корпоративности. В таком отношении новая российская политико-административная элита ближе к номенклатурному, нежели к западному типу.

Что касается деятельностных характеристик, то следует обратить внимание на то, что современная политическая элита России так и не смогла капитализироваться и прибегает к административным методам в решении политических и экономических задач, направленным не на создание и приращение новых возможностей, а по преимуществу на передел и перераспределение имеющихся ресурсов. Доминирующей остается перераспределительная мотивация.

В плане сопоставления  используемых у нас и на Западе методов управленческого воздействия  российская элита сохраняет приверженность целевым подходам. Это отражает, по всей вероятности, не только преобладание технократических характеристик в ментальности элит, но и влияние политических, социально-экономических и цивилизационных особенностей развития России.

В отличие от западных государств, для нашей страны программно-целевой метод политического управления оказывается наиболее адекватным и единственным, позволяющим сохранить государственную целостность и идентичность.

Что касается социально-представительского типа управления, к которому тяготеет Запад, то он более адекватен для регионального уровня, да и то – не повсеместно (значительная часть северных и восточных регионов не сможет длительное время существовать без опоры на программно-целевые методы и на региональном уровне).

Относительно новой конфигурации российских политических элит, начинающей просматриваться в последнее время не только в связи со сменой лидера (президента), но и в связи со значительными изменениями внутреннего и внешнего политического порядка, то она в чем-то схожа с движением начала 80-х годов.

Иначе говоря, общественные ожидания и планы элит выстраиваются по схеме, напоминающей преодоление «застоя» и развертывание «предперестройки»: от «застоя-2» – к «предперестройке-2». Но, похоже, что схема эта имеет и значительные отличия.

Восстановлена роль и место силовых элементов в составе политических элит. Это связано не только с личностью нового Президента, которому ближе и понятнее, в силу профессионального воспитания, военно-административные стиль и методы.

Дополнительными факторами выступают, с одной стороны, существующие геополитические реалии и значительная утеря Россией военно-стратегических ресурсов и прежнего военно-политического имиджа, с другой стороны, нужда обозначения долговременных гарантий новому классу собственников, которые в существенной мере создает именно силовая составляющая государственной власти.

Ситуация в стране после  почти 15 лет демилитаризации, разгосударствления, деидеологизации, многочисленных экономических  и правовых реформ подошла к той  грани, когда и в общественном мнении, и в сознании элит на первое место среди возможных угроз вышли факторы личной, коллективной и государственной безопасности и самосохранения.

В чем-то атмосфера напоминает ту, о которой писал в свое время  Миллс, имея в виду некоторый период безмятежного существования США, когда «экономические факторы и политическая атмосфера способствовали в прошлом распространению гражданской элиты, развенчивающей оценки военщины как зла, без которого нельзя обойтись, но которое всегда является обузой». Последующий ход событий включил военную элиту в состав политической и в сохранил ее как одну из наиболее влиятельных групп⁴.

Укрепление политического  положения и авторитета силовой  группировки может быть связано  со строительством правового государства, с укреплением закона, порядка и ответственности, борьбой с преступностью. Популярными и в то же время ожидаемыми видятся шаги по установлению контроля над теневой экономикой, укреплению государственного сектора экономики и частичному перераспределению крупной собственности.