Частное право

Использование предложенного  критерия определения содержания понятия  «частные правоотношения» — допустимость/желательность  возникновения, определения юридического содержания, изменения и прекращения  правоотношений по воле их участников, обусловленная реализацией в  отношении частных интересов  его участников, — является известной  идеализацией рассматриваемых явлений. Однако в сфере общественных наук любые классификации неизбежно  предполагают абстрагирование от некоторых  особенностей изучаемых феноменов, а формулируемые закономерности отличаются вероятностным характером.

Так, и среди частноправовых отношений существуют такие, которые  допустимо оставлять на усмотрение или взаимное согласие их участников лишь с оговорками или в известных, подчас весьма узких, пределах (например, деликтные, в принципе составляющие, впрочем, скорее патологию нежели норму  общественных отношений), — именно такие отношения требуют сочетания  диспозитивного и императивного  регулирования. При этом, если в рамках подхода к определению рассматриваемых  явлений непосредственно через  ч. п. императивное регулирование рассматривается  как внедрение публично-правовых начал в частноправовую сферу, что  и дает повод некоторым авторам  отстаивать тезис о бессмысленности  разделения права на частное и  публичное [см., напр.: Дедов Д. И. Соразмерность  ограничения свободы предпринимательства. М., 2002. С. 122—147; Мальцев Г. В. Частные  и публичные начала в общественной и правовой жизни: научная доктрина и практика // Гражданское и торговое право зарубежных стран. М., 2004. С. 718—759], то в рамках подхода к выявлению  специфики ч. п. через регулируемые им отношения использование императивного  метода регулирования частноправовых отношений нисколько не умаляет  их частноправовой природы; так, императивное требование гражданского закона к форме  сделок, с одной стороны, не порождает  никакого особого правоотношения между  участниками сделки и государством, и с другой стороны, не сообщает —  само по себе — сделке (оплоту ч. п.!) никаких публично-правовых свойств. В связи с изложенным представляется некорректным именовать явление  регулирования частных отношений  с применением императивного  метода «публицизацией» ч. п., что  часто имеет место в литературе [см., напр.: Черданцев А. Ф. Теория государства  и права. М., 2003. С. 219—220]; равным образом, представляется некорректным именовать  «приватизацией» публичного права  использование диспозитивного метода для регулирования публичных  отношений [см., напр.: Бойцова В. В. Правовые средства защиты в публичном праве  Великобритании // Правоведение. 1994. № 3. С. 64-65].

Критерий разграничения  частного и публичного права следует  искать в плоскости предмета правового  регулирования, то есть общественных отношений, подвергающихся регулирующему воздействию со стороны права; таким критерием является характер интереса, преимущественно реализуемого участниками в соответствующем правоотношении (изложенный подход следует отличать от попытки разграничить частное и публичное право по линии интереса, защищаемого той или иной подсистемой права, ибо право как социальный институт призвано выражать коренные интересы всего общества в целом). При любом характере правового регулирования в обществе можно выявить частные отношения, с одной стороны, и публичные — с другой, объективно требующие воздействия соответствующими им правовыми методами, однако далеко не в любом обществе этому разграничению в теории и (или) на практике придается должное значение. Степень соответствия методов, используемых для правового регулирования тех или иных отношений, их существу, позволяет оценивать рассматриваемый правопорядок в целом с точки зрения адекватности воздействия на общественные отношения.

Вместе с тем отсутствуют  «частноправовой» и «публично-правовой»  методы правового регулирования. Корректно  говорить лишь о преимущественном использовании  диспозитивного регулирования частных  отношений и императивного воздействия  на отношения публичные, что не исключает  в отдельных случаях вполне оправданного применения императивных норм для регулирования  частных отношений (ибо в силу ч. 3 ст. 55 Конституции Российской Федерации  права и свободы могут быть ограничены законом в той мере, в какой это необходимо в конституционно значимых целях) и диспозитивных  — для публичных; однако в таком  случае не имеет место «публицизация» ч. п. или «приватизация» публичного, что часто можно встретить  в научной и учебной литературе. «Публицизация» или «приватизация» могут иметь место лишь в рамках системы права в целом, выражаясь  не в переводе тех или иных отношений  из частных в публичные (что вряд ли возможно) или наоборот, а в  создании дополнительных императивных норм и — в целях контроля за их реализацией — дополнительных публичных институтов и процедур («публицизация»), либо их упразднении («приватизация»).

Важным аспектом дифференциации частного и публичного права является институционализация их основных идей, начал и принципов в нормах, содержащихся в весьма существенной части в отраслевых кодифицированных законодательных актах, имеющих  приоритет перед нормами соответствующих  отраслей, включенными в акты текущего законодательства.

Институционализация обеих  подсистем права заключается  также в дифференциации процессуальных форм разрешения споров, возникающих  в рамках отношений, регулируемых различными подсистемами права.

Развитие государственного управления в XX в. показало, что процессы усиления и расширения непосредственного  государственного воздействия на частные  отношения, несмотря на периодические  колебания, имеют стойкую тенденцию  ко все большему усложнению, что  и является причиной развития и усложнения публичного права, ибо постоянно  усложняется сама жизнь.