Владимир Сергеевич Соловьёв

Жалость – это сострадание, отношение к другим, как к самому себе. Результат жалости – альтруизм. Животные, в отличии от человека, не отпали от Бога, они в Боге, они Божьи твари, т.е. не знают греха. Поэтому лишь человек достоин жалости, он отпал от Бога, он вне мира. Мы одиноки.

Благоговение выходит, в том числе, и на культ предков. Это основная религия. Этот культ вошёл и в христианство (Бог – Отец – это по сущности предок).

Эти основные нравственности создают нравственный порядок. Это осуществление идеи Всеединства: человек всё объемлет, всё вбирает в себя. Это богочеловеческий процесс, процесс воссоединения человека с Богом.

Он резко переосмысливает религию из богопочитания в «богочеловеческое дело», которое совершается не только богочеловеком, но и обычным человеком. Духовность для него — это «сверхматериальность», а чудесность – «сверхнормальность», если использовать родственную Соловьёв теософскую терминологию. Ничего сверхъестественного, как противоположного естественному, для Соловьёва нет. Сам Соловьёв так характеризует свои воззрения: “Я не только верю во все сверхъестественное, но, собственно говоря, только в это и верю”.

Все историки русской религиозной философии говорили, что русская религиозная философия нравственная. Работа В.С. Соловьёва “Оправдание добра” именно это и  иллюстрирует. Смысл человеческой жизни в целом и человеческого общества Соловьёв видел в реализации идей добра. Добро – некая высшая сущность, трактуется онтологически. Оно обладает следующими внутренними свойствами:

-- чистотой, т.е. самодостаточностью. Оно внешне  ничем не обусловлено (добро ради  добра). Христианское добро –  это Бог в качестве добра;

-- полнота  или всеединство, поскольку оно  всё собой обуславливает (это  подлинные отношения между людьми);

-- сила, действенность, поскольку добро через всё  осуществляется.

Добро по Соловьёву только тогда добро, когда это абсолютное добро по основанию Бога. Воплощение добра в человеческой природе проявляется в том, что Соловьёв называет первичными данными нравственности: стыд, жалость, благоговение, т.е. связь с природой, с человеком, с Богом. Эти добродетели составляют основу православной жизни общества. Все так называемые добродетели  могут быть показаны как видоизменения этих трёх основ, или как взаимодействия между ними и интеллектуальной стороной жизни человека. Благодаря им,  люди способны видеть различия между добром и злом, формировать учение о нравственности.

Соловьёв подчёркивает, что именно человек в своей разуме и совести, есть безусловная философия для добра, как безусловного содержания. Право и долг человека оценивать с точки зрения соответствия идей добра не только собственное поведение, но и те общественные образования, в которые он оказался включённым (семья, родина, Церковь). Эти требования являются воплощением идей добра. Наша высшая обязанность не служить беззаветно этим организациям, которые могут и уклониться от своего назначения, а содействовать им в их служении добру, когда они ему верны, и указывать им на их обязанности, в случае их уклонения от добра.

Именно таким поведением человек способствует становлению того, что Соловьёв называет действительным нравственным порядком. Установление этого порядка есть дело совершенно личное, т.к. каждый хочет его для себя, и вместе с те это дело совершенно общее, т.к. достичь его можно только сообща со всеми. В силу этого Соловьёв не принимает противостояния личности и общества. Для Соловьёва человек есть существо лично-общественное.

Он рассматривает как идеал будущего, осуществление которого связано с устранением действительного нравственного порядка,  или иначе преобразование человека природного в богочеловека. Этот идеал основан на его убеждении, что абсолютное добро способно воплотиться в земной обстановке. Соловьёв предполагает, что каждый человек, как личность, обладает вариацией совершенства или положительной бесконечностью. Это означает способность выбора, помыкать своим разумом и обнимать всё сердцем. Он называл это “ выходить в живое единство со всем”.

Эта идея позволяет осуществить человеку идею Всеединства не преобразовывая, а воссоединяя в действительный нравственный порядок все элементы бытия. История есть богочеловеческий процесс.

Он формирует идею монодуализма, он вотождествляет и сущее, и человека, и Бога. Актуальная для него проблема – исполнение человеком своего предназначения, ведь нам образ Божий не дан, а только задан. Человек становится для себя человеком только тогда, когда растёт его самосознание.

В пределах схемы “плоть–тело–дух”, Соловьев рассматривал тело как арену борьбы плоти и духа, и в своих философских работах, например, в знаменитой статье “Смысл любви” (1893) он отстаивал возможность и необходимость одухотворения тела и полного отрицания плоти. В статье “Аскетическое начало в нравственности” (1895), а затем и в обширном труде “Оправдание добра. Нравственная философия” (1898) он прямо стремился это обосновать как нравственно-философскую программу. И для этого, конечно, он неизбежно обратился к мистике, поскольку этот опыт непосредственного слияния телесного и духовного в человеке с божественно-запредельным ему был хорошо знаком, как подлинному мистику. 
 
          Но его философско-мистические работы в области нравственности – не более, чем религиозные утопии, такие же, как и его проекты в области социально-политической. Соловьевский “нравственно-эротический утопизм” непосредственно вытекает из его религиозного, ригористического понимания аскетизма и абстрактно-схематического рассмотрения человеческого существа. И образ “идеальной любви” к Софии, как воплощение “вечной женственности”, открывшийся ему в мистических видениях,– это религиозно-философское дерзновение мистика, не сумевшего поставить аскезу на пользу своему же мистическому развитию. Потому София Соловьева естественно и прямо перекликается с раннехристианскими и гностическими своими прообразами. Потому же в своей мистической любви к Софии, как и в земной любви к реальным женщинам, он долго не мог достичь, скажем, полного взаимопонимания. Мистический роман с Софией фактически продолжаясь до самой смерти философа.

Исключительно отдавшись науке и литературе, он жил то в Москве, то в Петербурге, то в имениях своих друзей (в последнее время все чаще в Пустыньке, близ Петербурга), то в Финляндии на Иматре, то за границей. В Хорватии он завязал тесные дружеские отношения с известным славянским епископом Штросмайером, с каноником Рачки и другими.

Он вел аскетический, спартанский образ жизни. Но в этом не было ничего наигранного, ничего вымышленного, наоборот, он любил добрую компанию, любил, чтобы в этой компании было и вино. Разумеется, он не одобрял пьянства, но для интеллектуальных людей, говорил он, поднять свой дух за бутылкой вина - это только на пользу, здесь он ссылался всегда на пример героев платоновских диалогов, особенно платоновского диалога "Пир". И вот этот человек - у него ни кола, ни двора, все деньги, которые он зарабатывает, раздает тут же кому попало, ходит в одежде иногда с чужого плеча... Соловьев временами подумывал постричься в монахи. Но его всегда удерживала от этого шага мысль о свободе, причем в ее именно религиозно-мистическом понимании.

В нём сочетались два аскетических облика: мрачный, самоуглубленный, мятежный, мучительный и – светлый, распахнутый миру, легко и весело парящий над здешней действительностью. Внутреннее двойничество, противоречивость, непостижимое совмещение крайностей проявлялось в резких перепадах настроения – от мрачной замкнутости к бесшабашному ребяческому веселью. И два противоположных образа проступали даже в его внешнем облике, в его лице.

Вещи и книги его, по словам близко знавшего его лица (Л.З. Слонимского в "Вестнике Европы", 1900, № 9), "обыкновенно находились в разных местах; иногда в холодную осень он выезжал в летней разлетайке, потому что зимнее платье было им где-нибудь оставлено или забыто. Пренебрежение к физической стороне существования, к житейским благам (насколько они касались его лично) сказывалось во всем неустройстве его жизни: он иногда проводил целые месяцы в совершенном одиночестве, обходясь без чьих бы то ни было услуг, сам таскал дрова и топил печку, ставил себе самовар". Работал он неутомимо, проводя за письменным столом иногда по несколько ночей подряд, не переставая трудиться даже во время физических страданий, не предпринимая правильного леченья. Все это постепенно подрывало его организм, никогда не отличавшийся крепостью: врачи, лечившие его во время последней его болезни, нашли у него несколько тяжёлых заболеваний.

Перед смертью Соловьев причастился, исповедовался. Умер в сознании. Он читал и писал на еврейском языке, потому что любил всегда к своим молитвам прибавлять язык Христа, чтобы это звучало как связь с христианской древней традицией. Он знал многие псалмы наизусть. Теряя сознание, потом приходя в себя, он говорил: "Трудна работа Господня". Действительно, этот совсем не старый человек нес на себе колоссальное бремя. Простой, как ребенок, и одновременно мудрый. Человек, который вызывал восхищение, зависть, ненависть, поношение, презрение. Человек, о котором потом напишут сотни книг и брошюр, - уже через десять лет после его смерти библиография о нем имела несколько сот названий.

После него осталось собрание сочинений в 10 томах, не считая религиозно-философских работ, вышедших во Франции на французском языке, три тома переписки и один том стихов. Итак, он умер 31 июля 1900 года и был похоронен в Москве в Новодевичьем монастыре. Туда, к этой могиле, приходили очень многие. Соловьев оказал огромное влияние на Андрея Белого, на Блока, который называл его рыцарем-монахом. Тема прекрасной Дамы у Блока, конечно, навеяна Соловьевым. Этот странник был зачинателем оригинальной, своеобразной русской религиозно-философской мысли... По мнению исследователей (в частности, П.П. Гайденко) именно Соловьеву русский "серебряный век" обязан "той мистико-гностической прививкой, которая во многом определила атмосферу духовной жизни первых десятилетий XX в. в России".

В целом, философия В.С. Соловьева — это интереснейшее явление в истории мировой философской мысли, явление, еще до конца не познанное и даже таинственное. Философская система Соловьева оказала огромное влияние на последующее развитие русской религиозно-философской мысли, стала источником творческой активности для многих русских и зарубежных мыслителей — Н.А. Бердяева, братьев С.Н. и Е.Н. Трубецких, Л.П. Карсавина, С.Н. Булгакова, П.И. Флоренского и др. На основе философских разработок Соловьева возникли целые философские направления — "философия всеединства", "софиология".

Этот отвлеченный интеллектуал всегда жил верой, всегда жил мистическим прозрением, всегда жил порывом к вечности. И это делает Владимира Соловьева для нас дорогим не только как писателя, как мыслителя, как поэта, но и как неповторимого своеобразного человека, ярчайшую личность, которой может гордиться каждая культура. И отрадно, что сейчас, после стольких лет забвения, наконец о нем пишут, наконец выходят его работы, -пусть робко, но возвращение Соловьева происходит сегодня на наших глазах.