Историческая миссия России в исследованиях русских философов

    Предпочтительный  интерес философии истории в  России к истолкованию исторического  процесса отнюдь не вытеснил  интерес к проблемам исторического  знания, к вопросу, “как возможно  историческое знание”.

    В общем развитии философии истории в России можно условно выделить четыре этапа: 1) поиски духовных “начал” русской истории, мессианского призвания “Святой Руси”; 2) становление русской философии истории в результате осмысления европейской философско-исторической традиции в ее приложении к истории России; 3) опыт самоопределения основных направлений философии истории; 4) развитие оригинальных историософских систем на основе синтеза знания и веры.

    Поиски смысла и начал исторического бытия русского народа и государства издавна становятся предметом “древнего любомудрия” и находят выражение в “Слове о законе и благодати” митрополита Илариона (сер. 11 в.), в “Повести временных лет” (нач. 12 в.), а также в комплексе текстов, связанных с разработкой идеологемы “Москва — Третий Рим”, заложивших основы русского мессианизма.

    Возникновение  философии истории в России  обычно связывают с именем  Чаадаева. Сопоставив в своих  “Философических письмах” две  модели исторического развития  Европы и России с точки  зрения их соответствия замыслам  Провидения, он приходит к выводу, что Россия как бы выпала  из его замыслов. Вызов, брошенный  Чаадаевым, получил продолжение  в полемике славянофилов и  западников. Расходясь в понимании  и оценке исторического прошлого  России, они сходились в критическом  отрицании ее настоящего и  в стремлении предвосхитить ее  будущее. Но в то время как славянофилы (И. В. Киреевский, А. С. Хомяков, К. и И. Аксаковы, Ю. Ф. Самарин) историческую миссию России видели в особом пути ее развития, западники (В. Г. Белинский, А. И. Герцен, П. В. Анненков, Т. Н. Грановский, К. Д. Кавелин), исходя из идеи универсальности исторического процесса, связывали будущее России с ее возвращением в лоно европейской цивилизации, с призванием России ответить на поставленные, но не решенные Западом вопросы.

    Спор  славянофилов и западников привел  к разработке общих философско-исторических  проблем. Герцен идеям провиденциализма  и телеологизма противопоставил оригинальную концепцию исторического “алогизма” и “импровизации истории”. Развивая идеи западного позитивизма, философия истории в России выдвигает идею зависимости прогресса от степени участия в нем личностного начала — “критически мыслящей личности” (П. Д. Лавров), и субъективный метод, который побуждает участника прогресса и его исследователя становиться на ту сторону, где личность может восторжествовать (Н. К. Михайловский). Другим направлением, во многом опередившим европейскую философско-историческую мысль, являются теории культурно-исторических типов Н. Я. Данилевского и А. Н. Леонтьева, в которых история предстала как “разноместное и разновременное” развитие человечества, в ходе которого она проходит стадии “первичной простоты”, “цветущей сложности” и “вторичного смесительного упрощения”. Материалистическое понимание истории получило в России форму исторического монизма (Г. В. Плеханов).

    Новым  словом в объяснении исторического  процесса стала религиозная философия, давшая своеобразный синтез философии  всеединства Вл. С. Соловьева и легального марксизма. В философии всеединства история рассматривается как Богочеловеческий процесс, что предполагает совершенно иное понимание различных сторон человеческого бытия — веры, знания и добра, исторического времени и вечности, конца истории, трансцендентной идеи и ее реализации в тварном, посюстороннем мире. Идеи Соловьева получили развитие в концепции “религиозного материализма” С. Н. Булгакова, истории как сферы реализации “симфонической личности” Л. П. Карсавина, всеединства истории как ее непостижимой тайны, которая постигается через постижение ее непостижимости (С Л. Франк). Особое место в этом ряду занимает философия истории Я. А. Бердяева, которая, будучи философией творчески динамической, дуалистически-плюралистической и эсхатологической, берет человека в совокупности действия всех мировых сил, т. е. в величайшей полноте и величайшей конкретности. В философии истории Бердяев видел один из путей к познанию духовной действительности высшего порядка, путь к установлению тождества между человеком и историей, между судьбой человека и метафизикой истории. Убежденный в конце эмпирической истории, он видел в эсхатологии начало ее нового зона.