Многообразие видов и форм любви. Их классификации

К четвертому “кругу любви” принадлежит  любовь к родине, к жизни и любовь к богу. Любовь к богу не является результатом рассуждения и анализа. Она возникает в глубинах человеческой души и, как и всякая другая любовь, не терпит излишней рассудочности. Иногда это чувство достигает такого накала, что пересиливает все другие его страсти, включая и саму любовь к жизни. Яркое описание “святому чувству” дает М.Шелер: “люди, переполненные  ею, выносят любую боль и саму смерть не с неохотой и терзанием, но охотно и с блаженством, ибо  в счастье и блеске этого чувства  все радости жизни бледнеют и теряют свое значение,”-таковы представления философа об идеале любви.

По  Фрейду же религиозная любовь - это  перенесение полового влечения в  духовную деятельность. Он считал, что  верующий погружается в мир религиозных  фантазий, чтобы там найти заменяющее удовольствие. В следствии чего называет религию то “сублимированным продуктом сексуальных влечений”, то “коллективной иллюзией, возникшей вследствие подавления первичных природных влечений.”

В христианстве любовь к богу не оставалась постоянной, она менялась в своей  форме и в своей интенсивности. Достигнув высшего напряжения в  средние века, она стала постепенно утрачивать свою возвышенность и  непосредственность.

К “пятому кругу” любви относится  любовь к природе и в частности  космическая любовь, которая, направленная на мир в целом, говорит о единстве человека и мира и об их взаимовлиянии. С точки зрения П.Т. де Шардена, “всеобъемлющая, космическая любовь не только психологически возможна, она единственно полный и конечный способ, которым мы можем  любить.” Космическое чувство  единства со Вселенной проявляется перед лицом красоты, при созерцании природы, в музыке. Чувство всеобщей любви, по мнению многих философов, - это стремление к единению, свойственное как живой, так и неживой природе.

На  рубеже средних веков и Нового времени идею космической любви  развивал Николай Кузанский и  Марсилио Фичино, которые сравнивали это чувство с крепчайшим обручем, который скрепляет мироздание в одно сооружение, а всех людей - в единое братство. Несколько позднее о любви, как о всепроникающем космическом чувстве, говорили Д.Бруно, Я.Беме и другие. Однако затем эта тенденция сошла на нет. Существенную роль в этом сыграло переосмысление мировых сил, начатое ньютоновской механикой.

Шестой  “круг” включает в себя любовь к  истине, к добру, к прекрасному, любовь к справедливости. Внутреннее единство всех этих видов любви очевидно: в каждом из них существенную роль играет социальная составляющая, вследствие чего эти чувства оказываются менее личностными и во многом являются выражением групповых чувств, объединяя людей в коллективе. В отличии, например, от эротической любви, которая объединяет двоих, отсоединяя их от общества.

Так, понятие справедливости - одно из центральных в морали, праве, экономике, политике, идеологии. И нет, пожалуй, такой области человеческих отношений, где не вставал бы вопрос об их справедливости и несправедливости. Еще Сократ высказал убеждение, что нельзя ставить ничего выше справедливости - ни детей, ни жизнь. Но уже Аристотель замечал, что все люди высоко ценят справедливость, но каждый воспринимает ее по-своему.

Любовь к справедливости представляет собой сложное, комплексное  чувство, где переплетаются любовь к себе и к близким, любовь к  человеку и к родине, любовь к  добру и к истине. Тем не менее, в любви к справедливости есть независимое содержание, которое не позволяет свести все значение к ее составляющим.

Седьмой “круг любви” - это  любовь к творчеству, к славе, к  своей деятельности, к свободе, к  богатству. Любовь к деньгам имеет  определенную социальную предпосылку: неуверенность в будущем, желание  обезопасить себя перед испытаниями  судьбы. “Деньги и власть, - пишет  Гессе, - изобретены недоверием. Кто не доверяет жизненной силе в себе самом, у кого нет этой силы, тот восполняет ее таким знаменателем, как деньги.” Но далеко не каждый человек найдет в себе сил положиться только на свой талант, о котором говорит Гессе. И желание минимальной стабильности в жизни вполне понятно и объяснимо.

Восьмой “круг” - это любовь к игре, к общению, к коллекционированию, к путешествиям.

И наконец, последний “круг”, который, в принципе, уже и не является “кругом любви” - это влечение к  пище и к сквернословию. Это скорее пристрастия, которые нельзя поставить  в один ряд с любовью к человеку или богу, но они напоминают отдаленные модусы любви.

В этой схеме, где наиболее полно представлена вся гамма  разнообразных форм любви, просматривается четкая закономерность: чем дальше мы продвигаемся от центра, тем ниже интенсивность любви и больше роль социальных влияний. Так, например, эротическая любовь и любовь к детям способны заполнить всю эмоциональную жизнь человека; любовь к творчеству и к славе чаще всего составляет только часть жизни; пристрастие к игре и коллекционированию - это всего лишь один аспект существования человека.

 Образы любви в Древней  Греции

Древние греки различали несколько видов  любви.

Это, прежде всего, конечно, Эрот, обожествленный эрос. Эрот, или эрос,-- любовь-страсть, любовь, пограничная с безумием, безумная любовь. Древние

греки так и говорили: “эротоманиа” -- “безумная (безрассудная) любовь”. Был глагол “эреоманео” -- “быть безумным от любви”.

Эрос -- главным образом половая любовь. Отсюда “эротикэ” -- искусство любви. Отсюда и название произведения римского поэта Левия “Эротопайнион” -- “Любовная забава”, аналогичная латино-язычной поэме Овидия -- “Искусство любви”. Правда, любовь-страсть может быть направлена и на другое. Геродот писал о спартанском царе Павсании (это не тот, который в “Пире”), что тот “имел страсть” (“эрота схон”) стать тираном всей Эллады... Однако любовная страсть, как всякая страсть, редка и непродолжительна. Как все безмерное (древние греки понимали неразумное, безумное как безмерное), страсть, пожирая своего носителя, пожирает себя.

Более спокойна “филиа”. Существительное “филиа” имеет свой глагол -- “филео” -- “я люблю” (“филео су” -- “я люблю тебя”), У этой любви больший спектр значений, чем у эроса. Такой любовью сложно любить многоразличное. Это, кроме того, не только любовь, но и дружба. Поэтому эротическая любовь -- лишь один из видов “филии”.

Любовь  как высшая степень хорошего эмоционального отношения “я” к “не-я” колеблется между себялюбием, где “не-я” -- это  “я”, и “друголюбием”, любовью к “не-я”, за которой, однако, может скрываться опосредованное себялюбие, когда предмет любви (“филэтон”) сводится лишь к объекту и к средству удовлетворения себялюбия, а не рассматривается как нечто самоценное, как нечто даже более ценное, чем “я”. Любовь в первом смысле -- любовь потребительская. Это не настоящая любовь. Только вторая, самоотверженная, любовь истинная. Гегель не зря сказал, что настоящая любовь -- это обретение самого себя в отказе от самого себя и в исчезновении себя в другом. Настоящая любовь самоотверженна. Она включает в себя и элемент жалости и сострадания к предмету любви.

Мифология -- антропоморфична. В мифологии люди, не зная законов природы, подлинных причинно-следственных отношений в мире, объясняли явления поверхностно, связывая их ассоциативно, по аналогии со своими отношениями и свойствами.

Была  мифологизирована и обожествлена и  любовь. В Древней Греции она мифологически  была представлена в образах нескольких мифологических существ. Это, прежде всего  Афродита и Эрот (в Риме соответственно Венера и Амур). Афродита -- богиня любви и красоты. Ей приписывалась большая роль. Ей подчинено почти все живое. Афродита даже сводит богов с женщинами, а богинь -- с мужчинами. Имел свой мифологический образ и эрос. Это Эрот -- сын Афродиты (по некоторым версиям, Артемиды, изменившей своей девственности). Тот хорошенький, шаловливый и безжалостный мальчик с крылышками, с луком и стрелами любви, которые он по своему капризу пускает то в богов, то в людей,-- плод эллинистического искусства, вначале же Эрота изображали в виде необработанной каменной глыбы. Гомер не упоминает Эрота в числе богов. Это - безличная сила, влекущая друг к другу богов и людей противоположного пола.

Философия, возникнув из мифологического мировоззрения  под влиянием окрепшего в самой  жизни, а также в сферах специального знания интеллекта, логоса , все же смогла до конца изжить антропоморфизм. Им философы как бы “затыкали дыры” в своих философских системах. Для этого употреблялись и остающиеся, в сущности, мифологическими образы любви, прежде все Афродиты, Эроса, Филии. Древнегреческий предфилософ Гесиод, не умея объяснить движущую силу космогонического процесса, процесса происхождения и развития космоса (а кто может это объяснить?), находит эту силу в космическом, вселенском эросе.

Образ Эрота был философски осмыслен Платоном в “Пире”. Участвующий в этой беседе Сократ принимает, в сущности, мысль Павсания о двух Эротах: вульгарном, земном и возвышенном, небесном, наполняя ее идеалистическим содержанием в духе учения Платона о двух мирах, земном, физическом, чувственном и небесном, идеальном, мыслимом. Эрот сам по себе не прекрасен и не добр, но он и не безобразен и не подл, он сам по себе не мудр и не невежествен. Эрот находится посередине между этими крайностями. Он как бы единство противоположностей.

Эрот - сын бога богатства Пороса и богини бедности Пении. Будучи сыном столь непохожих родителей, Эрот противоречив. Эрот не просто некая “золотая середина” между прекрасным и безобразным, между мудростью и невежеством. Эрот -стремление от худшего состояния к лучшему. “Эрот - это любовь к прекрасному”, а мудрость - одно из самых прекрасных на свете благ, поэтому Эрот в изображении Сократа - Платона - любитель мудрости, философ. Так Платон объясняет высший смысл термина “философия”, введенного в обращение Пифагором (VI в. до н. э.), который исходил из того, что людям доступно только стремление к мудрости, но не сама мудрость. У Сократа - Платона Эрот - сверхъестественное существо, демон - посредник между богами и людьми.

Далее Сократ доказывает, что любовь к прекрасному - это любовь к своему благу, любовь к вечному обладанию этим благом, любовь к бессмертию. Но люди смертны. Та доля бессмертия, которую дали людям бессмертные боги,-- способность к творчеству, к рождению (“рождение -- это та доля бессмертия и вечности, которая отпущена смертному существу”). Однако стремление к прекрасному имеет и более высший смысл. Это стремление к идеальному, небесному, точнее говоря, за небесному миру. Эрот здесь уже не просто посредник между людьми и богами, а посредник между физическим и идеальным мирами, само стремление к прекрасному как таковому, к идее прекрасного. Обыватель любит прекрасные вещи, прекрасные тела. Но философ любит прекрасное само по себе. Оно чисто, прозрачно, беспримесно, не обременено человеческой плотью, красками и всяким бренным взором, оно божественно и единообразно. Увидев хоть раз такое прекрасное, человек не может уже жить прежней жалкой жизнью.

Таков образ Эрота в философской  системе идеалиста Платона. За всеми  видами любви: к родителям, к детям, к женщине, к мужчине, к отечеству, к труду, к поэтическому и правовому  творчеству и т. д. и т. п. должна стоять высшая любовь - любовь к миру вечных и неизменных идей, к высшему миру добра как такового, красоты как таковой, истины как таковой.

Все же в Древней Греции (и позднее  в Риме) любовь ценилась высоко. В  “Пире” содержится подлинное прославление любви. Более того, там говорится  и о ее положительном нравственном содержании. “Ведь тому, чем надлежит руководствоваться людям, желающим прожить свою жизнь безупречно, никакая родня, никакие почести, никакое богатство, да и вообще ничто на свете не научит их лучше, чем любовь”.

Христианство  сразу же осознало себя носителем  принципиально новой, не бывшей до того этики, нового понимания человека, его  места в мире, новых законов  человеческого бытия. Нагорная проповедь  Христа строится на принципах снятия древней нравственности нравственностью  новой, основанной на принципах любви. Новые заповеди даются чаще всего  не как развитие старых, а как  их отрицание, снятие. “Вы слышали, что сказано: око за око, зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься  злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобой  и взять у тебя рубашку, отдай  ему и верхнюю одежду...” .

Проповедями и личным примером евангельский Иисус  в течение всей своей земной жизни  страстно внедрял в человеческие сердца идею и чувство любви к  ближнему. И вот на последней прощальной беседе с учениками (“тайной вечере”) он дает им новую, более высокую заповедь любви, призывая сделать ее основой человеческих взаимоотношений после его ухода. Подчеркивая ее значимость, Иисус трижды повторяет ее в течение беседы. “Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга” . Теперь он призывает учеников, а через них и каждого человека любить друг друга не только обычной человеческой любовью (“как самого себя”), но и более высокой -- божественной, какой Иисус (а равно и сам Бог, ибо: “Я в Отце, и Отец во Мне”) возлюбил людей. Движимый этой любовью, он предал себя на позорную смерть ради спасения своих возлюбленных.

Бог есть любовь - в этой краткой формуле глубинный общечеловеческий смысл христианства, который, увы, до сих пор остается в целом непонятым человечеством, а отдельные представители его, постигшие этот, может быть величайший, идеал человеческого бытия, почитаются в нашем социуме сумасшедшими, больными, в лучшем случае чудаками. Яркий пример в отечественной культуре - до сих пор не отмененный общественный приговор позднему Гоголю, попытавшемуся напомнить человечеству и реализовать в своем творчестве идеал христианской любви.

Вслед за ранне - христианскими мыслителями много внимания проблеме любви уделяли и византийские отцы церкви. Идеи человечности, гуманного отношения к каждому конкретному человеку и для них сохраняют свою высокую значимость, но здесь они практически не добавляют ничего нового к идеям апологетов. Находки византийцев лежат более в сфере чисто духовного опыта, который, по их глубокому убеждению, опирающемуся на Новый завет, неосуществим без любви. “Познание осуществляется любовью”, - афористически выразил его суть крупнейший мыслитель IV в. Григорий Нисский, и в этом направлении активно работала мысль многих византийских богословов и практиков “духовного делания”.