Социальная философия

   Таким образом может быть разрешена одна из тайн, которая поражала воображение великого Канта, – тайна наличия нравственного закона в душе человека: нравственный закон, закон долга есть способ явления для индивида его единственного места в бытии, его единственности. И чем больше развита в нем эта единственность и индивидуальность, тем больше выявляется для него долженствование и его ответственность за бытие мира.

   Итак, долженствование есть закон бытия  человеческого мира. Само действие этого закона не зависит от конкретного  содержания деятельности и конкретной ситуации, долженствование характеризует  форму существования индивидуальности в мире индивидуальных событий. Поэтому  прав был Кант, относя нравственный закон к априорным требованиям  практического разума – долженствование безусловно, оно не определено никаким содержанием, оно формально, оно само является условием появления любого содержания в социальной действительности. Так обнаруживается существование совершенно особых законов социального мира – законов безусловных, законов, действующих независимо от ситуации. Такими законами и выступают законы уровня целей, детерминирующие отношение деятеля к условиям деятельности.

   К такому типу социальных законов относятся  нравственные законы. Действие нравственных законов развивает другую сторону  онтологической природы цели. Если через объединение различных  средств деятельности causa finalis раскрывала смысл долженствования (каждый фрагмент средств должен быть увязан с целым), то благодаря сопряжению в цели бытия и небытия (цель выступает отрицательным определением ситуации), causa finalis ставит человека в ситуацию оценки. Целеполагание вводит человека в дискретный мир, так как разделяет действительность на то, что есть, и то, что не есть, но должно настать. Ориентация в дискретном мире, т.е. в мире, в котором онтологически присутствует небытие эту дискретность утверждающую, с необходимостью порождает различное отношение к дифференцированному бытию. Это различное отношение выражается в появлении оценки. Знание характеризует сущее и его бытие, а оценка характеризует бытие сущего в горизонте его небытия – если его нет, но требуется его появление, сущее оценивается положительно, а если оно есть, но требуется его устранение, сущее оценивается отрицательно. Оценка побуждает к деятельности, так появляется детерминация деятельности оценкой. На этой онтологической основе в культуре появляются и закрепляются фундаментальные законы человеческого мира – нравственные законы.

   Как всякие законы они утверждают определенный порядок. Этот порядок утверждается тем, что, оценивая поведение человека, они требуют такого поведения, которое  необходимо в сообществе. Причем они  требуют такого поведения независимо от того, есть для этого условия  или нет (например, отступление от морального требования «Не кради!»  не может быть оправдано никакими ссылками на трудные обстоятельства жизни и т.д.). Более того, нравственные законы не перестает действовать  даже тогда, когда их нарушают. От того, что люди постоянно убивают друг друга, лгут, вредят друг другу, такие  нравственные максимы как «Не  убий!», «Не лги!», «Помогайте друг другу!»  и т.п. не перестают быть нравственными  законами. Никакой закон условий  не сохранится как закон, если при  наличии данных условий, не будет  наблюдаться необходимое следствие. Но безусловные законы потому и безусловные, что они действуют всегда.

   Они выступают абсолютным основанием оценки людей, вещей, действий, ситуаций. Конечно, нравы людей разных сообществ  и исторических эпох различаются  – правила поведения, обычаи и  формы действия относительны. Но каждая относительная система оценок существует для себя как абсолютная, иначе  оценка перестает быть оценкой. Абсолютность является формой существования оценки и условием ее действия. Именно это  позволяет законам, основанным на оценках, быть законами безусловными. Возможно, что кроме конструктивистского  основания абсолютность имеет и  содержательные основания для своего существования, которые коренятся  в универсальных особенностях жизнедеятельности  человека. Это дает возможность, несмотря на всю относительность оценок, людям  разных культур и эпох понимать друг друга, соотносить свои оценки, иметь  сходные принципы, определяющие начала действия человека.

Безусловные законы выступают объективными требованиями по отношению как к конкретному индивиду, так и к сообществу. Это и позволяет быть им подлинными хранителями порядка человеческого мира. Тогда, когда рушится нормальное состояние общественной жизни, когда распадаются устоявшиеся связи и отношения, когда наступает «смутное время» в истории (время, столь привычное для российской истории), то выход из ситуации общественного хаоса один – действовать вопреки обстоятельствам. Не ждать установления порядка, чтобы порядочно поступать, а достойно и порядочно вести себя, чтобы порядочность и достойная человека жизнь установилась.

   § 11.4. Свобода и закон в человеческом бытии

   Безусловные законы детерминируют начало деятельности индивида. И поскольку они не вытекают из ситуации, то деятельность, ориентируемая  ими, является свободной. Поэтому безусловные  законы (или законы уровня цели) есть законы свободы, законы свободных действий, законы творческой (инновационной) деятельности. Именно в этой сфере – сфере  свободы и творчества – безусловный  характер законов уровня целей обнаруживается с непосредственной очевидностью.

   Время социального мира дискретно, оно  складывается из «отрезков», которые  не вытекают друг из друга. Каждая точка жизни индивида или сообщества характеризуется своим наполнением, и это наполнение жизни не связано обязательным следованием из прошлого. Реальным проявлением дискретности времени человеческого мира является ситуация «вдруг», без которой бытие человека помыслить нельзя. «Вдруг» есть момент свободного явления такого бытия, которое в себе содержит (или само впервые устанавливает) причины своего объявления. Дискретность времени предполагает реальность небытия. Именно небытие «дробит» человеческий мир. Значит, чтобы что-то было, оно должно постоянно возникать из небытия, должно состояться постоянно длящееся творение (§ 6). Но может ли постоянное творение, то есть постоянные инновации гарантировать порядок? Как может сочетаться свобода деяния человека и законосообразность? Эти вопросы, как мы видели (см. § 4 и его подразделы), постоянно возникали в философии.

   Эта связь свободы (свободного, творческого  действия человека) и законосообразности проявляется в двух аспектах.

   Во-первых, свобода возможна только там, где мир заполнен причинными связями. Иммануил Кант разводил мир причинно-следственных связей как мир природы, и мир свободы как мир истории, но в то же время он показал, что свобода возможна именно потому, что она дает начало новому ряду причин и следствий. Если этого нет, то никакое свободное действие невозможно, потому что оно пропадет в хаосе. Свобода не потому связана с необходимостью, что она есть «познанная необходимость», ибо тогда нет свободы, а есть только разные виды необходимости – непознанная и познанная, а потому, что она предполагает установление того порядка, который творящий порождает, значит, она предполагает наличие порядка. Если есть свобода, значит, есть (должен быть) законосообразный порядок, иначе ее бы просто не было.

   Во-вторых, хотя на уровне творения, или свободного решения и действия нет законов, но законы (правила, порядок) появляются благодаря творению и свободе. Свобода и творение дают закон и порядок человеческому миру. Творение или свобода не определяются ничем, кроме самих себя, т.е. у них только одно основание – небытие. Творение должно прозреть небытие, чтобы заполнить его своим произведением. Бытие основано на необходимости, поэтому оно порождает только действия предсказуемые, небытие же обнаруживает себя только в беспокойстве, в активности, в оценке, поэтому оно становится началом нового действия. Небытие нельзя помыслить, так как мысль тождественна бытию, но из него можно выйти к мысли, оценке, идее. И это видно по структуре действия-творения. Вспомним Библейскую книгу «Бытия», где описаны акты творения мира Богом: «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош; и отделил Бог свет от тьмы. И назвал Бог свет днем, а тьму ночью» (Быт. 1, 3-5). Вот структура действия Бога: сначала воление «Да будет!», результатом которого оказывается определенное бытие – свет, затем оценка – он хорош, и потом именование нового бытия – «день» и «ночь». Бог не творил свет, потому что так хорошо, а хорошо потому, что Он так сделал. И теперь есть порядок. По этой модели построены все дни творения.

   Закон и порядок появляются в результате творения, после его свершения. Бог решил – «Да будет!», и стало то, с чем не может не считаться даже Бог. И каждый шаг его последующего творения учитывает предыдущий. Так и в жизни человека, сообщества и культуры. История человеческая, история культуры движутся именно по этому принципу – принципу  прецедента. Нечто свершилось благодаря творческому усилию человека, и теперь оно стало фактом, определяющим поведение, более того, теперь мы выводим его необходимость в истории. Так, например, В.Г. Белинский в своих «Статьях о Пушкине» выводит необходимость творчества Пушкина из предшествующей истории русской словесности. Но кто мог бы до появления Пушкина вывести (вычислить) его из Державина, Жуковского и других? Только какой-нибудь Нострадамус, да и то все его предсказания свершаются (становятся предсказаниями) только тогда, когда нечто, что совершилось, дает повод для этого. Поэтому Боги и Гении узнаются (и признаются), когда они уходят, а не приходят. Понимание этого фундаментального факта человеческого мира М.К. Мамардашвили называет метафизикой апостериори^[49]. Если метафизика призвана найти последние и неизменные основания бытия, то метафизика человеческого бытия находит их в самом факте рождения такого бытия. Но для этого сначала бытие должно народиться. Правда, само это «нарождение» есть метафизическое основание человеческого бытия, но, чтобы раскрыть его как основание, метафизика должна сказать о небытии как последнем основании «нарождения», а небытие узнается только после того, как оно заместилось бытием, как нечто свершилось. Это и становится  метафизическим апостериори.

   Законы  свободы или законы творения не могут  быть сформулированы как условия, вызывающие свободу или творчество, но они  указывают на условия их совершения. Для свободы таким условием является ответственность за результаты деяния. Для творчества – это верность своему призванию и утверждение  языка инноваций. И в том, и  в другом случае индивид берет  на себя ответственность за бытие  тех конкретных ситуаций, конкретных событий, виновником которых он выступает. Поэтому свобода и творение действуют  как метафизические, но одновременно и как эмпирические регуляторы порядка  в человеческом мире. Свобода и  творчество являются достоянием конкретной индивидуальности, они выступают  формой проявления ее в действительности и тем самым способом вхождения («впечатывания») личностного начала в социальный мир. Способность индивида заражать своими действиями других и  утверждать тем самым порядок  социальной действительности М. Вебер  назвал харизмой.

   Таким образом, упорядоченность и организованность социального мира, который выстраивается  как мир событий и действий конкретных индивидов, достигается  действием двух типов закономерностей: законов, организующих отношения в  сфере средств деятельности, или  законов условий, которые отвечают за повторяемость и воспроизводство  ситуаций жизни и отношений между  людьми, и законов, непосредственно  организующих поведение человека, или  законов безусловных, которые побуждают  человека к определенным поступкам  «изнутри». Именно благодаря действию безусловных законов индивид становится микрокосмом человеческого космоса, последний же не распадается, а приобретает возможности развития.