Учения Аристотеля о форме, движении, первой материи, концепция причинности

подведены под понятие  «формы». Тогда остаются материя  и форма. Материя не может

быть первичной: она пассивна, бесформенна, а следовательно, может

представлять лишь материал для оформления. Сама вещь как объединение формы и

материи тоже не может быть признана  первичной: она сложна. Остается принять,

что первичная форма - она и есть сущность и суть бытия в собственном

смысле. А значит, стремясь преодолеть теорию идей Платона, Аристотель приходит

лишь к иной разновидности  того же идеализма: первична форма как  понятие,

«смысл» вещи. Причем формы  у Аристотеля столь же неизменны» вечны и всеобщи,

как и идеи у Платона  времен «наивной» теории идей.

Формулировка Аристотелем  учения о возможности и действительности имела

важное значение в истории  философии. Во-первых, это учение позволило

разрешить парадокс возникновения: если что-либо возникает, то оно возникает

как осуществление возможности, а не «из ничего». И в то же время  не из

простого сочетания (соединения) частиц материи – гомеомерий, «корней»,

атомов. Во-вторых, оно позволяет  более реалистически представить источник

движения. Источник этот лежит  не вне мира, как у Платона, а  в самом мире,

представляя его особый аспект. Наконец, здесь реализуется учение Аристотеля о

причинах, данное уже не в  статике, а в динамике.

Что же касается первой философии, то ее завершением (впрочем, также и  началом)

можно считать понятие божества. Уже в первой книге «Метафизики» Стагирит

устанавливает. что к числу  причин и начал (принципов), по общему согласию,

следует отнести божество. Если в отношении материи и  формы он выступает как

«форма форм», то применительно  к изменению – как «перводвигатель» или

«неподвижный двигатель». Неподвижный - потому, что всякое движение конечно и

логически требует конца. В то же время бог – «мышление  мышления», и блаженство

божества состоит в  блаженном самосозерцании. Отсюда отождествление Аристотелем

первой философии с теологией

Учения Аристотеля о форме, движении, первой материи, концепция  причинности.

Один из известнейших греческих  философов – Аристотель(384 – 322 гг. до н.э.),

сын известного врача, ученик Платона, учитель Александра Македонского, был

одним из тех, кто, помимо философии, внес большой вклад в развитие физики,

биологии и ряда других наук. До наших дней дошли многие его труды и учения,

наиболее известные из которых – концепция причинности, теория первой материи,

движения. О них и пойдет повествование.

Свое собственное учение о причинах и началах Аристотель начинает с закона

исключенного противоречия. Это положение гласит: «Невозможно, чтобы одно и то

же вместе было и не было присуще одному и тому же и в  одном и том же смысле»

Аристотель вводит одновременно утверждение, что вещь не может быть тем же

самым и не тем же самым, существовать и не существовать одновременно и в том

же самом смысле, и что  таким образом нельзя ни о чем  высказываться. Поэтому

он не только заменяет диалектику формальной логикой, но и провозглашает всю

действительность непротиворечивой, а потому по существу неизменной. Принятие

Аристотелем принципа исключенного противоречия формальной логики в качестве

универсального начала бытия  вело к тому, что его метафизика превращается в

учение о неизменной сущности мира, отличной от самого изменчивого  мира. И,

тем не менее, поскольку Стагирит не упускает из виду движения и развития

существующих вещей, это  приводит его к ряду противоречий, выражающих

запутанность и непоследовательность его мысли.

Прежде всего, это непоследовательность в решении проблемы соотношения  общего

и единичного. Критика платоновской теории идей подводит к мысли, что

Аристотель считает отдельные  вещи тем единственным, что заслуживает  имени

самостоятельно существующего. Так решалась проблема «первой сущности» в

«Категориях». «Вторичная сущность», т.е. общее, должна с этой точки зрения

оказаться «единым во многом», а не вне многого. Будучи предметом  знания,

общее само по себе выступает для него как нечто первичное и достоверное по

отношению к единичному. С особой силой сказывается эта мысль в учении о

причинах и началах.

«А о причинах, – пишет  Аристотель,– речь может идти в  четырех смыслах: одной

такой причиной мы признаем сущность и суть бытия, «основание, почему» [вещь

такова, как она есть] восходит, в конечном счете, к понятию вещи, а то

основное, благодаря чему [вещь именно такова], есть некоторая  причина и

начало, другой причиной мы считаем материю и лежащий в основе субстрат;

третьей - то, откуда идет начало движениям четвертой «то, ради чего»

[существует вещь] и благо  (ибо благо есть цель всего  возникновения и

движения)» (Мет., 1, 3, 983 а). Итак, причины формальная, материальная,

действующая и целевая (конечная)–если  принять более позднюю номенклатуру–

исчерпывают все возможные  причины. О них так или иначе, главным образом

порознь, говорили прежние  философы, учение о них образует ядро первой

философии Аристотеля.

Что же первично среди причин? Аристотель считает, что по сути дела все

причины могут быть сведены  к двум, ибо и действующая, и  целевая причины могут

быть подведены под  понятие «формы». Тогда остаются материя и форма. Материя

не может быть первичной: она пассивна, бесформенна, а, следовательно, может

представлять лишь материал для оформления. Сама вещь как объединение формы и

материи тоже не может быть признана первичной: она сложна. Остается принять,

что первичная форма - она  и есть сущность и суть бытия в собственном смысле.

А значит, стремясь преодолеть теорию идей Платона, Аристотель приходит лишь к

иной разновидности того же идеализма: первична форма как  понятие, «смысл»

вещи. Причем формы у Аристотеля столь же неизменны» вечны и всеобщи, как и

идеи у Платона времен «наивной» теории идей.

Относительно этих идей возникает  много вопросов и проблем, одна из которых

звучит примерно так: если ни материя, ни форма не возникают, то как же

возникает, вещь? Первый ответ  состоял в том, что они возникают  посредством

оформления материи, соединения формы и материн. Но ведь если они  – за

исключением «первой материи» и «формы форм» – не существуют по отдельности,

то как могут они  соединиться? И не существуют ли тогда  вещи вечно, не

возникая и не уничтожаясь? Избежать этого «элейского» вывода Аристотель смог

за счет введения в философию  двух новых важных понятий, а именное

«возможность» и «действительность». Понятия эти тесно увязаны  у него с

понятиями формы и материи. Материя – это возможность, поскольку она не есть

то, чем может стать  впоследствии. Форма – действительность, или

действительное как таковое. Отсюда своеобразная диалектика материи и формы,

возможности и действительности. За исключением «первой материи», всякая

материя в той или иной степени оформлена, а, следовательно, и сама может

выступать в разных функциях. Формулировка Аристотелем учения о возможности и

действительности имела важное значение в истории философии. Во-первых, это

учение позволило разрешить  парадокс возникновения: если что-либо возникает,

то оно возникает как  осуществление возможности, а не «из ничего». И в то же

время не из простого сочетания (соединения) частиц материи – гомеомерий,

«корней», атомов. Во-вторых, оно позволяет более реалистически  представить

источник движения. Источник этот лежит не вне мира, как у  Платона, а в самом

мире, представляя его  особый аспект. Наконец, здесь реализуется  учение

Аристотеля о причинах, данное уже не в статике, а в  динамике. Видимо, одна из

главных слабостей учения Аристотеля о причинах – его тавтологичность. В

самом деле, определение  формы как действительности ведет  к тому, что на

вопрос о причине того или иного явления явно подразумевается  ответ, что она

должна быть отлична от самого исследуемого явления. Но если возникновение

(изменение) есть переход  возможности в действительность, то ничего нового и

здесь не возникает –  как не возникает сама форма. Отсюда бесплодность

философствования «по  Аристотелю», выявившаяся в средневековой  философии,

доведшей логику аристотелевского учения о причинах до логического  конца.

Впрочем, своей натурфилософии Аристотель более адекватно понимает причинные

связи. Что же касается первой философии, то ее завершением (впрочем, также и

началом) можно считать  понятие божества. Уже в первой книге «Метафизики»

можно установить, что к  числу причин и начал по общему согласию, следует

отнести божество. Если в  отношении материи и формы  он выступает как «форма

форм», то применительно  к изменению – как «перводвигатель» или «неподвижный

двигатель». Неподвижный - потому, что всякое движение конечно и  логически

требует конца. В то же время  бог – «мышление мышления», и  блаженство божества

состоит в блаженном самосозерцании. Отсюда отождествление Аристотелем первой

философии с теологией.

Если первая философия  представляет собой учение о неизменных и неподвижных

сущностях, пусть даже в  их отношении к движению, то натурфилософия имеет

своим предметом движущиеся и изменяющиеся тела, поскольку «каждое  из них

имеет в самом себе начало движения и покоя, будь то в отношении  места,

увеличения и уменьшения, или качественного изменения» (Арист. Физ., II,

1,192 b). Физика не отделена  напрочь от первой философии: I и II книгах

рассматриваются известные  нам по «Метафизике» четыре причины  сущего, а в

последней, VIII книге вновь  поднимается вопрос о боге как первом неподвижном

двигателе, который является, по Аристотелю, последним объяснением  природных

движений. Вот почему мы не можем отождествить «физику» Аристотеля с физикой

в современном смысле и  вынуждены применять к ней  также термин

«натурфилософия». Собственно физические вопросы в современном  смысле в

большей степени рассматриваются в его частно научных трактатах: «О

возникновении и уничтожении», «Метеорологика», «Проблемы» и др.

Лишь с III книги «Физики» начинается серьезный разговор о  движении.

Аристотель определяет его, во-первых, как «энтелехию существующего  в

возможности, когда, осуществляясь, оно проявляет энергию не само по себе, а

поскольку оно способно к  движению» (Физ., III, 1, 201 а). Во-вторых,

движение есть «энтелехия подвижного, поскольку оно подвижно» (там же.2,202

а). Ключевое слово здесь – «энтелехия». Под нею Стагирит понимает то же, что

под «действительностью», только подчеркивая момент завершенности

целенаправленного процесса. Иначе говоря, можно более или  менее точно

«перевести» вышеприведенные  определения словами: «осуществление возможного

поскольку оно возможно» и «осуществление подвижного, поскольку оно

подвижно». Можно так еще  разъяснить аристотелево понятие энтелехии. Вещи

существуют или энтелехиально, как нечто осуществленное и завершенное, или

потенциально, в возможности, или же и потенциально, и энтелехиально. Вопрос

о движении относится к  третьему отношению: в движущем имеется  как

возможность, способность  изменяться, так и внутренняя тенденция  к

завершению, т. е. цель, заложенная в самой вещи и выступающая ее внутренней

движущей силой, поскольку  она способна к изменению.

А, следовательно, всякое явление  подразумевает, по Аристотелю, возможность

изменения, цель, к которой, направлено изменение. и энтелехию  как

осуществленность данной цели, лежащую в вещи. Говоря кибернетическим  языком,

энтелехия–это «программа» изменения. Если для тел, создаваемых искусством,

цель и «программа»  лежат вне изменяемой вещи и вносятся в нее мастером, то в

природных вещах они имеются  в ней в той мере, в какой  вещь имеет в себе

«начало движения», т. е. способны к самодвижению. Аристотель различает

четыре вида движения (изменения): (1) возникновение и уничтожение; (2)

качественное изменение, т.е. изменение свойства; (3) количественное

изменение, т.е. увеличение и уменьшение (собственно, рост и убыль, поскольку

Стагирит оперирует здесь  главным образом биологическими примерами), и (4)

перемещение, перемена места. Собственно к движению он относит изменения вида

(2)–(4), поскольку изменение  вида (1) есть скорее просто изменение,  состоящее

в переходе одной вещи в  другую. Между тем, утверждает философ, возникновение

и уничтожение совершаются относительно сущности; для нее же «нет движения,

так как ничто существующее ей не противостоит (Физ., V, 11, 225b). В качестве

движения, возникновение  и уничтожение означали бы возникновение  из ничего и

уничтожение в ничто, но это  невозможно. Движение же в собственном  смысле

осуществляется лишь в отношении категорий качества (2), количества (3) и

места (4). Поэтому анализ движения требует более детального определения

категорий, в отношении  которых совершается изменение.

Анализ изменения вида (1) приводит Аристотеля к парадоксу  возникновения

Аристотель разрешает  его за счет введения понятий возможности  и

действительности: нечто  возникает только за счет осуществления  возможности,

присущей начальной сущности. А значит, возникновение всегда есть уничтожение