Феномен человеческого страха

     Феномен бесстрашия "во имя" - в сущности то же унаследование от "братьев  меньших" - продолжения рода, своего рода, для человека - характерной  неповторимости этого рода, отраженной в религии или косвенно трансформированной в идеологии. Таковы спартанцы при  Фермопилах, Жанна д'Арк, Тарас Бульба, Тиль Уленшпигель, Александр Матросов, Николай Гастелло и многие тысячи защитников отечества в годы войны  с фашизмом. Но может ли человек  вообще начисто абстрагироваться от страха, как скажем от боли? Строки замечательной  поэтессы, прошедшей фронт, Юлии Друниной: "Я только раз видала рукопашный, раз наяву. И тысячу - во сне. Кто  говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне".

     В начале смутных 90-х годов Друнина  покончила жизнь самоубийством, и отнюдь не из-за какой-либо личной драмы, о чём свидетельствуют  предсмертные высказывания. Это, я бы назвал, страх высшего порядка, страх  пророческий. Самоубийства, как следствия  отчаянья, - предельная форма страха - впереди только худшее, и только так можно от этого уйти, - такое свойственно исключительно человеку, даже не далёким нашим предкам, но по нарастающей к нынешнему XXI веку. Всегда ли оправдано такое мрачное и безвыходное виденье самоубийцами своего будущего, или по пословице "у страха глаза велики" - и в словаре Даля малоизвестное продолжение этой поговорки - "да ничего не видит"?.. Но - не видит просвета для себя или для своих собратьев и потомков - когда страх преодолевается "во имя"... То, что я обозначил как "пророческий страх" - также "во имя" - того грядущего, которое застилается от большинства людей будничной суматохой, текущими заботами, хлопотами и мимолётными тревогами.

     Но  какой настоящей трагедией оборачивается  страх в переливах многогранного  бытия - тут, как обычно, обращаюсь  к Пушкину, к его "Маленьким  трагедиям". "Скупой рыцарь". "Тут  есть дублон старинный... вот он. Нынче  вдова мне отдала его, но прежде с  тремя детьми полдня перед окном  она стояла на коленях воя. Шёл  дождь, и перестал, и вновь пошёл (не удержусь - как много значит в  этом контексте эта строчка, слова, которые каждый из нас мог сказать между прочим), притворщица не трогалась; я мог бы её прогнать, но что-то мне шептало, что мужнин долг она мне принесла и не захочет завтра быть в тюрьме". Страх заставляет делать выбор между изнемогающими от голода детьми и слабой надеждой, что как-нибудь обойдётся.

     Но  и для Барона естественный страх  бесценности собственной жизни  сметается иллюзорностью потенциальных  возможностей всевластия в получении  любых земных радостей. К слову - а современные нувориши, реализуя свои прихоти - обладания разными  видами роскоши, сменяющимися, в основном, плотскими наслаждениями, властью - далеко ли ушли от Скупого рыцаря, разве  что не задумываются о том, как  их потомки безрассудно "расточат" нажитое. Страх владеет Пушкинским Сальери - что его детища - в музыке - будут сметены в Лету созданиями Моцарта; а Моцарт на вызов "Черного  человека" - предрекающего кончину  земной жизни, отвечает "Реквиемом". Страх Дон Жуана - утратить лидерство  в завоевании женских сердец, на самом деле, как по-моему, в отличие от иных знакомых мне ловеласов, количество соблазненных представительниц женского пола никак не переходит в качество, в то драгоценное, что вкладывалось в слово "любовь".

     Наконец, "Пир во время чумы". "Есть упоение в бою, и бездны мрачной  на краю, и в разъяренном океане, средь грозных волн и бурной тьмы, и в аравийском урагане, и в  дуновении Чумы. Все, все, что гибелью  грозит, для сердца смертного таит неизъяснимы наслаждения - бессмертья, может быть залог! И счастлив тот, кто средь волненья их обретать и ведать мог". Признаюсь, в свое время я не мог понять глубины этих Пушкинских строк - а они о преодолении страха, как проявления подлинной свободы. Сальери после того, как услышал сыгранное Моцартом, воскликнул: "…Какая глубина, какая смелость и какая стройность!" - именно та смелость, которой недоставало Сальери - сковывал страх эволюционного консерватизма, принципа "необходимо и достаточно", - который ни обезьянам, ни дельфинам не позволил сделаться "сапиенс" по-человечески, но сквозь который прорвались Гомер, Свифт, Рембрандт, Галилей, Пушкин, Бетховен, Лев Толстой, Эйнштейн, Пастернак, Андрей Сахаров…

     Речь  идет о бесстрашии творцов, открывающих  новые устремления духа человеческого. Зато - об этом могу судить лично - и  по тому, что сделалось доступным  в документах и воспоминаниях - до какой низости доводил в нашей  стране страх людей - и которым  было что терять, и - которые унижались, подличали, лицемерили, когда не так  уж много могли на этом потерять или приобрести. Еще раз - ссылка на "такое было время" ложна, а  теперь, в другое время… Сказанное в наименьшей степени касается простых тружеников - рабочих в промышленности, крестьян - подневольных в какой-то мере в колхозах, и еще более зависимых от властей ныне на Украине, например. Но во все времена были люди, которым внутренняя свобода позволяла быть бесстрашными в отношении к атмосфере нетерпимости к инакомыслию - в плане религиозном, идеологическом, научных догм. Это бесстрашие выражалось в творчестве, но и бросало прямой вызов властям предержащим.

     Сошлюсь на предыдущие мои опусы, где говорится  о естественной эволюции гомо сапиенс, этнических подвидов, и реализации в ходе этого процесса творческих возможностей тех, в ком "искра  Божья" стимулируется также эволюционной востребованностью, проявляющей себя закулисно. И дар предчувствия унаследован от "братьев меньших", не основанный на достаточном информационном фундаменте и разумном анализе. Подробнее я останавливался на этом в связи с проблемой стрессов, этапов их развития, в том числе начальном - с обратной проекцией из возможного или вероятного грядущего. Возможно ли вообще такое - ведь наука не даёт этому мало-мальски внятного объяснения, хотя опять же в предыдущих писаниях я приводил неоспоримые, чуть ли не документальные свидетельства сбывающихся пророчеств.

     Кажется, в последнее время, в последние  годы, пытаясь посмотреть на себя, как  говорится, со стороны, я опровергаю возможность необъяснимого страха, категорически - не за себя, своё благополучие, здоровье, тем более успехи - какие  уж там успехи - высказать бы успеть то, что приходит в голову, может, и бред какой; но - за своих родных - жену Сашу, детей Алёшу и Олю. Они обычно не со мной, и я надумываю разные тревожные ситуации, в которые каждый из них мог вляпаться. Наверное, у меня такая старческая фобия, но размышляя о судьбах человечества даже в наступившем веке, вижу мрачноватую перспективу, снова-таки не исключено - такова метаморфоза старческой фобии эдакого финта.

     Тем не менее, попробуем в этом разобраться  без предвзятости. С первых шагов  своего вхождения в мир человеку пришлось сталкиваться с гораздо большим числом, можно сказать, неизвестных - с перевода на язык действительности из математики, - чем существам дочеловеческим, полагающимся на реакции генетических программ или на отработку условных рефлексов. Выводы о предстоящем, к примеру, о наступлении весны или осени, разливе рек, перемене направлений ветров, миграций сухопутных и водных тварей - человек научился делать на основании многолетнего опыта, в том числе предков; астрономических наблюдений, арифметических действий, повторяющихся примет - и внешних и самочувствия, а также - интуиции. И оба направления, будем говорить - научное прогнозирование на любых уровнях - от древнеегипетских земледельцев до современных солиднейших футурологических учреждений, и - пророчества, основанные исключительно на интуитивном виденьи грядущего - развивались параллельно.

     Перечитываю "Путешествия Гулливера", и  лишний раз убеждаюсь, как злободневно-вечны  мысли и образы, созданные гениями; и при желании каждый, кто не гонится за сомнительным свеженьким, но вчитывается, вслушивается, всматривается  в духовно-нетленное, с удовольствием  найдёт не одно, а множество подтверждений  вышесказанного, и сможет прокомментировать  это с высоты, а лучше - с отдаления  дня нынешнего. Из "Путешествия в Лапуту". "Большинство лапутян, особенно те, кто занимается астрономией, верят в астрологию, хотя и стыдятся открыто признаваться в этом". Давно минула эпоха Кеплера, астронома и попутно астролога, и теперь раздельно служат науке тысячи астрономов и обывателям - также тысячи астрологов.

     Из  описания посещения Гулливером Лапутянской  академии можно сделать поспешный  вывод о снисходительно-презрительном  взгляде автора "Гулливера" на науку в целом, однако саркастические стрелы направлены против "прожектёров", предполагающих воплощением своих  технических идей в жизнь, "осчастливить человечество". Надо отдать должное - примеры "изобретений" - один другого  нелепей и комичней: извлечение солнечных  лучей из огурцов, превращение льда в порох, постройка домов, начиная  с крыши, замена шелковой нити паутиной, применение клизмы как универсального лечебного метода, составление содержательных текстов посредством устройства по принципу датчика случайных чисел - сочетаний отдельных букв. А  ещё профессора языкознания предлагали "сократить разговорную речь путём  сведения многосложных слов к односложным и упразднения глаголов и причастий..."

     Что касается последнего - то как бы порадовались лапутянские языковеды, послушав в  Киеве разговоры большинства  молодёжи! Но - спустя века мы вправе представить  всерьёз метаморфозы прожектов лапутянских чудаков. Ну, не солнечные лучи из огурцов, но атомная энергия из урана, холодных кусков металла; не превращение льда в порох, а получение динамита; нити шелкопряда заменяет синтетическое волокно; некоторые строительные технологии предполагают начинать строительство домов, заполяя каркас "с крыши"; я лично большой поклонник очистительных процедур именно клизмой; современная литература порой превращается в бессвязный "поток сознания", а уж автор этих строк ещё как этим грешит...

     Осмеянию  Свифт подвергает и, так сказать, космические страхи обитателей воображаемой страны. "Лапутяне находятся в  вечной тревоге и ни одной минуты не наслаждаются душевным спокойствием, причём их треволнения происходят от причин, которые не производят почти  никакого действия на остальных смертных. Страхи их вызываются различными изменениями, которые по их мнению, происходят в небесных телах. Так, например, они боятся, что Земля вследствие постоянного приближения к ней Солнца со временем будет всосана или поглощена последним; что поверхность Солнца постепенно покроется коркой от его собственных извержений и не будет больше давать света; что Земля едва ускользнула от удара хвоста последней кометы, который, несомненно, превратил бы её в пепел... Вследствие страхов, внушаемых как этими, так и другими не менее грозными опасностями, лапутяне постоянно находятся в такой тревоге, что не могут ни спокойно спать в своих кроватях, ни наслаждаться обыкновенными удовольствиями и радостями жизни".

     Несчастные  и озабоченные совсем не тем, что  требуется для нормальной жизни, лапутяне, и под стать этому  их Академия, о которой выше шла  речь. И ещё ведь: " В этих заведениях профессора изобретают новые методы земледелия и архитектуры и новые орудия, и инструменты для всякого рода ремесел и производств, с помощью которых, как они уверяют, один человек будет исполнять работу десятерых; в течение недели можно будет воздвигнуть дворец из такого прочного материала, что он простоит вечно, не требуя никакого ремонта; все земные плоды будут созревать во всякое время года, по желанию потребителей..."

     Через несколько десятилетий после  написания этого на родине Джонатана  Свифта началась промышленная революция, и плоды развития науки и техники  во многом превзошли вроде бы бесплодные мечтания лапутянских профессоров. Напрашивается вывод: напрасно великий  сатирик обрушивал язвительные  стрелы на учёных, допустим, даже с приставкой "псевдо", однако и впрямь на учёное сословие. Гулливер посещает процветающее поместье вельможи Мьюноды, который "не будучи человеком предприимчивым, продолжает действовать по старинке, живёт в  домах, построенных его предками, и во всём следует их примеру, не заводя никаких новшеств". Одним  словом, нападки на потуги науки  и техники облагодетельствовать человечество, улучшить условия существования  миллионов людей на Земле, по убеждению  Свифта, бессмысленны, бесплодны и  даже пагубны.

     Задумаемся: а так ли не прав этот, по моему  мнению, основоположник того, что теперь именуют антиутопиями, миров, в которых  человеческая личность настолько девальвируется, и счастье его подгоняется  под обеспеченное содержание домашнего  животного?.. Кипят игрушечные страсти в кукольной Лилипутии; и то же поражает узнающих о наших нравах благородных великанов, хочется добавить - духа; и много ли надо, чтобы люди проявляли себя как йеху... Это донельзя утрированно, но сгущенные краски не исказили главное.

     Люди  добрые! Впрочем - какие вы - добрые? Угомонитесь! Задумайтесь - чего вы хотите и за счёт чего собираетесь улучшать своё существование! Кому повезёт - за счёт собратьев - подданных или, для  Британской короны - миллионов туземцев в Азии и Африке - не так ли? Лучше наверное - за счёт легиона неодушевленных помощников благодаря развитию механики, химии, энергетики - жить станет легче, может быть, намного легче, но - лучше ли - в полном значении этого слова, зачастую толкуемого превратно?

     В этом, должно быть, пафос настоящей  гуманистической "третъеспиральной" составляющей: от Библейских пророков и философии древней Индии, Китая  до призывов Иисуса, холстов Рафаэля, музыки Иоганна Баха, поэзии Пушкина, творений Льва Толстого... А как же наука и техника - нешто лишь усугубляет разрыв между благостным человеческим бытием и царством ненасытных желаний? Нет, я благоговейно преклоняюсь  перед подвижниками и служителями  науки во все времена - вместо всемогущего  повелителя, Всевышнего - мне и всему  человечеству открывается - каким образом  нечто достигает изумительного  совершенства. Для меня, надеюсь, не только для меня - основополагающие принципы монадологии, совместимости  монад в сигмонадах любых уровней, и - человечества на его пути.

     Но  не сбиваемся ли мы, люди, с единственной надёжной тропинки у отвесной горы впритык над пропастью? А тревоги  учёных в начале XXI века гораздо обоснованнее, чем лапутянских - можно считать, современников Свифта - три века назад. На, казалось бы, широких дорогах  прогресса просматриваются - не сказать  непредвиденные и возможно непреодолимые  прёпятствия. Прежде всего - оскудение  природных ресурсов: нефти, природного газа, отчасти каменного угля, как  основ энергетической базы; истощение  запасов добываемых полезных ископаемых; нехватка пресной воды; нарастающий  дефицит пищевых продуктов для  возрастающего населения планеты; наконец, всё это сопровождается резко усиливающимся экологическим  неблагополучием.