Философия и ее предмет

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 12 Сентября 2013 в 15:39, реферат

Краткое описание

Образ философа в европейской культуре XX века крайне противоречив. Порой философ выступает в одеждах академического ученого, а философия оказывается « строгой наукой». Философ может надеть маску моралиста, социального лидера. Философ иронизирует, нагромождает метафоры, пророчествует, вступает в политическую борьбу. Как совместить эти лики философии с устоявшимися в нашей отечественной учебной литературе представлениями и существовании одной единственной «истинной» философии? Авторы не стремятся найти «среднее арифметическое» -- дают возможность мыслителям различных эпох, представителям различных философских традиций говорить своим собственным языком.

Вложенные файлы: 1 файл

Spravochnik_studenta (1).doc

— 2.36 Мб (Скачать файл)

Интересны аргументы в пользу подлинности существования человека в религиозном экзистенциализме. Немецкий философ Карл Ясперс (1883--1969) принимает все положения экзистенциализма, но в его концепции присутствует Бог. Это не страдающий Христос, опыта материального Он не имеет. Бог Ясперса ближе к «Ничто» Хайдеггера, но Он недоступен человеку и находится за пределами человеческого. Путь человека к себе у Ясперса настолько тяжел, что Бог здесь не помощник человеку. Человек сам решает поставленную задачу и тем самым приближается к Богу. В отличие от традиционного христианства, движение к Богу здесь происходит не через ритуал, таинства. Бог не каждому открывается. Задача приближения к нему -- личная, творческая. Только тогда, когда человек научится самостоятельно, творчески решать свои проблемы -- тогда можно говорить, что в его жизни появился Бог. Ясперс тем самым как бы говорит о том, что каждый ожидает Бога, но этой награды надо добиться личными усилиями.

Интерпретация притчи о Блудном сыне австрийского поэта Р.М. Рильке, далекая от традиционного толкования, дает «крупным планом» драматическую картину духовных исканий человека. Уход, блуждание на чужбине, раскаяние и возвращение рассматриваются в ней как этапы становления подлинной индивидуальности. Почему Блудный сын ушел из дома? Когда он был ребенком, все любили его. Но любовь эта тяжким бременем ложилась на его неокрепшую душу, мешала быть самим собой, его поглощала исходная, недифференцированная полнота жизни -- «дома». Входя в дом, «он сразу делался тем, за кого его здесь принимали: тем, для кого из коротенького его прошлого и собственных своих устремлений они создали жизнь; существо по общей мерке, которое день и ночь одолевают любовью, надеждами и опасениями, укоризнами и хвалой»1. Он не может устоять перед давлением чужих ожиданий, чужой эгоистической любви, слишком хрупок его мир, он боится собственной неустойчивости. «Что же делать -- остаться, лгать приблизительной жизнью, которую ему навязали, всем лицом стать похожим на них? Рваться между хрупкой правдой своих желаний и грубым обманом, который ее же и отравляет? Стараться не ранить родных, у которых слабое сердце?» Не может он отказаться от себя, добровольно принести себя в жертву, не надеясь этим маленьким, на первый взгляд «житейским» подвигом совершить невозможное -- изменить тот мир, тот дом, в котором он живет, раздвинуть его стены.

Уход из дома, из недифференцированной полноты жизни -- лишь первый шаг навстречу подлинной свободе, это свобода как стремление избавиться от бремени ответственности, попытка уйти от решения, от выбора. Блудный сын у Рильке уходит в «ничто», он хотел «безразличия сердца», хотел «не иметь лица». В такой безымянности, безличности он хотел обрести эрзац потерянного рая как неукорененности в земном. В чувстве любви, направленном на него, он видел покушение на собственную индивидуальность. Любовь для него означала столкновение субъекта и объекта, борьбу, в которой один хочет поглотить другого. Поэтому Блудный сын хотел чувствовать себя ничьим и всеобщим. Он ничего не любил, он любил -- «быть». Его пугали люди, требующие от него любви, терпения, ласки, заботы. Он хотел любви, но любви «безопасной». Любви не «ближнего», но «дальнего». «Но покуда он мечтал, чтобы его полюбили так совершенно, чувству его, знакомому с далями, открылась бесконечная дальность Бога»1. Тут и произошел переворот. Любовь к Богу вдруг разрушила границы между объектом и субъектом любви, между «ближним» и « дальним », между всеобщим и личным. Любовь к Богу оказалась и любовью ко всему миру, к дому, который он оставил. Он почувствовал ответственность за собственную жизнь, тесно связанную с жизнью других людей, вину за расточение бесценного дара свободы: он встал на путь покаяния. «Он занялся заточенной в нем жизнью... И для того, чтобы снова и по-настоящему все принять, он, отчужденный, вернулся домой» . Возвращение Блудного сына -- не конец истории взаимоотношения человека с Богом, с людьми, с самим собой, а ее продолжение. Вернувшись домой, Блудный сын бросается в ноги домашним. Но, читаем мы у Рильке, он молит не о прощении за самовольный уход, его покаяние более глубоко. Он молит о том, «чтобы его не любили». Он страшится своей жертвы, которую решил добровольно принести, он берет на себя вину за желания, страсти близких, он молит, уже внутренне решившись, чтобы эта чаша минула его. Так начинается крестный путь Блудного сына -- каждого человека, в котором окрепло стремление к обретению своей подлинности.

Другими словами, в религиозном экзистенциализме христианская идея, в частности притча о Блудном сыне, осмысливается не богословски, но философски: Бог создает человека свободным, только свободой он пользуется как своеволием. В результате «грехопадений» происходит отпадение от Бога. В процессе долгой истории поисков, метаний человек начинает возвращаться к Богу. Философия экзистенциализма говорит, что человек должен пережить состояние богооставленности, когда он почувствует, что он абсолютно один, не на кого рассчитывать, поддержки ни от кого нет. Если он этот период не переживет -- он никогда к Богу не вернется. Он сможет погрузиться лишь в какие-то магические, языческие ритуалы, но не в свободные отношения с Богом, абсолютно «чистой формой форм Бытия». Так экзистенциализм оказывается необходимой стадией внутреннего самосовершенствования человека. И не важно, верующий человек или нет, он обязательно эту стадию, стадию оторванности от Бога и заброшенности в мир, стадию экзистенциальной интуиции проходит. Человек должен почувствовать себя абсолютно свободным и абсолютно ответственным за то, что с ним происходит. И только эти ощущения способны родить в нем его истинное «я». Поэтому экзистенциализм называют теологией без Бога. Это философия зрелого человека, философия предварительной стадии возвращения человека к Богу, возвращения сознательного.

Кроме атеистического и религиозного экзистенциализма существует «третий путь» философской концепции «позитивного экзистенциализма» итальянского философа Никола Аб-баньяно(1901--1990). Он считает: если философия --это проблематичность знания, сомнения и выбор решения с целью обрести какую-то ясность относительно способа собственного бытия человека» то между экзистенцией и философией -- тождество. Только это не всегда осознавалось, поскольку человек занимался универсумом, проблемами познания, не догадываясь, хотя об этом предупреждал еще Сократ, что самое близкое и самое непонятное в этом мире -- он сам.

Индивидуализация философии, когда философствование связано с существованием самого человека и есть, по Аббанья-но, экзистенциализм.

Только человеку принадлежит бытие в проблематичной форме своего собственного существования. Все, что я делаю, -- это мой акт, мое решение, которое вовлекает все мое существо. Этот акт и называется экзистенциальным, включающим неопределенность и риск для меня. Поэтому всякий экзистенциальный акт -- акт проблематичной неопределенности, как движение к чему-то.

Пока человек не владеет собой и своими возможностями -- он живет «в состоянии рассеяния»; он не открыт будущему. Выбирая возможность, человек отождествляет себя с ней, живет ею и реализует себя, обретая себя: он владеет собой. Он -- хозяин судьбы, т.е. он выбрал свое собственное бытие, взял на себя обязательство. «Акт верности самому себе есть судьба». Но выбор не означает выбора какой-то одной возможности, но -- выбор себя как единства, осуществленного в соединении прошлого с будущим. Поэтому этот акт не просто один из многих выборов. Но -- выбор решения решать, чтобы остаться собой. Поэтому выбор означает движение от возможности «к возможной возможности», восходящей к запредельному. Возможная возможность, считает Аббаньяно, «трансцендентальная возможность как моя конечная форма формирует мою истинную самость»1.

Полемизируя с Хайдеггером, Аббаньяно считает, что вопрос «что такое бытие?» -- вопрос индивида, который уже находится в отношении с бытием. Ибо если он его бы не искал, следовательно, не терял, но раз есть вопрос, значит, отношения с-бытием исключают обладание им. Поэтому для индивида бытие -- не его сущность, которой обладают, но проблема; следовательно, бытие есть возможность. В прошлых философских доктринах, говорит Аббаньяно, бытие -- некоторая объективность, достоверность которой обусловлена «риском знания» либо «риском веры». В экзистенциализме бытие -- то, что формирует индивида, это возможность, которая становится судьбой благодаря выбору. Поэтому здесь бытие есть «риск свободы», раскрывающейся в судьбе. Бытие -- «возможная возможность» как проблема, отношения с которой даны в форме фундаментальной неустойчивости состояния человека, столкнувшегося с бытием. Поэтому проблема бытия для человека -- возможность выбора. Исходя из этого Аббаньяно заключает, что экзистировать -- значит осознавать неопределенность собственного существования, преодолевать ее и возвращаться к ней же, но уже с выбранным бытием, как собственной возможностью, в голове. Экзистировать -- не значит рассматривать равные возможности. Это «страсть, вовлекающая меня в фундаментальную возможность» быть человеком.

В ситуации выбора возможностей человеку не на что опереться, он, как барон Мюнхгаузен, должен сам себя вытаскивать за волосы, выбирать. На что же ему ориентироваться? Аббаньяно перебирает несколько возможностей: каждый выбор оправдан (Сартр, Камю). Но это означает отказ от выбора. Все возможности равнозначны, кроме одной (возможности смерти) -- Аббаньяно здесь ссылается на Хайдеггера. Все возможности равнозначны в силу невозможности прикрепиться к Вечности, Трансцендентности (Ясперс). Фактически в интерпретации Аббаньяно реальных возможностей выбора в современных ему концепциях экзистенциализма нет, потому он и говорит, что «это негативный экзистенциализм». Если все возможности равны, то человек растворяется, теряет себя в них. Должен быть у возможности какой-то критерий, норма. В качестве таковых он предлагает «возможную возможность ». Это значит, что морально оправданным будет лишь тот выбор, который, будучи совершенным однажды, может в дальнейшем повторяться снова и снова.

Иначе говоря, выбор оправдан не потому, что был сделан, а потому, что его все еще стремятся сделать. Например, говорит Аббаньяно, если кто-то, однажды выбрав спутницу жизни, и через много лет будет склонен сделать тот же самый выбор, значит, выбор был оправдан. Несомненно, здесь есть какая-то двусмысленность. Понимая это, Аббаньяно спешит откорректировать свое определение критерия возможности выбора. Философ настаивает на том, что в содержательном плане подлинным и нормативным выбором будет тот, который ведет к формированию неповторимой личности «в солидарном обществе и в упорядоченном мире». Быть может, именно поэтому критики называют экзистенциальную версию Аббаньяно «оптимистическим вариантом» философии экзистенциализма.

Фрейдизм и неофрейдизм

Личность Зигмунда Фрейда (1856--1939) -- австрийского врача и психолога, основоположника психоанализа -- стала легендой. Распространение психоанализа во всем мире как в области теории, так и в терапевтической практике стало давно бесспорным и очевидным фактом. Если в области практики современный психоанализ в разнообразных формах и вариациях модифицирует разработанную Фрейдом модель лечения, то в области теории его концепция становится сейчас предметом все большего внимания социологов, философов, лингвистов, специалистов в области философии культуры. Выводы, которые делаются из теории, далеко отходят от первоначальной доктрины.

Бесспорным является признание того обстоятельства, что теория Фрейда внесла важный вклад в понимание культуры индивида, его психического аппарата.

В работе «Трудности психоанализа» (1921) Фрейд говорил о трех революциях, нанесших сокрушительный удар по нарцис-сическим представлениям, которые имело о себе человечество. Первая революция -- революция Коперника, доказавшего, что Земля, меньшая, чем Солнце, вращается вокруг последнего. Вторую совершил Дарвин, доказав животное происхождение человека. Сам Фрейд как основатель науки о бессознательном считал себя ответственным за третью революцию. Психологическая революция еще более, нежели революция космологическая, биологическая, релятивизировала образ человека (бывший ранее стабильно определенным в культурно-философской традиции) и лишала его автономии. Учениками и последователями традиций фрейдизма вводится понятие «психоаналитичес-кая революция» (К.Г.Юнг, Э.Фромм, Г.Маркузеидр.), которое по существу много шире первоначальных идей Фрейда, поскольку кроме анализа и изменения частных психических структур включает и реальные материальные изменения жизни общества, его основ психическими структурами.

Стимулом к разработке психологической концепции Фрейда послужили опыты И.Брейера и Шарко, которые разработали метод лечения неврозов, основанный на вскрытии бессознательных психических травм с помощью гипноза. В 1894 г. Фрейд вместе с Брейером опубликовал «Исследование об истерии», где неврозы получили истолкование не в качестве обычных заболеваний, но скорее как порождения общечеловеческих конфликтов и жизненных трудностей, принявших лишь более острые клинические формы. Невроз в конечном счете связывался с проблемой самовыражения личности и нарушения ее идентичности. Все это разрушало положение традиционной психологии о больном как безличном носителе симптомов.

Позже Фрейд отвергал гипноз. С тем, чтобы освободить пациента от груза негативных эмоций, надо было пробудить воспоминания. Фрейд действовал методом «свободных ассоциаций», вытекавших из теории «вытеснения», «демонтажа» психических элементов. Больные должны были говорить, что пришло им в голову, первыми пришедшими на язык словами. Из фактов, кажущихся бессвязными и непоследовательными, Фрейд создал составные элементы своей теории.

Когда сознательное «я» блокирует импульсы, не давая им выхода вовне, они вытесняются в сферу подсознательного -- таков механизм истерии. Исходя из анализа сновидений, различного рода ошибочных действий (ошибки речи, письма, памяти, значительной части несчастных случаев) Фрейд приходит к понятию бессознательного, которое в психоанализе стало глубинной реальностью и основой психического (см. работы «Психопатология обыденной жизни», 1921; «Остроумие и его отношение к бессознательному», 1905). Так родилась теория психоанализа, изложенная в сочинениях «Толкование сновидений», 1900, «Тотемитабу», 1913, «По ту сторону принципа удовольствия», 1920, «Я и Оно», 1923, «Будущее одной иллюзии», 1927, и др.

С точки зрения разработки нового понимания человека, определяющее значение теперь имело бессознательное, бывшее до Фрейда в пренебрежении. Квинтэссенция фрейдовской теории заключена в понятии «метапсихология», которое, по словам автора, занимает «промежуточное положение между философией и медициной», ибо свойства бессознательного и логически, и хронологически специфичны: они не подвержены времени, не чувствительны к противоречию.

Новым этапом в развитии учения явилась теория психосексуального развития, согласно которой за инстинктами самосохранения следуют сексуальные влечения, обладающие способностью к трансформации, порождающей наиболее богатую психодинамику. В отличие от инстинкта самосохранения, сексуальные влечения не требуют непосредственного обладания объектом, который может замещаться другим внесексуальным объектом в процессе сублимации (трансформации в позитивную форму овладения инстинктивными силами). По Фрейду, низшие влечения обладают способностью восхождения к высшему уровню. Но как, каким образом это происходит его концепция не разъясняет. Во всяком случае, слово «любовь» среди фрейдовских понятий не встречается. В данной связи комментаторы Фрейда замечают, что сублимация выступает лишь замещением влечений, иллюзией, которой в итоге является вся культура.

Если «разумность» человека (на чем настаивала религиозная, философская традиция), по Фрейду, ограничена и иллюзорна (за мыслями и четкими идеями, образами сознания скрываются инстинктивные влечения), то действительно исчезают всякие ограничения для аналогий между изначальными влечениями, неврозами, сновидениями -- и явлениями культуры. В частности, чтобы понять смысл художественного произведения, необходимой оказывается регрессия к глубинной психической реальности его создателя.

Развивая свои взгляды на строение психики, Фрейд пришел к выводу, что пространство психики включает три инстанции: бессознательное, предсознателъное, сознание. До Фрейда бессознательное толковалось как то, что не сознательно. Фрейд же доказал, что бессознательное наделено своими собственными свойствами. В нем сосредоточены унаследованные психические образования, «аналогичные инстинкту животных», а также все то, что было вытеснено в течение жизни индивида, «как недопустимое по своей природе», а по сути «ничем не отличающееся от унаследованного».

Информация о работе Философия и ее предмет