Шпаргалка по "Философии"

4) Человек — отступник от жизни

• Человек не отличается от животного
• Человек — тупик эволюции
• Человек выбрал дух, следовательно, отказался от жизни

(Шпенглер, Бергсон, Шопенгауэр)

Тем не менее, взяв на вооружение идею Ницше «Бог умер», Шелер развивает ее если не в оптимистическом, то, во всяком случае, в конструктивном ключе. Это и есть последняя — пятая идея в антропологической парадигме Шелера — идея, которая возвышает самосознание человека. Идею о «сверхчеловеке» Ницше Шелер переосмысливает, и от иудео-христианской антропологии через концепцию homo sapiens и homo faber, через антропологию „необходимого декаданса“ мысль Шелера идет к „постулаторному атеизму ответственности“. Если классический атеизм утверждал, что существование Бога недоказуемо по многим причинам, таким, как, например, существование зла в мире, войн, непостижимости и недосягаемости Бога, то этот новый атеизм утверждает, что Бог не может и не должен существовать — и это только ради смысла человеческого существования. Антропология, считает Шелер, должна предшествовать теологии.

5) Человек как  сверхчеловек

• Бог не может и не должен существовать
• Свобода и ответственность — основополагающие в человеке
• Воля и мышление человека должны исходить из себя (автономия воли)

(Гартмен, Ницше)

Итак, если человек не может более ни на что положиться, а ориентирован только на самого себя, (а вернее, на могущество своего разума, что тоже стало уже постулатом), — тогда он должен принять это как шанс установить мир своих вещей, содержательный порядок своего мира.

Шелер именует современного ему человека «homo oeconomicus».

44. Вопросы Канта и их интерпретация. Как определить “человеческое в человеке”?

Кант различает философию по школьному понятию и философию по мировому понятию. Эту последнюю он определяет, как «науку о последних целях человеческого разума», и выражается она в вопросах 1) Что я могу знать? (метафизика) 2) Что я должен делать? (этика) 3) На что я смею надеяться? (теология) 4) Что такое человек? (антропология), причём 3 первых вопроса сводятся к последнему.

Однако в антропологии Канта нет ответа на 4 вопрос, в ней нет человеческой целостности.

Останавливаясь на этом противоречии в своей книге «Кант и проблема метафизики», Мартин Хайдеггер причину его видит в неопределенности самого вопроса «Что такое человек?». Первые три вопроса Канта, рассуждает Хайдеггер, прямо предполагают ограниченность человека. «Что я могу знать?» подразумевает недостаток способности познать и, следовательно, ограниченность. «Что я должен делать?» подразумевает, что мы чего-то еще не выполнили, и, следовательно, все ту же ограниченность. «На что я смею надеяться?» показывает, что одни надежды дозволены, а другие — нет, и, стало быть, вновь свидетельствует об ограниченности. Четвертый вопрос — о «конечном в человеке», но это вообще не антропологический вопрос, ибо он затрагивает сущность бытия как такового.

Каковы бы ни были эти выводы, но это уже не Кант. Три его вопроса получили у Хайдеггера совершенно другую акцентировку. Четвертый вопрос имеет у Канта следующий смысл: что это за существо, способное познавать, обязанное должным образом действовать и наделенное правом надеяться?

Философия либо исключает из своего рассмотрения человека в его целостности и видит в нем лишь частицу природы, как это делает космология, либо, в лице отдельных ее дисциплин, отрывает от человеческой целостности некую специальную область, отделяет ее от смежных областей и устанавливает для нее особые принципы и методы.

Законная философская антропология должна благодаря систематическому рассмотрению всех различий, благодаря познанию внутренней динамики и динамической взаимосвязи и благодаря постоянному стремлению открывать единое во многом сможет увидеть и человека в его целостности. Философская антропология должна все время различать и подразделять, столь же серьезно призвана она рассматривать человека и в его природной данности, сравнивать его с другими вещами, с другими одушевленными существами, с другими носителями сознания, дабы со всей возможной точностью определить его особое место. Лишь на этом двойном пути различения и сопоставления настигнет она подлинного целостного человека.

45. М. Бубер о задаче философской антропологии и условиях ее решения

Законная философская антропология должна благодаря систематическому рассмотрению всех различий, благодаря познанию внутренней динамики и динамической взаимосвязи и благодаря постоянному стремлению открывать единое во многом сможет увидеть и человека в его целостности.

Философская антропология должна все время различать и подразделять, столь же серьезно призвана она рассматривать человека и в его природной данности, сравнивать его с другими вещами, с другими одушевленными существами, с другими носителями сознания, дабы со всей возможной точностью определить его особое место. Лишь на этом двойном пути различения и сопоставления настигнет она подлинного целостного человека.

Философское познание человека есть по самой своей сути самосознание человека. Принцип индивидуализации — бесконечного многообразия человеческих личностей — не делает антропологическое познание чем-то относительным, но, напротив, составляет его ядро и остов. Узнать целостную личность антрополог сможет лишь в том случае, если не упустит из виду своей субъективности и не превратится в бесстрастного наблюдателя.

46. Основные феномены человеческого существования (на выбор: труд, игра, любовь, одиночество, смерть, агрессия, счастье)

Смерть:

В повседневной жизни люди стараются избегать тему смерти. Мы начинаем думать о смерти, когда с ней сталкиваемся. Отношение людей к смерти двойственное: 1) мы не хотим думать о ней, 2) пытаемся понять, чтобы было не так страшно. Пытаемся понять феномен смерти.

Смерть включается в игровое действо, благодаря чему она начинает представляться включенной в порядок и цели жизненного мира людей и уже не такой чуждой.

Тема смерти возникла в глубокой древности, но и сейчас актуальна.

Сегодня люди привязаны к бытующим представлениям образам и символам, короче, консервативны в своих суждениях о смерти.

Архетип — прообраз, первоначальная идея, выработанная множеством поколений и влияющая на мировосприятие и мышление людей

Архетипы смерти — мы так же боимся смерти, как и наши предки. Смерть ставит нас, как и наших предков перед вопросом что есть бытие и небытие. Мы задаемся вопросом что происходит с душой после смерти?

Про народы. Разнообразные представления:

Индия — душе не умирает, а переселяется в другое материальное тело. Выбор тела зависит от того какое поведение было у человека, соблюдал ли он правила касты. Если да — человек более высокой касты, нет — низшая каста или животное. Санасара — перевоплощение души.

Славяне — души предков обитают в раю, подразделение покойников на «чистых» и «нечистых» чистые (умерли пристойной смертью, их называли родителями — родительский день) — рай, нечистые (мертвяки — самоубийцы, убийцы, утопленники, думали, что они мертвяки поэтому закалывали осиновым колом) — пекло (ад) Другие. славяне считали, что может сохраняться активность не только души, но и тела.

Платон — философия бессмертия. Сочинения Тимей, Федор, Федон — бог создал тело и душу, у каждой звезды была своя звезда. После смерти душа могла вернуться в свою звезду и вести там хорошую жизнь. Не всем разрешалось, только тем, кто прожил хорошую жизнь. Плохие переселялись в женское тело (женщины считались ниже мужчин), или в тела плохих животных. Еще он доказывал, что души бессмертны: 1) если б душа погибала, то все бы умерло и воцарилась смерть; 2) душа — жизнь тела, но она не материальная, следовательно, бессмертная.

Вывод — по Платону смерть хорошо для плохих людей, потому что они бы не получили по заслугам. Душа — бессмертна => нам не избавиться от возмездия => есть шанс изменить себя. Важную роль в возвышении души Платон уделял философии, типа она очищает от пороков и зла. Душу невозможно определить научным путем поэтому отдали это дело философам.

47. Проблема взаимоотношения человека и техники. Мышление осмысляющее и вычисляющее (по работе М. Хайдеггера)

Все современные люди слишком легко становятся бездумными, поскольку сегодня познание всего и вся доступно так быстро и дешево, что в следующее мгновение полученное так же поспешно и забывается. Но даже когда мы бездумны, мы не теряем нашей способности думать. Мы ее используем, но особым образом: в бездумности мы оставляем способность мыслить невозделанной, под паром. Сегодняшний человек спасается бегством от мышления. Это бегство от мышления и есть основа для бездумности. Это такое бегство, что человек его и видеть не хочет и не признается в нем себе самому. Человеку кажется, что он размышляет, но это лишь частный вид мышления.

Его специфичность состоит в том, что когда мы планируем, исследуем, налаживаем производство, мы всегда считаемся с данными условиями, исходя из определенной цели, заранее рассчитываем на определенные результаты. Вычисляющее мышление калькулирует новые, все более многообещающие и выгодные возможности. Вычисляющее мышление — это не осмысляющее мышление, оно не способно подумать о смысле, царящем во всем, что есть.

Итак, есть два вида мышления, причем существование каждого из них оправдано и необходимо для определенных целей: вычисляющее мышление и осмысляющее раздумье.

Именно это осмысляющее раздумье имеется ввиду под тем, что сегодняшний человек спасается бегством от мышления. Возражают, что осмысляющее мышление бесполезно в практической жизни. Что чистое размышление “выше” обычного рассудка. В последней отговорке верно только то, что осмысляющее мышление само не получается: для осмысляющего мышления подчас необходимы высшие усилия, оно требует более длительного упражнения, чуткой заботы и умения ждать.

И все же каждый может выйти в путь размышления по-своему и в своих пределах, потому что человек — это мыслящее, т. е. осмысляющее существо. Чтобы размышлять, нам достаточно остановиться на близлежащем и подумать о том, что касается каждого из нас — здесь и сейчас. Тогда мы увидим, что любое настоящее творение коренится в почве своей родной земли. Иоган Гебел однажды написал: “Мы растения, которые — хотим ли мы осознать это или нет — должны корениться в земле, чтобы, поднявшись, цвести в эфире и приносить плоды”. Поэт хочет сказать: чтобы труд человека принес действительно радостные и целебные плоды, человек должен подняться в эфир из глубины своей родной земли. Эфир здесь означает свободный воздух небес, открытое царство духа.

Современные средства информации стимулируют человека, и воображаемый, описываемый мир уже сегодня ближе человеку, чем окружающий его родной мир. Под угрозой находится сама укорененность сегодняшнего человека. Потеря корней не вызвана лишь внешними обстоятельствами и судьбой, она не происходит лишь от небрежности и поверхностности образа жизни человека. Утрата укорененности исходит из самого духа века, в котором мы рождены.

В течение последних столетий идет переворот в основных представлениях, в т. ч. совершенно новое положение человека в мире и по отношению к миру. Мир теперь представляется объектом, открытым для атак вычисляющей мысли. Сила, скрытая в современной технике, определяет отношение человека к тому, что есть. Таким образом, теперь основная проблема науки и техники звучит так: каким образом мы сможем обуздать и как мы научимся управлять этими невероятно гигантскими атомными энергиями так, чтобы гарантировать человечеству, что эти громадные энергии внезапно — даже в случае отсутствия военных действий — в каком-нибудь месте не вырвутся и не уничтожат все?

Между тем технический прогресс будет идти вперед все быстрее и быстрее и его ничем нельзя остановить. Во всех сферах своего бытия человек будет окружен все более плотно силами техники. Эти силы, которые повсюду ежеминутно требуют к себе человека, привязывают его к себе, тянут его за собой, осаждают его и навязываются ему под видом тех или иных технических приспособлений, — эти силы давно уже переросли нашу волю и способность принимать решения.

Но к новому миру техники принадлежит также и то, что его достижения самым быстрым образом становятся всем известны и привлекают всеобщий интерес. Так сегодня все могут прочитать то, что говорится в этой речи о технике в любом умело издаваемом иллюстрированном журнале, или услышать эту речь по радио. Но одно дело услышать или прочитать, т. е. просто узнать что-то, другое дело — осознать, т. е. осмыслить то, что мы услышали или прочитали.

Страшно на самом деле не то, что мир становится полностью технизированным. Гораздо более жутким является то, что человек не подготовлен к этому изменению мира, что мы еще не способны встретить осмысляюще мысля то, что в сущности лишь начинается в этом веке атома.

Сможет ли человек с утратой старой укорененности обрести новую почву, такую почву и основу, на которой будут по-новому процветать сущность человека и все его труды даже в атомный век? Путь к этому — это путь размышления. Осмысляющее мышление требует от нас не цепляться односторонне за какое-то одно представление, сойти с привычной мысленной колеи, по которой мы мчимся все дальше и дальше.

Приспособления, аппараты и машины технического мира необходимы нам всем — для одних в большей, для других в меньшей мере. Мы зависим от технических приспособлений, они даже подвигают нас на новые успехи. Но внезапно, и не осознавая этого, мы оказываемся настолько крепко связанными ими, что попадаем к ним в рабство. Но мы можем пользоваться техническими средствами, оставаясь при этом свободными от них, так что мы сможем отказаться от них в любой момент. Мы впустим технические приспособления в нашу повседневную жизнь и в то же время оставим их снаружи, т. е. оставим их как вещи, которые не абсолютны, но зависят от чего-то высшего. Отношение одновременно “да” и “нет” миру техники — “отрешенность от вещей”.