Экономические взгляды Кондратьева Н.Д

Концепция эмпирических законов, получившая методологическое обоснование уже в рассматриваемой студенческой статье, широко использовалась им в последующих зрелых работах, таких, как статья "План и предвидение", доклад "Большиe циклы экономической конъюнктуры" и др.

Будучи, бесспорно, самым крупным специалистом в области политэкономии в университете, популярность которого в студенческой среде и среди коллег была огромной, Туган-Барановский так и не стал профессором университета. Правда, в 1913 г. Ученый совет университета избрал его на эту должность, но данное решение не было утверждено печально известным министром просвещения Л. А. Кассо, для которого Туган-Барановский был человеком слишком левых убеждений. "Михаил Иванович, - вспоминал Кондратьев, - с болью в душе покидает университет".17

Работая в просеминариях и в кружке политэкономии, руководимых Туган-Барановским, Кондратьев пользовался консультациями и помощью С. И. Солнцева-хранителя учрежденного в 1907 г. Экономического кабинета. Интересно отменить, что на 1 января 1913 г. в Экономическом кабинете было более 3000 книг.18

После ухода из университета Туган-Барановского руководителем кружка политэкономии стал С. И. Солнцев, который в 1912 г. защитил магистерскую диссертацию. Любопытно, что занятия в кружке проводились по субботам с 19 до 22 часов в помещении Экономического кабинета. К занятиям Солнцев допускал лишь тех студентов, которые уже прослушали курс политэкономии и обладали достаточной подготовкой. В своем отчете о работе кружка Солнцев включил Кондратьева и его друга Сорокина в число восьми студентов, принимавших особо активное участие в его деятельности.

Занятия кружка были посвящены вопросу влияния марксизма на современную экономическую теорию. План его работы был построен таким образом, чтобы вначале рассмотреть социологическую, методологическую, философскую и этическую концепции марксизма и только затем детально разобрать марксистское экономическое учение. 26 января 1913 г. на заседании кружка был заслушан доклад Кондратьева "Социологическая концепция марксизма". Речь в нем шла об объекте изучения социологии и определении этой науки, о теории факторов, о роли личности в истории и теории классов, о теории прогресса, об идеологии и об отношении марксизма к телеологии. Доклад обсуждался на трех последующих заседаниях кружка в феврале и марте 1913 г.

В осеннем семестре 1913 г. на практических занятиях по политэкономии, которые проводил Солнцев, были заслушаны и обсуждены доклад Кондратьева "К вопросу о методологии общественных наук. Субъективная школа в социологии", а также совместный доклад студента историко-филологического факультета И. А. Боричевского и Кондратьева "Хозяйство и, общество (по книге П. Б. Струве)".19

В 1915 г. кружком политэкономии на юридическом факультете Петербургского университета вместо Солнцева, который к тому времени был назначен исполняющим должность ординарного профессора Томского университета, руководил приват-доцент В. В. Святловский. Под его руководством в кружке был подготовлен и затем обсужден доклад Кондратьева на очень актуальную для того времени тему "Война и народное хозяйство".20Таким образом, с момента поступления в университет и вплоть до его окончания Кондратьев активнейшим образом работал в кружке политэкономии.

С 1913 г. Н. Д. Кондратьев занимался в историческом кружке и в семинарии по теории исторического знания, которыми руководил академик А. С. Лаппо-Данилевокий. Здесь он также сделал ряд докладов. В 1913 г. в кружке был заслушан и обсужден его доклад "Умирание устно-коллективной народной поэзии при свете социологии и психологии творчества". По материалам этого доклада в 1914 г. в 19-м томе издававшегося под редакцией профессора Н. И. Кареева сборника Исторического общества при Императорском Санкт-Петербургском университете "Историческое обозрение" была опубликована статья Кондратьева "Разложение устно-коллективной поэзии". Автор статьи проявил глубокое знание основ и актуальных: проблем филолог0ической науки, хотя предметом его исследования являлись социологические аспекты этих проблем. Говоря о данной статье, нельзя не подивиться широте научных интересов молодого Кондратьева.

В весеннем семестре 1914 г. на занятиях кружка разбирались главнейшие теории ценности. Кондратьев посвятил свой доклад теории ценности видного немецкого философа и психолога, представителя баденокой школы неокантианства, профессора Фрейбургокого, а затем Гарвардского университетов. Гуго Мюнстерберга.

Анализ трактовки Лаппо-Данилевским проблем теории и методологии истории содержится в двух работах Кондратьева.21 Дружеские связи с Александром Сергеевичем он сохранил вплоть - до его смерти, о чем, в частности, свидетельствуют письма Кондратьева к нему, относящиеся к 1918-1919 гг., последнее из которых было написано за месяц до кончины Лаппо-Данилевского.22

К таким проблемам, как соотношение целесообразности, необходимости и случайности, соотношение "чисто теоретических" и "практически-оценочных" суждений, номография и идиография в социально-экономических науках, интерес у Кондратьева возник еще в университете под влиянием Туган-Барановского, Лаппо-Данилевского, а также Петражицкого (Кондратьев работал в кружке Петражицкого по философии права). Так или иначе они затрагивались им во многих его произведениях 20-х годов, получая в них более конкретное преломление. В самой последней его работе, написанной в начале 30-х годов в условиях тюремного заключения, он вновь возвратился к данной тематике, которая как лейтмотив проходит через все его творчество, и в контексте указанных проблем дал здесь развернутое изложение и обоснование своей позиции по многим важным методологическим вопросам политэкономии.

М. М. Ковалевский был крупнейшим русским социологом начала XX в., убежденным сторонником преподавания социологии в высшей школе. В Петербургском университете, однако, он не мог не только создать кафедру, тем более факультет социологии (подобные попытки предпринимались Петербургским и Московским университетами с конца XIX в.), но даже добиться разрешения на чтение курса по социологии. Что было связано с официальной позицией царского правительства по данному вопросу. "Меня менее поразило бы,- писал он, - известие, что в Нанкине или Пекине создана кафедра социологии, чем слух о том, что г. Кассо затевает тасую реформу в Москве или в Петербурге".23

В Петербургском университете Ковалевский читал спецкурс Государственное право иностранных держав". В 1912/13 учебном году этот спецкурс слушал Кондратьев.24Видимо, уже тогда выдающийся русский ученый обратил внимание на талантливого ученика и стал приобщать его к изучению социологических теорий и к социологическим исследованиям.

Кафедру общей социологии - первую и единственную в царской России - удалось создать лишь в открывшемся в 1908 г. в Петербурге частном Психоневрологическом институте, который возглавил выдающийся русский ученый В. М. Бехтерев. Ковалевский вместе с Е. В. Де Роберти стал во главе этой кафедры. Институт издавал журнал "Вестник психологии, криминальной антропологии и педологии", который с 1911 г. занял ведущее место среди периодических изданий в области социологической мысли в России. В этом журнале Кондратьев (как и Сорокин) в студенческие годы опубликовал множество своих рефератов различных книг русских и зарубежных авторов, в основном по вопросам социологии (в том числе рефераты трех первых из изданных кафедрой общей социологии Психоневрологического института выпусков сборника "Новые идеи в социологии" под редакцией Ковалевского и Де Роберти), но также и по вопросам философии и политэкономии.

В последнем, четвертом сборнике "Новых идей в социологии" была опубликована статья Кондратьева "Генрих Кунов о происхождении и развитии религии". В ней обосновываются и развиваются основные выводы Кунова по этому вопросу, сводящиеся к тому, что религия - феномен общественный и что она развивалась от культа духов к тотемизму и даже к культу природы.25

Позже Кондратьев и Сорокин становятся секретарями Ковалевского. Когда в конце 1915 г. Ковалевский тяжело заболел, оба его ученика не покидали его, "и он умирал, как и жил, прежде всего учителем".26 А после смерти ученого Кондратьев опубликовал две статьи, посвященные характеристике его личности и одного из аспектов его научной деятельности, а также библиографию произведений Ковалевского, которой исследователи его творчества пользуются до сих пор.27 Весной 1916 г. Кондратьев вместе с Сорокиным участвовал в учреждении Русского социологического общества имени М. М. Ковалевского, которое, однако, просуществовало недолго.

О том, сколь глубокое воздействие на Кондратьева оказал Ковалевский - и сколь высоко он его ценил, можно судить по статье Николая Дмитриевича, посвященной Ковалевскому и опубликованной в журнале "Вестник Европы" через два месяца после его смерти. Это был тот самый журнал, который с 1908 г. вплоть до самой смерти издавал Ковалевский. Кондратьев характеризует здесь Ковалевского как "одного из самых видных и любимых учителей русской интеллигенции. Труды Ковалевского по различным вопросам социологии становятся до известной степени руководящими в образовании и самообразовании русской интеллигенции. Его общественные выступления ориентируют ее в вопросах текущей политики". Непосредственно принадлежа к эпохе 70-х годов XIX в., Ковалевский, по словам Кондратьева, "глубоко понимал наше поколение, был близок нам, был нашим учителем, как был учителем и ближайших ему поколений".28 Он как бы символизировал своей личностью связь поколения семидесятников с позднейшими поколениями. Кондратьев отмечал глубокий демократизм и гуманизм Ковалевского. Характеризуя его как ученого, Кондратьев особенно выделял - и это потом становится одной из важнейших особенностей научного стиля самого Кондратьева - его дар исследователя-аналитика, его "чуткость к фактам". "Научная работа сводилась для него, в конце концов, к работе над материалом и фактами. Он нередко делал обобщения и строил гипотезы, но высшим судьей, которому М. М. оставался подсудным всю свою жизнь, был для него все-таки факт".29 И для самого Кондратьева именно факт всегда был высшим судьей.

Как и многие, кто знал Ковалевского, Кондратьев особо выделял такие его качества, как внутренняя свобода и терпимость к взглядам, отличным от его собственных или даже противоположным им. "Внутренняя свобода - вот источник той удивительной ,,теплоты" и ласкающей ,,мягкости", с какой он относился к людям; вот та духовная сила его личности, которою он глубоко и благотворно влиял на учеников".30

Находясь в постоянном общении с Кондратьевым, Ковалевский оказывал непосредственное воздействие на его личные планы и решения. Так, он советовал ему не разбрасываться в научной работе (этот недостаток, действительно, был присущ молодому Кондратьеву, хотя тут были и положительные стороны) . В частности, он не одобрял его планов выехать из России для изучения творчества старых итальянских экономистов.

Говоря об огромном влиянии Ковалевского на современников, Кондратьев отмечал, что "тайна этого влияния лежит не только в характере эпохи, не только в широких познаниях и таланте М. М., а также и, главным образом, в его удивительной, жизнерадостной и цельной личности, в ее неотразимом и глубоком моральном действии".31

Ковалевский оказал немалое воздействие на формирование не только социологических, ко и экономических взглядов Кондратьева, ибо он всегда проявлял самостоятельный интерес к политэкономии и истории хозяйства. Его ближайшими друзьями были такие крупные русские экономисты, .как А. И. Чупров и И. И. Янжул, и он поддерживал с ними оживленное научное общение. На Кондратьева не могли не оказать влияние широкая историческая постановка Ковалевским экономических вопросов, его отрицательное отношение к "отвлеченному мастерству", его отношение к марксизму и социализму. Но словам С. Котляревского, Ковалевский, "не будучи ни в какой мере марксистом . . . высоко ценил научное значение Маркса в области теоретической экономии и истории хозяйства. Вообще социализму, не как отвлеченной доктрине, а как общему уклону в развитии социальных и хозяйственных отношений, по его взгляду, принадлежит большое будущее".32

Активно способствуя всей своей не только теоретической, но и государственной и общественной деятельностью проведению в России широких и глубоких реформ, направленных на преодоление ее отставания от передовых стран Европы и Америки,. Ковалевский в то же время предостерегал против бездумного, механического заимствования чужого опыта. Реформы "часто вызываются иностранными образцами, но они только в том случае пускают в стране корни, когда не противоречат прямо всему тому наследию прошлого, которое слагается из верований, нравов, обычаев и учреждений известного народа".33 В другом месте он указывал: "Принимая свое произвольное заключение за научный вывод, легко временно навязать стране учреждения и нравы, переворот в которых стоил ей многих усилий и жертв, сжиться с которыми оно более не в состоянии иначе, как под условием отказа от своего прошлого- от своей истории".34

Этот принцип был хорошо усвоен Кондратьевым и учитывался им при решении социально-экономических проблем развития России, в частности, когда он писал об экономической бесперспективности крупных капиталистических хозяйств как таковых, в тех конкретных условиях, в которых находился аграрный сектор российской экономики накануне Октябрьской революции.

Центральной социологической проблемой во второй половине XIX - начале XX в. была проблема факторов социальных изменений. Основная тенденция в ее разработке состояла в осознании односторонности и вульгарности любой монистической теории факторов, признающей первенствующее значение за каким-то одним фактором (будь то техника производства, условия обмена, классовая борьба или что-то другое), понимаемым к тому же как нечто субстанциональное. В итоге своей научной деятельности и Ковалевский пришел к выводу о ненаучности подобных теорий. "По природе своей этот вопрос принадлежит к категории метафизических, - писал он. - В действительности мы имеем дело не с факторами, а с фактами, из которых каждый так или иначе связан с массою остальных, ими обусловливается и их обусловливает. Говорить о факторе, т. е. о центральном факте, увлекающем за собою все остальные, для меня то же, что говорить о тех каплях речной воды, которые своим движением обусловливают преимущественно ее течение... Социология в значительной степени выиграет от того, если забота об отыскании фактора, да вдобавок еще первичного и главнейшего, постепенно исключена будет из сферы ее ближайших задач, если в полном соответствии с сложностью общественных явлений она ограничится указанием на одновременное и параллельное воздействие и противодействие многих причин".35