Специфика утопического сознания, как проекция представлений об идеальном человеческого бытия

для оценки реальных отношений  и поступков. Идеал остается при  этом

принципиально не достижимым, трансцендентным по своей природе.

В утопическом сознании, напротив, идеал приобретает имманентный эмпирической действительности характер, из ориентира превращается в цель, точнее, даже в конечный «пункт прибытия». Утверждение идеала как факта

эмпирической действительности («факт достижимого будущего», или  «бу-дущий факт», составляет суть утопизма.

В этом проявляется специфика понимания природы идеала, отличающая утопическое сознание от других форм ценностного сознания.

Идеал как «вечная перспектива», как «исторически негарантированная  цель», как ценностный ориентир преобразуется в утопическом сознании в идеал-проект, в план совершенного общества, в «руководство к действию».

Подмена идеала проектом подчеркивает присущий утопическому соз-

нанию технический, инженерный подход к реальности, установку на

преобразование мира, а  не на его теоретическое объяснение. Создание

идеального общества представляется по аналогии со строительством

дома или города. Это  сближение и отождествление социальных и

технических проектов распространяются и на духовную жизнь —

вспомним знаменательное определение писателей как «инженеров че-

ловеческих душ». При таком подходе в роли утопии может оказаться

и любая социальная теория, если она воспринимается чисто инстру-

ментально, как выполняющая  не познавательные, а инструктивные

функции по преобразованию мира. По своей нелепости это равнозначно

восприятию, скажем, фундаментальной  естественно-научной теории как

технологического описания производственного процесса.

Таким образом,суть утопизма не в том, какие теории или представления лежат в основе планов переустройства общества, а в самой установке на

«строительство» общества под  руководством мудрого, знающего все

детали будущего строения архитектора, в претензии на право  переделки

жизни, в «суеверии устроительства» (Л. Толстой).

Утопия как концепция  совершенного общества или как его  художе-

ственное изображение отнюдь не обязательно предполагает наличие у

автора утопического сознания. В традиционном понимании утопия явля-

ется теоретическим или художественным воплощением идеала совер-

шенного общества.

И лишь переход от утопии-идеала к утопии-проекту превращает утопистов из мечтателей в преобразователей, революционеров, которым нужны уж не столько читатели-единомышленники, сколько фанатичные последователи, способные претворить идеал в реальность.

В понимании утопии как  проекта заключены две радикальные  посылки.

Первая — уверенность  во всесилии человека, в его безграничных воз-

можностях, некий вид титанизма, унаследованный от гуманистов Воз-

рождения. Вторая — предположение  о чрезвычайной пластичности мира,

его подвластности внешним  воздействиям, допустимости произвольной

переделки природного и социального  мира человека, если это требуется

для реализации идеала.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ГЛАВА 2. УТОПИЗМ И БЫТИЕ

1. Порабощение идеей

 

Стремление построить  общество чисто рационально, решить вопросы

социальные как вопросы  рационального устройства — характерная  черта

утопического сознания, принципиально  отличающая его от сознания

религиозного. Сам антиисторизм утопизма является следствием его

рационалистичности. Идея общества, построенного на принципах разума,

присутствует в любой  утопии. Не случайно первым из наиболее известных

авторов проекта совершенного государства был крупнейший рационалист

Платон.

История утопии предлагает множество способов устроить жизнь на разумной основе. Из проблемы онтологической и гносеологической рационализм преобразуется здесь в проблему социальную и становится синонимом справедливого общества, справедливого бытия. В своем стремлении понять мир человека исключительно на основе разума и устроить его жизнь всецело на принципах разума утопизм раскрывается как расширение и абсолютизация философского рационализма. Понятие социальной и исторической необходимости замещается принципами разума, которые, в свою очередь, совпадают с мечтами о наилучшем обществе. Так в утопическом сознании устраняется вечное противоборство между рациональным (закон) и свободным (воля) в человеческой истории.

Утопизм в бытии как целенаправленное внедрение тотальной рационализации в общественную жизнь — это уже сверхрационализм, неявно предполагающий наличие некоторого сверхразума, который был бы в состоянии представить себе общество как целостность и одновременно знать все стороны и даже детали его жизнедеятельности. В основе такого сверх-

рационализма заключены  специфические представления о  роли разума в

жизни человека, общества и  о способах осуществления рационального

контроля над ними. Человек  выступает как существо исключительно

рациональное, поддающееся исчерпывающему описанию и управлению. В

одной из своих ранних статей летописец «реализуемой утопии»  А. Платонов

так характеризует человека будущего: «Сознание, интеллект —  вот душа

будущего человека, которая похоронит под собой душу теперешнего

человека — сумму инстинктов, интуиции, ощущений»

Сама утопическая идея переделки общества как его полного  преоб-

разования по законам разума основывается на представлении об обществе

как продукте преднамеренной, сознательной деятельности людей. Только

раньше люди руководствовались  недостойными принципами и целями и строили общество на обмане, насилии и т. п. Этому противопоставляется

намерение построить совершенное  общество посредством выдвижения

разумных принципов бытия, целей и осуществления тотального контроля за

их наилучшим исполнением. Внесение рациональной цели в историю  и

абсолютное подчинение ей всей общественной жизни (бытия) — такова сверхзадача утопии, то, что, по выражению А. Кёстлера, составляет «искушение человека разумом».

По мере смещения в рационализме центра тяжести в сторону

абсолютизации научного разума в утопическом сознании происходили

аналогичные изменения: от веры в разум как гаранта построения

совершенного общества к  вере в науку, способную решить как

технические, так и социальные проблемы. Это выразилось в росте

числа научно-технических  утопий, родоначальником которых  можно

считать Ф. Бэкона. Согласно О. Конту, только наука может быть

гарантом достижения общественной гармонии, условием порядка и

прогресса. Можно даже сказать, что сциентизм как ложно понятая

наука сам по себе является разновидностью утопизма. Выступая

против обожествления  науки, К. Ясперс пишет: «Сложилось представ-

ление, согласно которому установить основываясь на научных выводах,

правильное мироустройство, дарующее человеку благополучие и счастье,

есть лишь акт доброй воли. Тем самым в последние столетия в

исторический процесс  проник новый феномен: стремление с  помощью

знания не только обрести  опору в мире необозримого многообразия

человеческих отношений, но, основываясь на знании мира в  его целостности

(а наличие этого знания  в обожествляемой науке не  подвергалось сомнению)

и руководствуясь только рассудком, упорядочить мировое устройство»

С распространением сциентизма утопия и по форме все больше

стала ориентироваться на науку. Утопические романы были потеснены

социально-политическими  трактатами, наукообразная форма  которых

должна была придать им большую убедительность. Не ограничиваясь

воздействием на эмоции и  воображение, утопия все больше стремилась

овладеть человеческим разумом. Она становится открыто логоцентричной.

(По существу, утопия по  самой своей природе всегда  была лого-

центричной, поскольку ее мир — это мир идеи, лишь надевающей маску

реальности. Но утопическим  сознанием эта маска воспринимается как

единственно подлинная реальность. Утопический мир — это знаковая

реальность, за которой нет  действительной, объективной реальности,

этими знаками обозначаемой. То есть знаки здесь не имеют предметного

значения, а выступают  как символы.)

Логоцентризм и рационализм продуцируют такие черты утопического

сознания, как господство мысли над жизнью или тирания  идеи. В

отношении научно-технической  утопии можно говорить о своеобразном

«интеллектуальном империализме» (Л. Мэмфорд). Порабощенность идеей

отличает утопию в любой  форме, даже в форме романа. Наверное,

поэтому, как правило, это  весьма посредственная литература. Когда

идея начинает господствовать над жизнью, она становится идолом, а

идолы требуют преклонения  и жертвоприношений. История человечества

не раз обнаруживала, сколь  тяжелы социальные, интеллектуальные и

этические последствия поклонения идеалу как идолу. Когда за идеей

совершенства признается достоинство и право вселенского  божества,

любые жертвы не выглядят чрезмерными. Человечество становится

заложником идеала, происходит «заклание живых людей на алтарь

абстракций» (А. Герцен). Опасность  утопизма как идолопоклонства под-

черкивал С. Франк: «Дело не в том... какие именно политические или социальные идеалы пытаются осуществить; дело — в самом способе их

осуществления, в какой-то основной, не зависимой от частного политиче-

ского содержания морально-политической структуре отношения к жизни

и действительности во имя  общественного идеала»

Эта черта утопического сознания проецируется и на представления

об историческом времени и существовании бытия, приобретая смысл господства будущего над настоящим, что яснее проступает при сравнении утопии и прогноза как двух различных форм освоения будущего. И утопия, и прогноз готовят человека к будущему. Но первая — к желаемому, совершенному, идеальному, второй — к ожидаемому. У них различный способ связи настоящего и будущего и различный способ освоения будущего. Утопия противостоит прогнозу своим «обратным порядком» связи времен. Прогноз исходит из того, что есть, т. е. из настоящего, и на этой основе пытается построить картину возможного или неизбежного будущего. Утопия, напротив, исходит из того, чего нет, но что должно быть, т. е. из

желаемого будущего, и из этого «прекрасного далека» оценивает на-

стоящее. Вследствие этого  в отношении будущего прогноз  или пред-

сказание подменяются  в утопии призывом или указанием, а объяснение

настоящего — его обвинением, осуждением. Если понимать прогноз  как

«нападение на будущее» (Ю. Шрейдер), то утопия — это, скорее, атака

из будущего на настоящее, которое, однако, формируют бытие независимо от времени.

С этим связано и характерное  для утопизма отсутствие глубокого

интереса к настоящему, к реальной жизни. Признание подлинной  ценности

лишь за абсолютом (абсолютное совершенство, полное равенство, абсо-

лютная справедливость и т. д.) обесценивает все относительное, делает

его недостойным существования  и заслуживающим быть принесенным

в жертву «всепожирающему  вампиру будущего» (Н. Бердяев). Этим

объясняются своего рода «историческая  дальнозоркость» утопизма, не-

брежение жизнью, нелюбовь к реальному живому человеку, невнимание

к проблемам повседневного  существования. Утопист озабочен не улуч-

шением положения реальных людей, а воплощением идеала совершенного

общества. Он думает об избавлении от абсолютного зла и торжестве

абсолютного добра. Абсолютизм и максимализм утопического сознания

наиболее точно выражены С. Булгаковым посредством различения «ге-

роизма» и «подвижничества». «Героический интеллект,— пишет он,— не

довольствуется... ролью скромного  работника... его мечта — быть спасите-

лем человечества или, по крайней мере, русского народа. Для него

необходим (конечно, в мечтаниях) не обеспеченный минимум, но героический максимум.

Презумпция совершенства или, по крайней мере, бесконечной совершенствуемости человека лежит в основе утопических проектов. «Греховность» же эмпирического индивида не является препятствием к совершенству, поскольку она может быть устранена вместе с устранением «внешних причин», производящих пороки. В этом пункте утопизм воспринял и значительно усилил заложенное гуманизмом и Просвещением понимание человека как существа, открытого для рационального совершенствования. Правда, в утопизме акцент все больше смещается от личности — субъекта самосовершенствования к обществу — объекту совершенствования и средству преобразования личности, т. е. все больше превалирует бытийная ориентация.

 

 

 

2. Утопия и наука

 

Максимализм, перфектибилизм, рационализм, господство идеи над жизнью, будущего над настоящим — все это различные проявления утопического сознания. Путь к совершенству через устранение всего несовершенного, относительного означает устранение одной из сторон противоречий реальной жизни, что неизбежно ведет на практике к разрушению реальной жизни и замене ее миром вымышленным. Утопическое сознание ориентируется на то, чего нет в действительности, выходит за пределы реальности. С этим связывают его метафизичность. Так, В. Межуев проводит различие между утопией как родом социальной метафизики и социальной наукой по тому основанию, что утопическая идея «имеет дело с тем, что находится за пределами всякого опыта, т. е. с идеальной, умопостигаемой сущностью мира, в данном случае социального». Отсюда проистекает и приоритет умозрения перед иными способами познания.Отношение утопии к метафизике напоминает ее отношение к религии:в обоих случаях мы имеем внешнее сходство и различие по существу.