Эстетическое отношение к действительности

Разумеется, между истиной  и ценностью существуют разнопланные взаимодействия, но общими для знаний и ценностных позиций является:

1. их происхождение и  формы функционирования в культуре: и те и другие зарождаются  в обыденном сознании людей  и направляют оттуда повседневное  поведение человека;

2. в ходе исторического  развития культуры и те, и другие  поднимаются на уровень специализированной  и профессионализированной деятельности  в одном случае -- в науке, в другом -- в идеологии.

Вместе с тем, следует  обратить внимание на различие знаний и ценностей.

1. Их принципиальное различие, различие их модальности, состоит в том, что одна есть отражение межобъектных отношений, а другая -- отношений объекта и субъекта, потому истина остается истиной общезначимой, тогда как ценности релятивны, обусловлены специфическим для каждого субъекта кругом его интересов, взглядов, воззрений и устремлений (субъектом может здесь быть и конкретный индивид, и та или иная социальная группа, и совокупный субъект самого крупного масштаба -- человечество).

2. По этой причине история  ценностного сознания человечества  существенно отличается от истории  его познавательной деятельности: ее развитие  накопительно, а развитие эстетического сознания и всех форм идеологии протекает в противоборстве ценностных позиций разных субъектов, и современных друг другу, и друг друга сменяющих, что приводит к постоянной переоценке ценностей.

3. Потому и проблема объективности имеет разный смысл в гносеологии и в аксиологии: объективность истины определяется мерой соответствия знания объекту, а объективность ценности -- мерой соответствия ценностных суждений индивида ценностным позициям совокупного социокультурного субъекта: так, теорема Пифагора истинна для всего человечества, а оценка красоты человека, утверждавшаяся пифагорейцами, была истинной для греков классической эпохи, переставала быть таковой в эпоху эллинизма и объявлялась ложной в Средние века.

В нашей философской литературе познавательная деятельность изучена  очень хорошо, глубоко и обстоятельно, то деятельность ценностно-ориентационная до сих пор не стала предметом  специального и серьезного теоретического исследования, оттого сама сущность ценности и ценностного отношения трактуется весьма и весьма различно. Особенностью ценности как таковой и всех ее разновидностей -- нравственной, эстетической, религиозной, политической, художественной -- состоит в том, что она есть значение объекта для субъекта.

Поэтому неправомерно распространенное не только среди бухгалтеров, но и  среди не слишком строго рассуждающих философов понятие "материальные ценности" -- материальным может быть носитель ценности, но не она сама, ибо она есть значение данного предмета для субъекта; неправомерно распространенное отнесение к классу ценностей и гласно бытующей с XVIII в. триаде «истина, добро, красота», ибо если добро и красота по своей природе суть ценности, то истина есть адекватное отражение объективной реальности нашим сознанием (разумеется, более или менее относительное), она есть знание, а не ценность, т.е. природа ее гносеологическая, а не аксиологическая

Именно к этому последнему преимущественно и относится  эстетическое отношение человека к  действительности: Следует заметить, что в самом процессе функционирования эстетического, можно обнаружить моменты  и практического, и познавательного  видов отношений, однако сущностной характеристикой данного отношения  все же является аксиологическая или ценностная направленность этого отношения.

Возникновение и сущность эстетического отношения человека к действительности.

Как возникло эстетическое отношение  человека к действительности? Вокруг этого вопроса велись, а нередко  и теперь еще продолжаются весьма оживленные споры.

Одной из точек зрения на эту проблему является религиозная, которая саму способность человека к наслаждению красотой рассматривает  как божий дар, полученный человеком  от Бога вместе с бессмертной душой.

Начиная с XIX столетия, широкое  хождение имеет также биологическая  концепция происхождения прекрасного, в рамках которой красота, эстетическое чувство рассматриваются как  дар природы, как естественное свойство живого существа. Здесь пионером стал Ч. Дарвин. «Чувство красоты», как говорил  этот великий ученый, унаследовано человеком от животных. В своем  классическом сочинении «Происхождение человека и половой подбор» Дарвин, опираясь на свои многочисленные и  разнообразные наблюдения, заключил, что это чувство вообще нет  оснований считать исключительной особенностью человека, «поскольку одни и те же цвета и звуки нравятся нам и низшим животным»; более  того, «у дикарей эстетические понятия  развиты менее, чем у иных низших животных, например, у птиц».

Суждения эти подкреплялись  многочисленными примерами: самцы  птиц «намеренно распускают свои перья  и щеголяют яркими красками перед  самками», а самки любуются «красотой  самцов», «плащеносцы с большим вкусом убирают игральные беседки, а колибри -- свои гнезда».

То же можно сказать, продолжал  Дарвин, и относительно пения птиц: «Нежные песни самцов в пору любви несомненно нравятся самкам».

Правда, во втором издании  своего труда Дарвин, как отметил  еще Г. Плеханов, счел необходимым  сделать уточняющую оговорку: у цивилизованного  человека эстетические ощущения тесно  ассоциируются с его понятиями  и идеями; однако это замечание  не изменило существа провозглашенного им биологического происхождения эстетического чувства.

Еще Ч. Дарвин обращал внимание на явно «эстетический», по его мнению, характер отдельных стереотипов  поведения животных и птиц.

Эта точка зрения нашла  свое признание и развитие в XX столетии при изучении поведения различных  видов (опыты со сверчками, «брачные танцы» дрозофил, «биологическая эстетика»  обезьян и пр.), в котором явственно  просматриваются те или иные фрагменты, скажем так, «неутилитарного» отношения  живых существ к тем или  иным объектам. Новейшие исследования в этом направлении углубляют  представление об «эстетических» возможностях животных, выявляя их способности  к имитационному и игровому поведению, в котором осуществляется их «незаинтересованная» деятельность.

Но как бы ни отличались друг от друга варианты теории биологического происхождения эстетического чувства  и, как бы ни казались они последовательно  материалистическими, на самом деле их природа чисто позитивистская: все они осуществляют столь характерную  для позитивизма «редукцию», сводя  социальное к биологическому, духовное -- к физиологическому.

Вместе с тем в истории  культуры против данной точки зрения выдвинут ряд серьезных возражений.

Первый контраргумент  связан с психологией человеческого  восприятия. Дело в том, что в чувственно- эмоциональном опыте человека отчетливо различаются два типа реакций: одни действительно крайне близки к реакциям животного, другие -- весьма и весьма далеки от последних. Поэтому не всякое восприятие цветовых и звуковых сигналов можно считать эстетическим восприятием, рождающим эстетическое чувство и резюмирующимся в эстетической оценке; далеко не всякие наслаждение, радость, удовольствие могут быть квалифицированы как эстетическое наслаждение, эстетическое удовольствие, эстетическая радость.

Существует, например, эротическое  удовольствие, природа которого чисто  физиологическая и которое качественно  отличается от удовольствия эстетического  точно так же наслаждения, которые  мы получаем от вкусной пищи, свежего  воздуха, тепла, движения и отдыха, приятных запахов, общения с детьми, интеллектуальной беседы, научных изысканий и т.д., не являются эстетическими наслаждениями. Одна из распространенных и весьма опасных в теоретическом отношении ошибок заключается как раз в том, что эстетическое удовольствие отождествляется вообще с удовольствием (например, в концепции Ш. Дало), а отсюда уже один шаг до приравнивания этих состояний у человека и у животного.

Если же исходить из того, что испытываемые людьми радости  и наслаждения многообразны по характеру, структуре и психологическому механизму, что эстетическое восприятие есть поэтому специфический и один из самых сложных типов чувственно-духовного удовлетворения, тогда мы получаем возможность более точного сопоставления удовольствий, получаемых человеком, и тех, которые доступны животным.

Таким образом, не ставя перед  собой задачи классифицировать все  человеческие удовольствия (эта проблема находится за пределами сферы  компетенции эстетики), мы вправе, однако, установить, что избирательное отношение  и положительная реакция животного  на известные зрительные, слуховые и иные раздражители действительно  имеют прямые аналоги в сфере  человеческих удовольствий, но не в  тех, которые мы называем эстетическими, а в удовольствиях чисто физиологического рода. Правда, и эти последние -- например, удовольствие эротическое, гастрономическое, обонятельное, двигательно-моторное и пр. -- в известной мере преобразовались в историческом процессе развития человека и потому не абсолютно тождественны аналогичным удовольствиям животного; все же в основе своей они сохраняют биофизиологическую природу и восходят генетически к соответствующим реакциям животных, выработанным в ходе приспособления живых организмов к сложным условиям существования и представляющим собой особые ориентировочные рефлексы, облегчающие жизнедеятельность организма.

Эксперименты показали, что  не только животные, но и растения реагируют  определенным образом на звуковые раздражения -- в результате стало возможным стимулирование роста злаков с помощью музыки. Нелепо было бы, однако, на этом основании заключать, что у гороха или фасоли есть зачаточное эстетическое чувство. Точно так же «танец» змеи, завораживаемой игрой факира на флейте, не означает, что она воспринимает музыку эстетически; не являются порождением чувства красоты птичьи пляски или реакция самок на пение и красочную игру оперения самцов.

Второй контраргумент  против биологической теории происхождения  эстетического отношения дает онтогенез  человека. Показательно, что даже человеку эстетическое восприятие цвета и  звука отнюдь не дается от рождения: если младенец засыпает под звуки  колыбельной песни, то это свидетельствует  как раз о том, что звуковые сигналы он воспринимает еще далеко не эстетически; точно так же наивно было бы видеть эстетический импульс  в тяге младенца к ярко окрашенным и блестящим погремушкам -- тут действует простой биофизиологический рефлекс; равным образом слезы и смех ребенка не свидетельствуют о наличии у него врожденного чувства трагического или природного чувства юмора. Анализ развития ребенка -- а тут онтогенез, несомненно, повторяет филогенез -- показывает: эстетическое отношение к окружающему миру, способность распознавать и оценивать красоту, изящество, грациозность, величавость, трагизм и комизм воспринимаемых предметов, действий и ситуаций, зарождаются у ребенка сравнительно поздно. Ибо эстетическим отношением -- и это давно уже и прочно установлено наукой -- является такое, в котором человек свободен от грубой практической потребности.

Чувства животного, а изначально и переживания ребенка, полностью  определены разнообразными жизненно-практическими  нуждами, процессом удовлетворения (или неудовлетворения) пищевого, полового и прочих инстинктов. Уже отсюда следует, что у нас нет научного права не только называть реакции  животного на звуковые и цветовые раздражения эстетическим чувством, но и усматривать прямую генетическую связь эстетического отношения  человека к миру с этими реакциями. И онтогенез, и филогенез доказывают с полнейшей убедительностью, что  изначально ни индивидуум, ни человечество не обладает эстетической восприимчивостью. Эстетическое сознание формируется  на сравнительно высокой ступени  родового и индивидуального развития человека, формируется в контексте культуры и знаменует качественный скачок от уровня биофизиологических, чисто животных удовольствий к уровню специфически человеческих духовных радостей, от уровня инстинктивных ориентации организма в природной среде к уровню социокультурных ценностных ориентации.

И все же, в эстетике XX столетия центральной становится мысль о  том, что эстетическое отношение  человека к действительности возникло в ходе развития и на основе общественной практики людей и представляет собой  итог длительного, развития человечества. Истоки эстетического отношения  человека к действительности обнаруживаются уже на стадии первобытного общества.

Если «отец палеолита» Г. де Мортилье считал первобытного человека, «узколобым дикарем» и отрицал наличие у последнего сколько-нибудь развитой духовности, то исследователи XX столетия смогли разглядеть в первобытности весьма обнадеживающие ростки духовности. Так, В.Е. Ларичев полагает, что эпоха первобытности являет собой захватывающе интересный пласт культуры, в том числе и эстетической.

Так, в практике межчеловеческих  связей значение поступков осмыслялось  как добро, благородство, справедливость, рождая нравственные ценности; вовлеченность  известных человеческих действий и  вещей в практику культа придавала  им религиозную ценность, а причастность определенных явлений к складывающимся взаимоотношениям социальных групп -- сословий, классов, партий, а затем и государств -- позволяла устанавливать политическую ценность таких явлений.

Заключение

Объективность эстетического. Содержательная форма как носитель эстетической ценности

Зададимся вопросом: а можно  ли оценить упорядоченность структуры  какого-нибудь предмета, отвлекаясь от того, какое содержание ее обусловливает? Ведь, например, тело животного организовано не так, как тело растения, математическая формула -- не так, как философское рассуждение, спортивный праздник -- не так, как военная операция. Форма, взятая сама по себе, или какой-то принцип ее организованности, рассматриваемый отвлеченно от содержания, -- скажем, «симметричность» может быть изучена, измерена, но не оценена, ибо в одном случае красива симметричная форма, а в другом асимметричная.

Г. Вельфлин показал, что в разных художественных стилях -- классицизме и барокко -- эстетической ценностью обладают противоположные принципы формообразования: симметрия и асимметрия, плоскость и глубинность, закрытая и открытая формы и т.д. Выходит, что эстетическая ценность формы определяется не какими-либо ее собственными структурными свойствами, которые описывает и изучает математика, а отношением формы к воплощаемому ею, выражаемому ею содержанию.

Опыт подтверждает, что  нельзя эстетически оценить форму, не соотнося ее интуитивно с ее содержанием: мы назовем параболическую кривую красивой, если рассматриваем ее как геометрическую фигуру, т.е. как выражение некоего  геометрического содержания; но стоит  нам воспринять ее как очертание  спины человека, и эта форма  покажется уродливой. У ели красива  ее симметричная структура, а ива  прекрасна именно своей асимметричностью. Показательно, как меняются представления о пропорциях прекрасно сложенного человеческого тела в зависимости от того, с каким биологическим содержанием они связаны: у мужчины и у женщины, у ребенка и у взрослого телесная красота выступает всякий раз в иных пропорциональных отношениях, структурах, формах; тем более различными оказываются эти формы и пропорции в фигуре человека и фигуре животного.