Российская журналистика в начале XX в

Многочисленные сообщения из провинции  становились основой материала  для отдела «Нам пишут», который  составлял M.M. Стопановский. В «Искре», разумеется, было много интересного и кроме этого обозрения провинциальной жизни, но отдел «Нам пишут» в первые годы издания журнала все же занимал важнейшее место. Он создавал «Искре» популярность, помогал проникать в самые глухие места, воспитывал читателя, который теперь не только пассивно воспринимал печатное слово, но все больше сознавал себя активным участником издания. По воспоминаниям современников, «Искра» в Петербурге играла как бы роль «Колокола», царские чиновники очень боялись «попасть» в «Искру». Курочкина же по праву называли «председателем суда общественного мнения».

Цензура препятствовала тому, чтобы  в журнале обличались крупные  чиновники, назывались города, где творится произвол и беззаконие. Редакция пошла  на хитрость и придумала условные имена, которыми постоянно пользовалась. Астраханский губернатор Дегай назывался в «Искре» Растегаем, псковский губернатор Муравьев — Муму, курский губернатор Ден – Раденом и т.д. Город Вологда получил название Болотянска, Вильно – Назимштадта, Воронеж – Хлебородска, Урожайска, Гродно – Зубровска, Екатеринослав – Грязнославля, Кострома – Кутерьмы и др. Читатель быстро научился узнавать города и подлинные фамилии чиновников. «Искра» била прямо в цель. Это понимали и в правительственных кругах. С №29 за 1862 г. отдел «Нам пишут» был запрещен. Но и после этого редакция изобретательно искала журнальные формы, чтобы напечатать письма своих корреспондентов.

Вместо обзоров «Нам пишут» появились  «Искорки», где читательские сигналы  получили воплощение в виде шуток, афоризмов, пародий, эпиграмм, и «Сказки современной  Шехерезады».

Другим постоянным публицистическим отделом «Искры» была «Хроника прогресса» – цикл передовых статей, начатый  в №5 за 1859 г. Его вел Г.3. Елисеев. Статьи из этого цикла помещались не в каждом номере. Елисеев предупреждал в первой статье: «...Когда не появится в «Искре» моей Хроники, значит, прогресс подвигается плохо. Если Хроника моя прекратится совсем, пусть разумеют они, что друзья человечества восторжествовали вполне. Тогда уж мне нельзя будет и писать»[86]. Высмеивая либерально-монархическую журналистику, Елисеев комментировал злободневные события русской жизни. Он пояснял: «Мое назначение состоит вовсе не в том... чтобы смешить, а в том, чтобы приводить людей, смеха достойных, в смешное положение, делать их удобными для смеха»[87]. И, надо сказать, со своей задачей Елисеев справлялся отлично.

Деятельным сотрудником «Искры»  был Н.С. Курочкин, старший брат В.С. Курочкина, литератор несомненного дарования, искренне преданный журналистике. Он так же, как Стопановский и Елисеев, принимал непосредственное участие в редакционной работе, писал для «Искры» статьи, стихи, занимался переводами. В 1862–1863 гг. в «Искре» печатались его фельетоны «Житейские выводы и измышления», в которых он защищал материалистические взгляды.

Очень большое место занимала в  «Искре» поэзия. Поэтические произведения, весьма разнообразные по жанрам –  от стихотворного фельетона и  пародии до лирического стихотворения  и песни, – составляли ядро журнала. И хотя полного идейного единства поэзия «Искры» не представляла, а  отдельные авторы затем резко  свернули вправо (Буренин, например, сотрудничая  в «Новом времени», показал себя заядлым шовинистом), в целом замечательными чертами стихов «Искры» являлись последовательный демократизм, любовь к людям труда, ненависть к  эксплуататорам. «Это был своеобразный фольклор тогдашней разночинной  интеллигенции, – писала Н.К. Крупская, – авторов не знали, а стихи  знали. Ленин знал их немало. Эти  стихи входили как-то в быт... Поэты  «Искры», их сатира имели несомненное  влияние на наше поколение. Они учили  всматриваться в жизнь, в быт  и замечать в жизни, говоря словами  Некрасова, «все недостойное, подлое, злое», они учили разбираться в людях»[88].

Задачи «Искры» были намечены уже  в объявлении об издании журнала, которое рассылалось при газетах  в конце 1858 г. «На нашу долю, –  говорилось в нем, – выпадает разработка общих вопросов путем отрицания  всего ложного во всех его проявлениях  в жизни и искусстве. ...Средством  достижения нашей цели... будет сатира в ее общем обширном смысле».

Политическая и эстетическая платформы  издания в объявлении четко не сформулированы, но главная тенденция  и жанровая специфика из него ясны. Первые же номера «Искры» показали, что «отрицание всего ложного» понималось редакцией как непримиримая борьба с самодержавно-крепостническим  строем, как защита интересов широких  масс людей труда. Сатира журнала  была обращена против всей системы  государственного строя России.

Уже в 1859 и 1860 гг. в «Искре» получает широкое развитие тема социального  неравенства. Она составляет идейное  содержание и публицистики Елисеева, и стихов В. Курочкина, и рассказов  Н. Успенского. В этом смысле представляет интерес словарь некоторых слов и выражений, опубликованный в №8 журнала за 1859 г. Слово «труд» определяется в нем так: «По мнению политэкономов  – капитал, по мнению людей практических – неизбежное отсутствие капиталов, с которым бы можно было жить без  всякого труда»; слово «собственность»  обозначает «для большей части пользование  тем, что не стоило никакого труда».

«Искра» всегда уделяла особое внимание городской теме, однако жизнь деревни, бедствия народа, отношение помещика к крестьянину как в дореформенный, так и в послереформенный период занимают в журнале видное место. В 1859–1860 гг. в «Искре» появилось много статей, стихов и рисунков, сатирически изображающих русских помещиков. Так, на одной из карикатур (1859, №30) изображена обычная для сельского быта тех лет сценка: барин сечет мужика, а барчонок отцовской тростью бьет дворовую девочку. При этом мамаша его уговаривает: «Ах, Митенька! Для чего ты бьешь так сильно, сломишь палку – папа будет сердиться». Поэт Вейнберг в стихотворении «Печально я гляжу на отчее именье» создает картину разорения дворянского гнезда «под тяжестью долгов и нераденья». Положение помещика он сравнивает с испорченным плодом, которому, чтобы упасть, нужен совсем небольшой толчок:

Так поздний плод, давно уже подгнивший,

Наружной свежестью обманывая глаз,

Висит еще, пока червяк, его точивший,

Спокойно ждет паденья близкий  час...[89]

В «Искре» было немало резких выступлений  против казнокрадства, взяток, подхалимства, невежества чиновников; беспринципности, враждебности народу суда; самоуправства  царской полиции. Все это делало журнал демократическим в самом высоком значении слова.

И все же твердо на революционно-демократические  позиции «Искра» становится лишь после объявления крестьянской реформы 1861 г. Раньше редакция журнала, неоднородная по своему составу, колебалась между  демократизмом и либерализмом, и  это сказывалось на издании в  целом.

Непоследовательность «Искры»  проявлялась в непонимании истинной цены царских реформ. Даже В. Курочкин в стихотворении «Через триста шестьдесят пять дней», напечатанном в первом номере «Искры» за 1859 г., с похвалой отозвался  о монархе, который якобы торопит  «зарю святого торжества идей», т.е. готовит крестьянскую реформу. Либеральные колебания «Искры»  обнаружились также в отношении  журнала к так называемой «обличительной литературе». «Искра» в это время  склонна была иронизировать по поводу критики «Современником» и «обличительной литературы», и «гласности», и либерализма. В фельетоне «Шестилетний обличитель» («Искра», 1859, №50) фигурирует некий юнец, который в мире только и признает, что статьи Добролюбова. Отец же мальчугана, человек положительный, представляющий позицию журнала, по этому поводу замечает: «Бов [псевдоним Добролюбова. – Ред.] и Розенгейм, хотя и враждуют друг с другом, а между тем они цветки, растущие на одной и той же ветке». Только не понимая сущности борьбы «Современника» против либерального обличительства, можно было высказать подобную точку зрения.

Нечеткость идейных позиций  «Искры» проявлялась и в других материалах, которые печатались журналом. На его страницах читатель встречал немало заметок, подобных тем, которыми пестрели либеральные газеты и журналы 60-х годов. Серии статеек и рисунков высмеивали одураченных мужей, модниц, светских болтунов и тому подобных персонажей.

Но если поставить вопрос, что же было в «Искре» главным, определяющим в 1859–1860 гг., то на него можно ответить только так – острая социальная сатира, беспощадное обличение крепостничества. Развиваясь, эта тенденция прочно утвердилась в журнале. В 1861 г. «Искра» становится изданием революционно-демократическим.

Четкость идейных позиций «Искры»  обнаружилась сразу же после объявления крестьянской реформы. Как и «Современник», она встретила манифест царя «проклятием  молчания». Очередной номер «Искры»  вышел не 7 марта, как обычно, а  только 17-го, и в нем не было ни слова о царском манифесте.

В дальнейшем редакция пыталась все  же напечатать материалы, из которых  читатель мог бы яснее понять позиции  журнала. Кое-что удалось провести сквозь рогатки цензуры, многое было запрещено. Так, не увидело свет подготовленное к публикации в 1862 г. небольшое стихотворение  П.В. Шумахера «Кто она?», написанное в  форме разговора крестьянина  со своим сыном. В ответ на вопрос, какова она, эта свобода, крестьянин отвечает:

Цыц! Нишкни! Пущай гуторют,

Наше дело сторона...

Вот возьмут тебя да вспорют,

Так, узнаешь, кто она[90].

Не появилось на страницах «Искры»  и несколько карикатур, авторы которых  в символической форме изображали бесправие крестьянина, формально  освобожденного от крепостной зависимости.

Из материалов, которые были опубликованы в журнале и явились прямым откликом на реформу, необходимо назвать  «Дневник отставного штаб-офицера», напечатанный в №26 за 1862 г., и ряд карикатур. «Рабство нигде более в христианских державах нетерпимо, – пишет автор  «Дневника», – но ведь это только игра словами. Если, по умному заключению Аристотеля, сама природа производит одних людей для господства, других для рабства, то бумажными постановлениями  рабства не уничтожишь». Намекая  на антинародный характер реформы 1861 г., автор продолжает: «Пусть и не будет  имени рабства, если этого требует  приличие, но можно ведь и умненькими мерами свободный народ прикрутить так, что он все-таки будет выполнять свое природное назначение»[91].

Разумеется, дело все-таки не только и  не столько в непосредственных откликах на царский манифест. Суть вопроса  в том, что после 19 февраля 1861 г. направление  «Искры», весь пафос ее вылились в  еще более резкое разоблачение произвола  и беззакония, в какой бы они  форме ни проявлялись. Журнал из номера в номер как бы проводил одну мысль: реформа ничего не изменила, положение  народа не улучшила, надо готовиться к  революционным действиям. «Мы вас  спросим, – обращался Стопановский к читателям, – если в болотистой, гнилой, пропитанной разной дрянью местности зарождается желтая лихорадка, превращаясь в губительную эпидемию, от которой люди гибнут, как мухи, то что тут больше надо винить: желтую ли лихорадку или дурную, вредную почву? Ответ сам собой вытекает простой и естественный. Уж ни в коем случае лихорадка не виновата».

Революционный демократизм «Искры»  проявился также в ее борьбе против «гласности» и либерализма. Совсем недавно четкой позиции в этом вопросе у журнала еще не было. Некоторые сотрудники даже не видели разницы между Добролюбовым и  Розенгеймом. Теперь – другое дело. Елисеев, В. Курочкин и другие высмеивают либеральную «гласность», показывают непоследовательность либеральной идеологии.

АВЕРЧЕНКО, АРКАДИЙ ТИМОФЕЕВИЧ (1881–1925), русский писатель, журналист, издатель. Родился 15 (27) марта 1881 в Севастополе. Отец – неудачливый мелкий торговец; ввиду его полного разорения Аверченко пришлось доучиваться «дома, с помощью старших сестер» (из автобиографии). В 1896, пятнадцати лет от роду, поступил конторщиком на донецкую шахту; через три года переехал в Харьков на службу в той же акционерной компании.

Первый рассказ, Уменье жить, был  опубликован в харьковском журнале  «Одуванчик» в 1902. Серьезной заявкой  литератора явился рассказ Праведник, опубликованный в Санкт-Петербурге в «Журнале для всех» в 1904. В  период революционных событий 1905–1907 Аверченко обнаруживает публицистический талант и предприимчивость, широко публикуя в недолговечных периодических  изданиях очерки, фельетоны и юморески и выпустив несколько номеров быстро запрещенных цензурой собственных сатирических журналов «Штык» и «Меч».

Издательский опыт пригодился ему  в 1908 в Санкт-Петербурге, когда он предложил редакции зачахшего юмористического  журнала «Стрекоза» (где еще в 1880 был опубликован первый рассказ  Чехова) реорганизовать издание. Став секретарем редакции, Аверченко осуществил свой замысел: с 1 апреля 1908 «Стрекозу» сменил новый еженедельник «Сатирикон». Как отмечал в статье Аверченко и «Сатирикон» (1925) А.И.Куприн, журнал «сразу нашел себя: свое русло, свой тон, свою марку. Читатели же – чуткая середина – необыкновенно быстро открыли его». Именно ориентация на читателя среднего класса, пробужденного революцией и живо интересующегося политикой и литературой, обеспечила «Сатирикону» его огромный успех. Помимо завзятых юмористов, таких, как Петр Потемкин, Саша Черный, Осип Дымов, Аркадий Бухов, к сотрудничеству в журнале Аверченко сумел привлечь Л.Андреева, С.Маршака, А.Куприна, А.Н.Толстого, С.Городецкого и многих других поэтов и прозаиков. Постоянным сотрудником «Сатирикона» и вдохновителем всех журнальных начинаний был сам Аверченко; становлением писателя первой величины была сатириконовская карьера Н.А.Лохвицкой (Тэффи). Помимо журнала выпускалась «Библиотека Сатирикона»: в 1908–1913 было опубликовано около ста названий книг общим тиражом свыше двух миллионов, в том числе и первый сборник рассказов Аверченко Веселые устрицы (1910), выдержавший за семь лет двадцать четыре издания.

В 1913 редакция «Сатирикона» раскололась, и «аверченковским» журналом стал «Новый Сатирикон» (1913–1918). Редкий номер прежнего и нового издания обходился без рассказа или юморески Аверченко; печатался он и в других «тонких» журналах массовой циркуляции, таких, как «Журнал для всех» и «Синий журнал». Рассказы отбирались, дополнительно редактировались и издавались сборниками: Рассказы (юмористические). Кн. 1 (1910) – сюда были заодно «сброшены» ранее, еще до «Сатирикона» опубликованные вещи; Рассказы (юмористические). Кн. 2. Зайчики на стене (1911), Круги по воде (1912), Рассказы для выздоравливающих (1913), О хороших в сущности людях (1914), Сорные травы (1914 – под псевдонимом Фома Опискин), Чудеса в решете (1915), Позолоченные пилюли (1916), Синее с золотом (1917). Выработался комплексный тип рассказа Аверченко, необходимым и характерным свойством которого является утрировка, расписывание анекдотической ситуации, доводящее ее до полнейшего абсурда, который и служит неким катарсисом, отчасти риторическим. Его гипертрофированные анекдоты не имеют и тени правдоподобия; тем успешнее используются они для мистификации и отстранения действительности, нужного «интеллигентной» публике (словцо «интеллигентный» было введено в широкий обиход при немалом содействии «Сатирикона»), которая во время «Серебряного века» старалась хоть немного ослабить мертвую хватку народнической идеологии: иногда для противодействия ей использовался даже доморощенный социал-демократизм, и следы его явственны в «Сатириконах».