Использования вымышленного языка «надсат» в романе Э. Бёрджесса и его специфика

Разными авторами неоднократно утверждалось, что искусственные языки сами по себе являются проявлением языковой игры, порождением особого игрового пространства, где игра протекает по собственным правилам ради себя самой, в особом семантико-ментальном направлении. Данное утверждение справедливо не только в отношении пародийных или юмористических языков (Sherzer 1974:19). Создание искусственного языка почти всегда оправданно. Как правило – идеологически. Языки Толкина, помимо своего функционирования в произведении художественной литературы, содержат еще и заключенное в них «эстетическое послание». Уильям Самарин, отказывая «псевдоязыкам» в когнитивной функции, отмечает, что они тем не менее оказывают сильное эмоциональное воздействие (Самарин 1969:72).

Склонность к порождению языков весьма часто встречающаяся  среди больных шизофренией относится к области исследования лингвопроектирования.  Есть немало свидетельств этого факта в научной литературе. При этом, под неофазиями (“Neophasien”) понимаются новообразованные языки с проработанной грамматикой и установленным вокабуляром. Порожденная таким образом речь несет какую-то значимую нагрузку, по мнению говорящего больного является фактом само собой разумеющимся. У больных шизофренией отмечалась тенденция воспринимать свои «псевдоязыковые», искаженные высказывания как полноценные, логически и формально завершенные (Navratil, 1966:144).

Проблема мотивации тесно граничит с таким понятием как оригинальность искусственного языка. Почти всегда в основании неофазии лежит материал уже существующих языков, или, во всяком случае, их существенные структурные элементы. Таким образом, если исследователь ставит задачей анализ действительно искусственных языков, то есть в большей или меньшей степени отличающихся оригинальностью, из сферы рассмотрения сразу выпадают всевозможные жаргоны, арго, «слова-бумажники» и авторские окказионализмы. Такие языки – для отдельной замкнутой группы людей – не есть новые языки в полном смысле (Налимов 1979). Речь в них идет не об изменении системы, с новыми грамматикой и синтаксисом, а об использовании имеющейся лексики при использовании необычных деривационных возможностей. В таких языках-«кодах» самый первый и естественный шаг – подмена уже существующей лексемы чужеродной. Несомненно кодовым языком был «Анималик» - первый изобретенный Толкиным язык. Еще более простым приемом в сокрытии смысла является открытое смещение в связке дифференциальных семантических признаков лексемы.

Наиболее употребительным приемом  разнообразных и разнофункциональных сленгов, жаргонов, арго, являются графологические манипуляции, которые привели к возникновению бесчисленных форм тайнописи, так как набор знаков и их способность варьироваться практически неограничен. В большинстве случаев в наибольшей степени преобразуется вокабуляр, реже изобретается новая грамматика, почти никогда не изменяется синтаксис. Фонологические изменения, как правило, ограничены установившимися фоносемантическими привычками и артикуляционными барьерами . Хотя набор лингвистических модификаций стандартен и ограничен, применяться они могут с совершенно противоположным эффектом.

Так, Эсперанто, наиболее часто упоминаемый в качестве образца искусственного языка, был разработан Людовиком Лазарусом Заменгофом при содействии его жены, Клары Зильберник, с целью максимально возможного снятия трудностей при его дальнейшем изучении. Таким образом, все изменения на уровне грамматики были направлены на ее упрощение и повышение ее гибкости. Основу вокабуляра составили слова из индоевропейских, преимущественно романских языков . На этом основании Эсперанто едва ли можно назвать оригинальным языком. Грамматика этого языка – грамматика романского языка без исключений. В целом же, в сравнении с другими новоязами, Эсперанто куда ближе к языкам-гибридам, таким как “pidgin” или “Lingua Franca”.

Волапюк, так же широко известный язык для интернационального общения, имеет гораздо больше оснований на то, чтобы считаться «искусственным», именно в силу своей «оригинальности». Несмотря на четко сформулированное назначение, этот язык в значительной степени – языковая игра ради себя самой, с одной стороны. С другой – продолжает линию поиска оптимальных способов выражения мыслительных категорий в речи.

Искусственные языки естественны на столько, насколько естественной для человека является способность к их сочинению и потребность в нем. Выделяют 3 класса искусственных человеческих языков. Первый, к которому относятся языки международного общения и языки-гибриды, есть результат потребности человека в коммуникации с одной стороны и необходимости преодоления языковых барьеров с другой. Эти языки обладают очевидной практической ценностью и созданы с целью выполнения функции обмена информацией.

Второй тип, а к нему относятся все философские проекты так называемых «совершенных» языков, исходит из внутренней, присущей человеческому сознанию потребности в систематизации, категоризации воспринимаемой реальности. Цель создания таких «совершенных» языков заключается в приближении к рациональной самоценной организации добытой информации, к «истинным» именам предметов и явлений окружающего мира.

Третья группа языков – языки эмотивные, к ним относятся различные проявления нонсенса, идеоглоссии и глоссолалии. При их создании человеком движет желание деформировать внешнюю форму языка или поиск альтернативных вербальных форм, что выражает переполняющие индивида эмоции или, в отдельных случаях (Кобзев, 1971).

«Искусственность» данных семиотических систем очевидна в их вторичности, так как они порождены индивидуальным, а не общечеловеческим сознанием путем деформации естественного языкового материала.

глава II. Использования вымышленного языка «надсат» в романе Э. Бёрджесса и его специфика

Среди множества примеров новояза особый интерес представляет языковой эксперимент Энтони Бёрджесса (псевдоним, под которым писал Джон Энтони Бёрджесс Уилсон) в романе «Заводной апельсин» (далее «ЗА» или «CO»). Эксперимент заключался в создании и включении в постмодернистский текст искусственного сленга. В отличие от реалистического романа Дж. Оруэлла, где использование вымышленного языка подчинено решению политической сверхзадачи автора, в «ЗА» благодаря «надсат» или «надцать» демонстрируется игровая природа постмодернистского текста.

На примере романа «Заводной апельсин» имеется возможность рассмотреть случай, когда использование вымышленного языка (в данном случае - сленга) становится основным фактором, определяющим перевод в поэтике художественного текста и его воздействие на читателя.

Уже в самом начале произведения, на его первой странице, читатель, знакомясь с характеристикой владельцев бара «Корова», погружается в стихию повествования, обладающего внешним сходством с английским языком, но в значительной степени состоящего из окказиональных слов неанглийского происхождения. Их изобилие оказывает на читателя воистину шо­ковый эффект: «(They) had no licence for selling liquor, but there was no law yet against prodding some of the new vesches which they used to put into the old moloko, and you could peet it with vellocet or synthemes or drencrom or one or two other vesches which would give you a nice quiet horrors how fifteen minutes admiring Bog And All His Holy Angels And Saints in your left shoe with lights bursting all over your mozg..."» (CO, 2000: 3). - «"Разрешения на торговлю спиртным у них не было, по против того, чтобы подмешивать кое-что из новых shtutshek в доброе старое молоко, закона еще не было,  можно было пить его с велосетом, дренкромом, а то и еще с кое-чем из shtutshek, от которых идет тихий baldiozh, и ты минут пятнадцать чувствуешь, что сам Господь Бог со всем его святым воинством сидит у тебя в левом ботинке, а сквозь mozgi проскакивают искры и фейерверки"» (ЗА, 2000: 16).

В своем известном исследовании постмодернистской литературы Б. Макхейл выделяет использование вымышленного языка как один из приемов конструирования художественного текста. Вымышленный язык (по терминологии исследователя, «антиязык») характеризуется следующим образом: «Антиязык — это специализированный дискурс отдельной группы, демонстрирующей отличия от нормы — от­личия от нормы в привычном негативном смысле (например, криминальная или тюремная субкультура) или в силу престижности рода деятельности (высшие армейские чины, религиозные мистики, возможно, даже поэты). Язык такой группы отличается от стандартного в той же степени, в какой поведение данной группы отличается от социальной нормы. Антиязык раз­вивается путём систематических трансформаций стандартного / норматив­ного языка, особенно ярко это проявляется в лексических процессах «релексикализации» (адаптации стандартного слова к специфическому, не­стандартному употреблению внутри группы) и «сверхлексикализации» (из­бытку полных и неполных синонимов понятий, особенно важных для дан­ной группы). Но дело даже не только в этом: «Антиязык по сути своей «диалогичен» в том смысле, который вкладывал в этот термин Бахтин, в нём заключена скрытая полемика со стандартным языком и привычным мировоззрением. Он создаёт эффект «противоположной» точки зрения на мир, «контрреальность», диалектически связанную с «действительной», «официальной» реальностью...» (McHale, I987: 168). Диалог между языком и антиязыком, реальностью и антиреальностью генерирует подлинную полифонию.

Бёрджесс не относил «ЗА» к числу своих лучших произведений. Его выход в свет в Великобритании в 1982 г. остался практически не заме­ченным, и только экранизация (реж. Стенли Кубрик) принесла «ЗА» миро­вую известность. Впоследствии роман был опубликован в США, правда, в несколько модифицированном виде: издатель снабдил его послесловием и глоссарием, но при этом исключил последнюю главу, несущую огромную смысловую и композиционную нагрузку. Любопытно, что сам автор не сопротивлялся подобному произволу издателя, и, комментируя его действия, заявил, что «ему лучше знать». Наличие двух версий текста обуславливает амбивалентную игровую ситуацию. Так как это позволяет принципиально по-разному его интерпретировать, и обуславливает постоянные споры меж­ду исследователями, критиками и переводчиками.

«ЗА» переведен на многие языки мира, в том числе на русский. В Советском Союзе читатели познакомились с романом в 1991 г. по публикации в журнале «Юность» в переводе Е. Синельщикова, который сопровождал­ся глоссарием, но также был лишен последней главы.

Сленг как проблема

Необходимо решить некоторые формальные терминологические проблемы, заключающиеся в определе­нии понятий «сленг», «кент», «арго» и «жаргон». Впервые в Советском Союзе проблема жаргона/арго была затронута еще в начале 30-х годов. В программном докладе «Западноевропейские элементы русского воровского арго» 1930 г. Б. А. Ларин использовал термины «арго» и «жаргон» как синонимы (Ларин, 1931).

Первый советский словарь военных сленгизмов, созданный Г. А. Судзиловским, вышел в 1973 г. Важной вехой в разработке данной проблемы стала концептуальная статья, помещённая в предисловии к словарю, где автор перечисляет и рассматривает основные свойства сленга и его отличие от общеупотребительного литературного языка (Судзиловский 1973).

Традиционно, в чисто прагматических целях термин «жаргон» прини­мается в качестве доминанты в тройке синонимов «жаргон - арго - сленг». Некоторые исследователи выделяют два терминологических смысла понятия «жар­гон» - строгий и нестрогий. В «Большом словаре русского жаргона» В. М. Мокиенко и Т. Г. Никитиной приводится следующее определение «жаргона», заимствованное из энциклопедии «Русский язык»: жаргон - это «социальная разновидность речи, характеризующаяся, в отличие от обще­народного языка, специфической (нередко экспрессивно переосмысленной) лексикой и фразеологией, а также использованием словообразовательных средств. Жаргон является принадлежностью относительно открытых соци­альных и профессиональных групп людей, объединенных общностью инте­ресов, привычек, занятий, социального положения и т.п. (например, жаргон моряков, летчиков, спортсменов, учащихся, актеров). В нестрого термино­логическом смысле «жаргон» употребляется для обозначения искаженной, вульгарной, неправильной речи (то же, что арго), но с пейоративной, уни­чижительной оценкой» (Скворцов, 1997: 129).

По классификации Ю. M Скребнева, сленгизмы принадлежат к сни­женному пласту слов, наряду с коллоквиализмами, жаргоном и вульгариз­мами. Причем в отличие от разговорных слов, сленгизмы и жаргонизмы от­личает установка на «намеренное стилистическое снижение» (Скребнев, 2000). Проблему разграничения жаргона и сленга он решает следую­щим образом. По его мнению, термин «жаргон» может быть применен только в отношении вариантов языка, принадлежащих определенной про­фессиональной или социальной группе, а «сленг» — в отношении слов, по­нятных любому носителю языка и употребляемых любым носителям языка в необходимом контексте. Таким образом, «сленг - это общий жаргон, дос­тупный любому носителю языка» (Скребнев, 2000:. 68).

В «Лингвистическом энциклопедическом словаре» (1990) термины «сленг» и «жаргон» не разграничиваются и определяются как «разновидность речи, используемой преимущественно в устном общении отдельной относительно устойчивой социальной группой, объединяющей людей по признаку профессии или возраста» (Лингвистический энциклопедический словарь, 1990).

Составители толкового общего словаря русского общего жаргона («Слова, с которыми мы встречались», 1999) полагают, что термины «городской жар­гон» и «сленг» синонимичны, только использование термина «сленг» при­нято в англо-американской традиции, а «городского жаргона» - в русской.

Оригинальную концепцию, объясняющую двойственную природу ар­го, предложил В. С. Елистратов. Учёный отмечает такие противоречивые свойства жаргона/арго/сленга, как, с одной стороны, принадлежность закрытой группе, с другой стороны, явление улицы, язык широких слоев. С учетом этого, В. С. Елистратов выделяет следующие стадии в развитии языка: 1) абсолютная закрытость; 2) приоткрытость (промежуточное состоя­ние); 3) абсолютная открытость. «В любой произвольно взятый момент раз­вития арго все три тенденции присутствуют одновременно, хотя и в разной пропорции» (Елистратов, 1994:  598-599).

В словарях, изданных на Западе, термин «сленг» (slang) определяется как «неформальный язык, который содержит искусственно созданные слова или привычные слова, которые применяются в непривычных значениях». Жаргоном (jargon) называется - "технический или специализированный язык, используемый представителями определен­ных профессий» а арго (argot) - «секретный, специализирован­ный язык» (Webster's Dictionary, 1993).

Из вышеупомянутого можно заключить что, почти все авторы сходятся в признании родственности значений терминов «жаргон», «арго» и «сленг». Является оправданным применение к вымышленному языку «надсат» всех трех синонимов, однако в прагматических целях выбор останавливается на термине «сленг», так как сам автор использовал его по отношению к придуманному им языку.