Падение царевны Софьи

 

Но, увы! «Царское время» Софьи истекало.

«Зазорное лицо»

 

Ее постоянные стычки с взрослеющим сводным братом Петром давали обоим понять, что скорее всего дело добром не кончится. Взаимные обиды нанизывались одна на другую. Софья была оскорблена тем, что Петр отказался «по-царски» принять возвратившегося из Крыма Голицына. Петра возмутило, что она посмела участвовать в соборном Крестном ходе, что для женщины было недопустимо. Когда же он остывал, мать Наталья Кирилловна показывала ему различные официальные бумаги, подписанные Софьей, на что она фактического права не имела. И досада Петра неуклонно крепчала. Софья вместе со своим окружением с подозрительностью поглядывала в сторону села Преображенское, где уже женатый государь упражнялся со своим «потешным» войском, которое на самом деле могло оказаться прекрасным оружием для смещения ее с трона.

 

И Софья решила упредить удар. Для этого надо было убрать с дороги Петра. Как и в первый удачный для себя раз, она сделала ставку на стрельцов. Казалось, осечки не будет — теперь во главе их стоял ее верный слуга Федор Шакловитый. Из покоев Софьи в стрелецкие полки поползли слухи, что Нарышкины опять обижают Милославских: обещают-де не только «извести» царевича Ивана, но называют «великую государыню царевну «девкою», не ставят ее ни во что. Но желаемого озлобления против ненавистных ей Нарышкиных вызвать не удалось: стрельцы всегда имели претензии к обоим противоборствующим семействам. И как ни старался Шакловитый, ему не удалось добиться от стрелецких начальников подписей на челобитной с просьбой, чтобы Софья венчалась на царство.

 

Между тем как Кремль, так и Преображенское жили в напряженном ожидании близкой развязки. В такой ситуации любая ложная тревога, чей-то пьяный клич могли сыграть роль горящей тряпки, брошенной в пороховой погреб. Так и случилось. В ночь с 7 на 8 августа 1689 года кто-то пустил слух, что «потешные» из Преображенского идут в Кремль извести «государыню-царевну». Суета и бряцание оружием среди стрельцов, которые готовились к отражению атаки, ввели в заблуждение сторонников Петра. Те помчались в Преображенское с вестью, что стрельцы идут на него.

 

Страх, испытанный Петром во время первого стрелецкого мятежа и учиненной в его ходе резни Нарышкиных, овладел им с новой силой. И вот 17-летний Петр, бросив мать, беременную жену Евдокию и своих «потешных», вскочил на лошадь и в одной рубашке умчался в Троице-Сергиеву лавру. Лишь на следующий день к нему, нашедшему защиту у архимандрита, подтянулось «потешное войско», оставшиеся ему верными стрельцы и мать Наталья Кирилловна. Так образовалось два непримиримых лагеря: Софьин — в Кремле и Петров — в Лавре.

 

Софья обратилась к патриарху с просьбой посодействовать смягчению ситуации. Но тот напомнил ей, что она всего лишь правительница при государях, подтвердив тем самым свою верность законным государям: Петру и Ивану. Несколько ободренный Петр написал брату: «Срамно, государь, при нашем совершенном возрасте, тому зазорному лицу государством владеть мимо нас». Он призывал брата «государство наше успокоить и обрадовать вскоре» жестко и окончательно, показав кто есть кто.

 

Василий Васильевич Голицын, большой дока в государственных вопросах, не мог не понимать, что «сидение на троне» дамы его сердца — нелегитимно. Но в создавшейся ситуации ничем помочь ей не мог. Более того, ему было совершенно ясно, что предстоящее падение Софьи увлечет в бездну и его, что приведет не просто к окончанию блестящей карьеры, но и, возможно, к плахе. К чести его, надо сказать, что он не сделал ни малейшей попытки уйти от печальной участи.

 

Между тем пристыженные голосом патриарха стрельцы пришли к «зазорному лицу», Софье, с требованием выдать им их начальника, склонявшего их к государственной измене и даже убийству «государя Петра». Ей ничего не оставалось, как выдать Шакловитого, который вскоре был отправлен в Лавру, а затем казнен.

 

Дальше Софья начала стремительно терять сторонников. Как-то незаметно ее покидали недавно клявшиеся в верности бояре, крупное и мелкое начальство, как обычно облеплявшее ступеньки трона. Стрельцы устроили ехавшему в Москву Петру покаянную встречу, положив в знак покорности свои головы на плахи, выставленные вдоль дороги.

 

Прошел лишь месяц с начала открытого противостояния Софьи, семь лет весьма активно правившей государством, и Петра, практически не выезжавшего из Преображенского, и тем не менее уже всем казалось странным, как это они почитали за государыню всего-навсего женщину, так ловко вывернувшуюся из мрака терема на свет Божий...

Конец

 

В конце сентября 1689 года Софья по приказанию Петра была заключена в Новодевичий монастырь. Отстраненная от власти и государственных дел, бывшая правительница, которой исполнилось 32 года, вполне могла бы заняться еще одним делом, к которому у нее был талант, — писательством. Николай Михайлович Карамзин, читавший в рукописи одно из ее произведений, пришел к мнению, что «царевна могла бы сравниться с лучшими писательницами всех времен, если бы просвещенный вкус управлял ее воображением».

 

Но отлучение от всего, что составляло суть азартной, неукротимой натуры Софьи, свело на нет все ее устремления. Любое иное занятие казалось ей теперь мелким, никчемным, недостойным той высоты, с которой она только что была сброшена. Как, в каких занятиях коротала она свои монастырские дни — неизвестно. Но в 1698 году повеяло надеждой — в отсутствие Петра стрелецкие полки, предусмотрительно, как ему казалось, расквартированные им в отдалении от Москвы, решились пойти походом на Первопрестольную.

 

Целью этих «пакостников», как называл их Петр, было вернуть на престол Софью, а не жаловавшего их государя, коли явится из-за границы, «извести».

 

Срочно возвратившийся Петр железной рукой подавил мятеж. Столица превратилась в кровавый эшафот. Девять лет не видевший обитательницу Новодевичьего монастыря брат явился к ней для последнего объяснения: улик в том, что Софья была причастна и к этому выступлению, было предостаточно.

 

Ее «первому галанту» двоюродный брат Борис Алексеевич — сподвижник Петра, вымолил жизнь, и Василий Голицын отделался ссылкой в Каргополь, а три года спустя его отправили в еще более отдаленные места — в архангельское село Кологоры.

 

Голицын пережил Софью на 10 лет и умер в 1714 году в возрасте 71 года. Судьба сосланной вместе с ним семьи сложилась трагически. Не вынеся тягот ссылки, старший сын Алексей с годами впал в тихое помешательство, да и внука Голицына, Михаила, также ожидала незавидная участь — в 40 лет он был произведен в придворные шуты императрицей Анной Иоанновной. Это для его «шуточной» свадьбы с карлицей Евдокией Бужениновой был построен знаменитый «Ледяной дом».

 

Софья же была обречена на пожизненное пребывание в монастырских стенах. После подавления неудавшегося стрелецкого бунта бывшая правительница по приказу Петра была пострижена в монахини под именем Сусанны. Незадолго до смерти она приняла схиму и вернула себе имя Софья. Скончалась царевна 4 июля 1704 года в возрасте 47 лет, обретя вечный покой в Смоленском соборе Новодевичьего монастыря 

Правление царевны Софьи Алексеевны

 

С 16 мая 1682г. началось правление царевны Софьи Алексеевны. Были произведены важные назначения. Князь Василий Васильевич Голицын стал начальником Посольского приказа, князь Иван Андреевич Хованский — Стрелецкого приказа, боярин Иван Михайлович Милославский — начальником Иноземного, Рейтарского и Пушкарского приказов.

 

Софья полностью контролировала ситуацию в столице. Родственники Натальи Кирилловны либо были убиты, либо чудом сбежали из Москвы. Отца ее, Кирилла Полуэктовича, по челобитной стрельцов к «Великому Государю и Государыням Царевнам», постригли указом Великого Государя. Мать Петра изолировали ото всех.

 

Правительница хорошо наградила стрельцов. Она повелела выплатить им сверх жалования по 10 рублей каждому и приказала устроить только для стрельцов распродажу по самым низким ценам «животы боярские и остатки опальные». Софья приказала им очистить улицы Москвы от трупов, они сделали это беспрекословно. Она наградила стрелецкое войско почетным названием «Надворная пехота».

 

Но Петр еще оставался единодержавным правителем. В любую минуту власть Софьи могла поколебаться. Правительница через князя И. А. Хованского, первые несколько недель преданного ей, договорилась со стрельцами еще об одной сделке, и 23 мая победители и «многие чины Московского государства» (которые за неделю просто физически не могли быть опрошены из-за дальности расстояний между городами) пожелали, чтобы на престоле восседали оба брата — Петр и Иван. Челобитная, врученная И. А. Хованским царевне Софье, заканчивалась грозно: «Если же кто воспротивится тому, они придут опять с оружием и будет мятеж немалый».

 

Царевна выслушала И. А. Хованского, собрала в Грановитой палате высших чиновников государства и коротко изложила им «требование стрельцов». Бояре, думные дворяне, думные дьяки и окольничие покорно закивали головами: «Согласны! Согласны!».

 

Софья созвала Собор, но здесь произошла заминка. Некоторые люди посчитали, что двоевластие ничего хорошего стране не даст. В ответ их противники развили на Соборе целую теорию о пользе и выгоде такого способа государственного правления. В самом деле, одному царю трудно управлять большой страной. Двум — гораздо легче! Один идет с войском в поход, а другой правит государством. Очень мудро придумали стрельцы!

 

Софья и на этом не остановилась. И через два дня стрельцы потребовали, чтобы Ивана сделали первым царем, а Петра — вторым. 26 мая Собор требование их полностью удовлетворил. Это был бесконечный Софьин спектакль.

 

 

 

Цари Иван и Петр Алексеевичи и правительница Софья Алексеевна (с рис. В. Верещагина)

 

Уже 29 мая стрельцы вновь явились с требованием, чтобы «правительство, ради юных лет обоих государей, вручить сестре их». По -женски глупую ошибку совершила «мудрая», как ее называют некоторые историки, Софья. Разве можно было царевне унижать двор, потомственных бояр, патриарха, царей и царицу, которые, получив от стрельцов суровый наказ, вынуждены были просить, умолять Софью Алексеевну принять правление? Она держала в руках удачу, но в неумелых руках удача может натворить много бед.

 

Софья жеманилась, не соглашалась, играла роль; а ее упрашивали чуть ли не со слезами на глазах. А она опять кокетничала, и наконец-то согласилась. «Для совершеннаго же всем утверждения и постоянной крепости», она повелела во всех указах имя свое писать вместе с именами царей, не требуя другого титула, кроме «великой государыни, благоверной царевны и великой княжны Софии Алексеевны».

 

Стрельцы, не чувствуя меры, потребовали от Софьи морального вознаграждения за великие зверства и за услуги, оказанные ей. И она не смогла отказать бравым воинам. 6 июня Софья вручила стрельцам жалованную грамоту, скрепленную красной печатью и подписями первого царя Ивана и второго царя Петра, в которой бунт 15—16 мая 1682 г. называли «побиением за дом Пресвятые Богородицы». В честь славного подвига стрельцов было приказано установить неподалеку от Лобного места каменный столб с длинным списком преступлений людей невинно убиенных ими. На этом же «монументе смерти» было строжайше запрещено называть стрельцов нехорошими словами. Каменный столб установили. На него прикрепили жестяные доски с надписями. Стрельцы были довольны. И Софья тоже. Она стала единолично править страной. Гордая, надменная, властная, Софья производила впечатление уверенной в себе и всесильной регентши. Но величие это было обманчивым!

Раскольники

 

Уже в июне подняли головы раскольники. Среди стрельцов их было немало. Князь И. А. Хованский заигрывал с ними, часто вспоминая свою родословную, которая велась якобы от самого Гедимина. Софья, побаиваясь воинов, не смогла решительно пресечь попытки раскольников вернуть в церкви старые порядки и обряды.

 

Дело дошло до того, что Никита Пустосвят (единомышленник протопопа Аввакума) навязал ей идею короновать Ивана и Петра по старым обрядам. Трудолюбивый Никита напек просфоры и 25 июня понес их к Успенскому собору, куда со всей Москвы и ближних ее окрестностей спешили люди. «Наша взяла!» — было написано в счастливых глазах раскольника. Но вдруг он оказался в плотном заторе перед Красной площадью и пробиться к Успенскому собору не смог.

 

Обидная осечка лишь раздразнила староверов. Но ничего страшного, можно будет и перекороновать царей.

Диспут о вере и религии

 

В Москве собирались раскольники. И. А. Хованский играл с ними в ту же игру, в какую совсем недавно царевна Софья играла со стрельцами. Потомков Гедимина уважали в Европе. Старообрядцы могли сослужить И. А. Хованскому хорошую службу. Софья, нуждаясь в военной силе, разрешила раскольникам, за которых тот просил, устроить в Грановитой палате диспут о вере и религии. Но потребовала, видимо, из чисто женских соображений, чтобы эта важная акция проходила в ее присутствии.5 июня в Грановитой палате состоялся диспут. Хотя, строго говоря, никакого диспута не было и быть не могло.

 

Раскольники и сторонники патриарха Никона договориться между собой не смогут никогда. Софья это не понимала, да ее и не интересовали проблемы раскольников. Ее интересовала проблема власти. Она попыталась навязать свою волю собравшимся, но Никита Пустосвят ловко увернулся от ее вопроса: «Зачем они (раскольники) так дерзко и нагло пришли во дворец?».

 

И стал спорить с патриархом и архиепископом Холмогорским Афанасием, с которым в конце чуть не подрался. Стрельцы были на месте. Затем Никита, не обращая внимания на резкие внушения Софьи, грубо отозвался о Симеоне Полоцком. Правительница осадила его. Пустосвят, упорно продолжая свое дело, сказал, что еретик Никон поколебал душою царя Алексея Михайловича.

 

 

 

Прения раскольников в Грановитой палате (с рис. Н. Дмитриева)

 

Тут уж Софья (она твердо стояла на позициях официальной Православной церкви) совсем разгорячилась, всплакнула и ляпнула: «Нам нужно оставить царство и отправиться к христианским королям!». И тут же из толпы раскольников раздался довольный голос: «Вам, государыня, давно пора в монастырь. Полно царство мутить. Для нас двух царей достаточно, были бы они здоровы да крепки умом. А без вас в государстве пусто не будет!»