На
развалинах города Булгара и
в его окрестностях Ш. Марджани
побывал несколько раз. Историк описал некоторые
памятники Волжско-Камской Булгарии. Известны
также его глубоко прочувствованные философские
стихи об эстафете поколений, которые
он написал в 1860 г. на стене малого минарета.
Деятельность
Ш. Марджани по изучению истории местного края привлекла
внимание В. В. Вельяминова-Зернова, который
в своем труде приводил тексты двух писем
Ш. Марджани, адресованные Хусаину Фаизхано-ву,
где ученый дает расшифровку надписей
на надмогильных камнях. Причем из замечаний
Вельяминова-Зернова явствует, что интерпретация
Ш. Марджани, наиболее правильная по сравнению
с толкованием как его предшественников,
так и современников.
И
последующие ученые подчеркивали
высокую эрудицию исследователя
в чтении эпиграфических памятников
XIII-XVIII вв.
Подобно
таким знаменитым путешественникам,
как ал-Иакуби и ал-Масуди, добывшим
свои обширные познания не
только в тиши своих келий,
но и в результате длительных
путешествий, Ш. Марджани тоже
предпринимает в 1880 г. путешествие
в Турцию и в страны арабского Востока. Официально
поездка являлась паломничеством в Мекку.
Но как явствует из записей Ш. Марджани,
она была далеко не ординарным путешествием
рядового хаджи.
Обладая
разносторонними познаниями, тонкий
наблюдатель, он во время этого
путешествия представлял собой
настоящего ученого, стремящегося к знаниям,
к эксперименту. Так, например, он записывал
названия даже мельчайших населенных
пунктов, расстояния между ними, интересовался
нравами и обычаями населения. В Стамбуле
Ш. Марджани снял копии с надписей на куполе
мечети султана Селима, встретился с автором
сборника "Чагатайский и османский
языки" ученым Куд-ратулла ал-Кандузи,
а в Каире скопировал надписи на стенах
мечети Мухаммеда Али, навестил египетского
ученого Махмудбека ал-Фаллаки'.
Представляет
интерес описание им египетских
пирамид, которые он шутливо
сравнивает со скирдой ржи.
Красочны и вместе с тем
злободневны для тех времен
его зарисовки, касающиеся затворничества
египетских женщин.
При
посещении исторических мест
в Каире он своей осведомленностью
приводил в изумление гидов-египтян, которые
откровенно признавались, что они впервые
от Ш. Марджани узнают о Египте много нового.
Он
не только побывал в таких
городах Передней Азии, ближнего
Востока и Африки, как Стамбул, Измир, Бейрут, Дамаск, Каир,
Суэц и другие, но и занимался в Александрийской
библиотеке, посетил книгохранилище Хамидия
в Турции, где сделал выписки из редких
изданий, а также оставил ему в дар свои
книги. Небольшая деталь для характеристики
Ш. Марджани: во время этой поездки он встречался
с крупными учеными и довольно прогрессивными
государственными деятелями Турции - Муниф-пашой,
Джаудат-пашой, Асим-пашой и другими. Его
хотели представить также турецкому султану
Абдул-Хамиду II (правил в 1876-1909 гг., заслужил
политикой угнетения народов Османской
империи прозвище "кровавый"). Однако
Ш. Марджани "не нашел времени" для
встречи с ним. Сам он об'ясняет это тем,
что не хотел отстать от своих попутчиков.
А ведь его современники, вельможи, как,
например, Салимгирей Тевкелев, будучи
в Турции прежде всего домогались аудиенции
у султана.
Наконец,
это путешествие дало ему возможность
посетить крупные города России
- Москву, Киев, Нижний Новгород, Одессу,
Курск.
Благоприятное
влияние на формирование взглядов историка оказывают
знакомство и постоянное общение с русскими
учеными и общественными деятелями.
Известно,
что появление прогрессивных
мыслителей у татар, как Курсави
и Марджани, это в конечном
счете результат взаимосвязей
русских и татар на основе складывающихся капиталистических
отношений. Они из-за исторически сложившихся
условий, особенно в силу близости татарского
населения к экономическим центрам России,
были настолько ощутимы, что "российская
ориентация взяла верх над восточной и
"в первой половине XIX века впервые оформляется
татарская общественная мысль в произведениях
Курсави, "Утыз-Имяни и Марджани, направленная
против восточной схоластики, против исключительно
религиозного образования, против чиновничества,
т. е. против того же крепостничества".
Ш.
Марджани считал необходимым
знакомить с жизнью своего
народа и русских. Он находился
в постоянном общении с русскими
учеными, оказывал им содействие
в сборе памятников истории
и культуры татарского народа
и в подготовке трудов о
его прошлом.
Связи
и постоянное общение с учеными
Казанского университета расширили
кругозор историка, способствовали
его ознакомлению с русской
и западноевропейской культурой
и литературой.
Ш.
Марджани был в весьма хороших,
даже приятельских отношениях с членом-корреспондентом
Академии наук профессором И. Ф. Готвальдом
(1813-1897) и академиком В. В. Радловым. Иностранных
ориенталистов или туристов, приезжающих
в Казань, И. Ф. Готвальд, как правило, знакомил
с Марджани как представителем местных
ученых.
В
библиотеке Готвальда и поныне
встречаются "любовно переплетенные
в один томик брошюры и статьи
Шигабутдина Марджани". Ш. Марджани
поддерживал также творческие
связи с первым востоковедом
среди русских женщин, переводчицей
произведений А. С. Пушкина и М. Ю. Лермонтова на
турецкий язык О. С. Лебедевой. Все это
способствовало в определенной мере приобщению
татарского ученого к русской и европейской
культуре. Например, под влиянием В. В.
Радлова он прививает своим дочерям любовь
к музыке, а через И. Ф. Готвальда обучает
их языку иврит, так как и сам был большим
охотником до изучения различных языков
и письменностей.
Русский
язык Ш. Марджани знал, хотя
и не в достаточной степени.
Примечательно, за три дня до
смерти он вручил своему ученику
книгу на русском языке, чтобы тот,
используя ее как источник, завершил начатую
им самим работу.
Исследователи
отмечают, что в библиотеке Марджани
было много произведений русских
историков и что для освоения
их он часто прибегал к помощи
М. Мах-мудова и М. Аитова, которые значительно
лучше знали русский язык и сами увлекались
историей местного края. Доказательство
этому - содержание письма Мухамед-зяна
Аитова к Ш. Марджани, датированное 12 марта
1864 г., которое было обнаружено Г. Губайдуллиным
среди черновиков I тома "Мустафад ал-ахбар...".
Творческое- содружество Ш. Марджани с
М. Аитовым и М. Махмудовым отмечено и другими
исследователями.
Как
видно, Ш. Марджани не была
присуща замкнутость, характерная
для большинства представителей
татарского духовенства. Экзотическая фигура
ученого в белой чалме и в зеленом чапане
довольно часто привлекала внимание русских
ученых на заседаниях Общества археологии,
истории и этнографии при Казанском университете.
Ш. Марджани активно участвовал в работе
IV Всероссийского с'езда археологов, состоявшегося
в 1877 г. в Казани, где выступил со специальным
докладом по истории Булгара и Казани.
Это первый случай выступления татарских
ученых на Всероссийском научном форуме.
Р.
И. Нафигов, изучивший поволжскую
печать этого периода, сообщает
интересный факт, что Ш. Марджани
принял в марте 1876 г. у себя
дома в Татарской слободе всемирно
известного ученого, автора труда
"Жизнь животных" А. Брема,
который посетил Казань в составе германской северо-полярной
научной экспедиции, направлявшейся в
Западную Сибирь. А. Брема и его коллегу
Ф. Финша сопровождал В. Радлов. А. Брем
говорил с Марджани по-арабски, удивив
и своего собеседника и еще более шакирдов
медресе.
Необходимо отметить, что Ш. Марджани постоянно
стремился быть на уровне той науки, для
которой он неустанно трудился. Уже в зрелом
возрасте, завершая в Казани свои исторические
труды, он явно ощущал отсутствие первоисточников,
так как материалы, собранные им во время
11-летнего пребывания в Средней Азии, нуждались
в уточнении. Поэтому он всячески стремился
связаться с учеными Петербурга. В этом
отношении большую услугу ему оказал Хусаин
Фаизханов. Поскольку роль этого человека
в формировании исторических взглядов
Ш. Марджани значительна, следует остановиться
на нем несколько подробнее.
 X. Фаизханов
до приглашения его в Петербургский
университет преподавателем татарского
и турецкого языков учился
у Марджани. Причем исследователи
подчеркивают, что "уроки Ш.
Марджани... помогли X. Фаизха-нову
в дальнейшем развитии, становлении его
научного мировоззрения. Письма X. Фаизханова
из Петербурга своему учителю показывают,
что всю свою жизнь он питал чувство признательности
к Ш. Марджани".
Придавая
существенное значение X. Фаизханову в привитии
Ш. Марджани европеизированного мировоззрения
и научных навыков русских ученых, Р. Фахрут-динов
писал, что преподаватель университета
Гали Мах-мудов и ученик Марджани Хусаин
Фаизханов были как бы связующим звеном
между учеными Казем-беком, Радловым и
Марджани. "Хусаин Фаизханов был настолько
предан Ш. Марджани,- отмечал Р. Фахрутди-нов,-
что если узнавал что-либо или слышал новое
или видел новую книгу, сразу же сообщал
об этом своему учителю Ш. Марджани".
Сам Марджани,
вспоминая о своем ученике, с благодарностью
говорил: "Вначале я был против переезда
Хусаина в Петербург и старался отговорить
его от этого намерения, но своего не добился,
он уехал. Но потом его работа в Петербурге
мне очень помогла".
Ни разлука,
ни время, ни расстояние не поколебали
взаимной привязанности этих людей. Дружба
между этими учеными является образцом
чистых и высокочело-веческих отношений.
Их об'единяли общая идейная позиция, общая
цель - освобождать свой народ от невежества,
способствовать его просвещению. Немаловажным
фактором, обеспечившим прочные взаимоотношения
этих людей, является их твердое убеждение
в правоте своих взглядов и устремлений.
В Петербурге X.
Фаизханов был в дружеских
отношениях с востоковедами В.
В. Вельяминовым-Зерновым, Б. А. Дорном,
П. И. Лерхом, Шейхом ат-Тантави. Как свидетельствуют
источники, найденные в последнее время,
Х Фаизханов тесно общался также с такими
демократически настроенными общественными
деятелями и выдающимися просветителями,
как В. В. Стасов, Ч. Ч. Валиханов и Ибрагим
Алтынсарин. Вращаясь в петербургских
научных кругах, X. Фаизханов постоянно
держит в курсе дел своего учителя. Через
X. Фаизханова устанавливается сотрудничество
между Ш. Марджани, В. В. Вельяминовым-Зерновым
и Шейхом ат-Тантави. Доказательство этому-содержание
писем Фаизханова к Марджани.
Разумеется, что
Фаизханов также испытывал на
себе благотворное влияние Марджани.
Мы не ставили себе цель
выяснить характер и степень
этого влияния, так как это
не входит в нашу задачу. Однако
при изучении их переписки бросается в
глаза характерная особенность. В своих
письмах к Фаизханову Ш. Марджани затрагивает,
как правило, общемусульманские проблемы:
вопросы философии, юриспруденции и т.д.,
а также дает консультации своему ученику
по тем или иным сложным вопросам мусульманской
догматики.
Чтобы
не быть голословным, приведем
выдержки из письма Марджани
к Фаизханову, в котором, не
отвергая религию в целом, Ш.
Марджани уже тогда с немалым
полемическим задором высмеивал
враждебные позиции реакционного духовенства по
отношению к научно-философским знаниям
и их представителям. Например, высмеивая
такфир как универсальное средство, к
которому прибегают мусульманские фанатики,
чтобы очернить передовых представителей
науки, Ш. Марджани иронически замечает:
"Некто Абу Марра говорил, что, если
кто-нибудь заявит, что в Бухаре столько-то
стен кривы и косы, того непременно постигнет
божья кара. Поскольку сейчас нет недостатка
в охотниках перебор-щать и перегибать
палку, то, следовательно, немудрено, что
для обвинения в неверии в книгах фетвы
отыщется какая-нибудь да легенда".
Из
переписки двух ученых явствует,
что Фаизханов был в курсе
всех творческих планов Марджани,
своевременно знакомился с произведениями
последнего, помогал ему советами, а также
непосредственно оказывал помощь своему
учителю при создании им исторических
трудов. Совершенно правы, на наш взгляд,
составители биобиблиографического словаря
отечественных тюркологов, считающие
X. Фаизханова "...сотрудником Марджани
в составлении трудов по истории татар".
Нет
ни одного письма X. Фаизханова
к Ш. Марджани, в котором не
шла бы речь о тех или
иных книгах справочного характера, которыми снабжал он своего
учителя. Или же по просьбе Ш. Марджани
он сам делал выборки из книг для его исторических
сочинений. Например, в одном из писем
Фаизханов сообщает, что в библиотеке
университета имеется три тома Джабарти,
которые он намеревается достать через
Шейха ат-Тантави, будучи с ним знаком.
Фаизханов высказывает опасение, что библиотекарь
барон П. И. Демезон не даст Тан-тави рукопись,
если узнает, что это для него.
В
другом письме X. Фаизханов сообщает:
"Из Кашф аз-зунун" пока
выборку не сделал. Если поеду в Ваши
края весной, захвачу с собой".
Благодаря
Фаизханову Марджани своевременно
знакомился с новинками арабской
литературы, с деятельностью главных
представителей ее возрождения,
таких, как Насиф ал-Иазиджи
(1800-1871), Бутрусал-Бустани (1819-1883), Ахмед Фарис
аш-Шидйак (1805-1887) и др.
Например,
в своем письме к Фаизханову
Марджани пишет, что некоторые
произведения Фариса аш-Шидйака
прочитаны, и напоминает ему
его обещание выслать остальные.
Плодотворное
сотрудничество двух ученых характеризует
также письмо, написанное Фаизхановым
в ноябре 1864 г., т.е. за два года до своей
смерти, в котором, затрагивая вопросы
этногенеза народов Поволжья, он излагает
Марджани свою гипотезу относительно
происхождения булгар. Из письма явствует,
что в вопросах этногенеза, которые являются
в "Мустафад ал-ахбар..." как бы ключевыми,
ученые постоянно советовались и придерживались
одной версии. Например, X. Фаизханов сообщает,
что относительно истории Булгар имеется
сборник Френа.
Касаясь значения слова
"саклаб", "сакалиба", X. Фаизханов
продолжает, что, поскольку это слово означает
по-арабски "белокурый" и "русый",
вполне вероятно, что под ним подразумеваются
финны или другой народ, состоящий из финских
и тюркских компонентов. В одной из книг
Френ пишет "На вопрос: "Что вы за
народ? Кто такие булгары?"- они ответили:
народ, рожденный от турок и сакалиба".
Это
непосредственно подтверждает нашу
(разрядка наша.- М. Ю.) гипотезу. Вывод:
слово булгар означает смешение,
смесь, т. е. является названием нации,
состоящей из тюркских и финских компонентов.