Алексеев Ю. Г. Государь всея Руси

Но догнать проворного Дмитрия Юрьевича не уда­лось. Он бежал  налегке, по Двине, спустился далеко вниз, а оттуда кружным путем добрался до гостепри­имного Новгорода. Дойдя  до устья Ваги и узнав о бегстве Шемяки, воеводы великого князя повернули в обратный путь — вверх по Ваге и Кокшенге. Войска соединились в Вологде.

Нелегок был зимний поход  — последний поход фео­дальной  войны, первый настоящий боевой поход  вели­кого князя Ивана. Многие сотни километров по су­ровому северному краю прошел он со своими войска­ми. День за днем, неделю за неделей шли войска по занесенным снегом лесам, по замерзшим руслам рек, по лесным дорогам через волоки — перевалы. Впервые перед ним открылись необъятные просторы Русской земли. Увидел он впервые и кровавые сцены войны. На Кокшенге, притоке Ваги, жило языческое племя кокшаров. Средневековый человек, слышавший в церк­ви проповеди о любви к ближнему, не знал пощады к своим врагам, а иноверцев, тем более язычников, не признавал за людей. Вот и отмечает бесстрастный ле­тописец: великий князь Иван, «воюючи, город Кокшенский взял, а кокшаров секл множество»7. Ни осужде­ния, ни одобрения — обычный факт средневекового бытия. В суровой школе жизни феодального государя был преодолен еще один важный рубеж.

4 июня совершилось  и другое важное событие: «женил  князь велики сына своего, великого  князя Иоанна, у великого князя  Бориса Александровича Тферьского»8. Десятилетняя Мария Тверская  превра­тилась в великую княгиню  Московскую.

Средневековье не удивлялось ранним бракам. Ре­шающее значение в данном случае имели династиче­ские, политические интересы. Феодальная война  дого­рала. Москва вышла из нее победительницей, но была сильно ослаблена многолетней  усобицей. Необходима была новая система политических союзов, гарантирую­щих устойчивость сложившегося положения. В систе­ме таких союзов важное место занимал договор с Тверью. Новый договор подтвердил равенство между московским великим князем и тверским: они призна­ли друг друга «братьями». На Руси, как и повсюду в Европе, существовала дипломатическая иерархия феодальных государей, выраженная в условных тер­минах родства. Признание кого-либо своим «отцом» означало полное подчинение; отношения «старейшего брата» и «молодшего» предполагали власть и покро­вительство с одной стороны, повиновение с сохране­нием внутренней независимости — с другой; «братья» были полностью равноправны. «Братство» между мос­ковским и тверским великими князьями означало, та­ким образом, не что иное, как взаимное признание полной независимости и суверенитета. Прочный мир между Москвой и Тверью, крупнейшими феодальными центрами Русской земли, стал важным фактором по­литической стабильности 9.

Кроме того, Тверь и Москва заключили (по отдель­ности) договоры с Литвой. Король Казимир, великий князь Литовский, стал арбитром в отношениях между русскими великими князьями. Тверь ставилась под его защиту. Более того: Василий Васильевич в случае своей смерти поручал Казимиру «печаловаться» о его жене и детях. Казимир мог стать опекуном великого князя Ивана... Впрочем, эта статья договора носила двусторонний характер. Пришлось официально при­знать переход Смоленска в руки Литвы. Мир с коро­лем покупался дорогой ценой. Влияние Казимира рас­пространялось и на Рязань. Правда, великому князю Василию удалось отстоять свои права на Новгород10.

Но главное было достигнуто —  наконец-то устанав­ливался более  или менее прочный мир. Наступала  дол­гожданная передышка.

В июне следующего года в глубокой старости умер­ла великая княгиня Софья Витовтовна, многое пови­давшая на своем долгом веку. А через месяц, когда великий князь Василий стоял на вечерне в Борисо­глебской церкви «на Рве», примчался подьячий Ва­силий Беда с важной вестью: «князь Дмитрий Шемяка умре напрасной смертью в Новгороде и положен в Юрьеве монастыре».

Смутные слухи ползли об этом событии. Говорили, что великий князь подослал в Нбвгород своего дьяка Степана  Бородатого «с смертным зелием уморити  кня­зя Дмитрия». Степан привлек на свою сторону одного из бояр Шемяки и княжеского повара. Поел Дмитрий Юрьевич цыпленка, начиненного смертным ядом, и, проболев двенадцать дней, умер. Другие утверждали, что в заговоре участвовал новгородский посадник Исаак Борецкий и что повар-отравитель носил вырази­тельное прозвище «Поганка»11.

Средневековый человек не отличался  щепетиль­ностью. Яд повсюду в Европе был в арсенале средств политической борьбы. Когда во Франции весной 1472 г. внезапно умер герцог Гиенский, брат короля Людовика, многие считали эту  смерть «странной» и подозревали  короля в отравлении своего брата 12. Бо­лее пятисот лет отравление Шемяки было только предположением. Но в 1987 г. подвергли медицинской экспертизе мумифицированные останки некоего князя, по всей вероятности — Шемяки. Экспертиза установи­ла, что причиной смерти послужило, по-видимому, от­равление мышьяком. Описание последних дней Шемя­ки совпадает с клинической картиной такого отрав­ления 13.

Политическую сцену покинул  самый активный дея­тель княжеской  усобицы, самый упорный враг вели­кого  князя Василия. Внук Дмитрия Донского, он уна­следовал от своего великого деда энергию и подвиж­ность. Но узкий кругозор удельного князя делал его цели мелкими, политику беспринципной, а борьбу в конечном счете безнадежной.

Подьячий Василий Беда был пожалован  в дьяки. Феодальная война окончилась.

Победа была одержана не столько  великим князем Василием, сколько  Москвой. Москва, Московская зем­ля не приняли углицкого князя. Победила великокня­жеская традиция, традиция Дмитрия Донского. Тра­диция феодальной раздробленности получила сильный удар. Однако нельзя не удивляться энергии, жизне­стойкости и силе духа самого Василия Васильевича, не терявшего надежды в самых трудных обстоятель­ствах, слепого князя, водившего в походы свои полки, сохранявшего качества активного политика и дипломата.

Весной 1456 г. умер рязанский великий  князь Иван Федорович.

После победы над Шемякой и бегства  Ивана Мо­жайского в Московской земле оставалось только два удела  — двоюродный брат великого князя  Михаил Андреевич владел Вереей и  Белоозером, шурин Ва­силий Ярославич — старым Серпуховским уделом, вос­ходившим еще ко временам сыновей Ивана Калиты. И тот, и другой активно участвовали в феодальной войне на стороне Василия Васильевича, особую по­мощь и поддержку в трагическом 1446 г. ему оказал серпуховский князь.

Но в 1456 г. «месяца иуля в 10 день поймал князь, велики князя Василия  Ярославича на Москве и послал его  в заточение на Углеч...»18. Это  лапидарное известие московский летописец  оставляет без малей­шего комментария. Что случилось в июле 1456 г.? Почему самый верный союзник великого князя оказал­ся вдруг в заточении в зловещем Угличе, а его сын вынужден был бежать в Литву? Прямого ответа на эти вопросы у исследователя нет. Можно только строить предположения. 15 февраля 1458 г., в среду на первой неделе великого поста, ранним утром («егда начата часы пети» — служить раннюю великопостную службу) «родися великому князю Ивану сын и наречен бысть Иван»

Яжелбицкий мир не решал коренных вопросов мос­ковско-новгородских отношений. Признав формально власть великого князя, новгородское боярство и не думало менять свою политику. Правда, новгородцы выгнали зятя Шемяки князя Александра Чарторижского, но только за то, что тот якобы изменил им («перевет ли не вем держал еси к низовцем»). Госпо­да продолжала поддерживать дружеские отношения с Литвой. Новгородцы просили у короля Казимира кня­зей на свои пригороды, принимали «с честью» у себя королевича. Напряжение в отношениях с Москвой на­растало. Вот почему в январе 1460 г. великий князь Василий Васильевич с сыновьями Юрием и Андреем Большим отправился в Новгород для личных перего­воров с местными властями.

Это был один из самых смелых поступков  в его жизни. Василий Васильевич клал голову в пасть льва. На вече произошла бурная манифестация против вели­кого князя, составился заговор с целью убийства его и его сыновей. Новгородские «шилъники», как их на­звал один из летописцев (на языке нашего века — шпана), напали на воеводу Федора Басенка, когда он возвращался с пира у посадника, и убили его слугу. Это было сигналом: новгородцы «возмятошася и приидоша всем Новым Городом на великого князя» к его резиденции Городищу. Минута была критическая.

Прошел год. Умер митрополит Иона. На смену ему русские епископы избрали Феодосия, архиепископа Ростовского. Умер в Твери великий князь Борис Александрович, тесть великого князя Ивана, оставив на великом княжении малолетнего Михаила, сына от второго брака. Великий князь Василий собирал войска у Владимира, готовясь идти на Казань, но пришли казанские послы, и был заключен мир. Ездили в Нов­город послы великого князя и вели бесплодные пере­говоры с господой. Василий Васильевич гневался, гро­зил войной...

В переговорах зимой 1463/64 г. с Новгородом и Псковом Иван Васильевич впервые  выступает в качестве главы всей Русской земли. И Новгород, и Псков — его «отчина». В спорах между ними он играет роль властного арбитра, слово которого — закон. В летописном изложении впервые, хоть и не очень явственно, формулируется основа политической доктрины складывающегося единого Русского государства.

Решился и вопрос с митрополитом. «И встужиша людие, многи бо церкви без попов, и начаша его проклинати». И в 1464 г., «сентября 13, Федосей митрополит остави митрополью, сниде в монастырь». Это был беспрецедентный случай в истории русской митрополии. Такое смирение сильного и активного митрополита можно объяснить прежде всего тем, что он не получил поддержки великого князя,— в конфликте с посадскими попами великий князь оказался не на его стороне. Собрался церковный собор, на котором впервые упоминаются «протопопи и прочие священици»— представители белого духовенства, близкого к широким слоям городского населения. Митрополитом был избран суздальский епископ Филипп. 13 ноября он был официально «поставлен» в свой сан. К походу 1469 г. русские готовились особенно тщательно. В апреле начался сбор войск к Нижнему Новгороду. Это была судовая рать — пехота, посаженная в большие гребные суда — насады. Под начальством воеводы Константина Александровича Беззубцева собиралось ополчение из Коломны, Мурома, Владимира, Суздаля, Дмитрова, Можайска, Углича, Ярославля, Ростова, Костромы. Из Москвы шел полк горожан во главе с князем Петром Васильевичем Оболенским, сыном победителя Шемяки под Галичем. Все эти силы, двигаясь по рекам, должны были сосредоточиться у Нижнего в точно назначенный срок — в начале мая. 
 
Другая рать собиралась у Устюга. Сюда были посланы сильный отряд из двора великого князя и вологжане князя Андрея Меньшого. Соединившись с местным Устюжским полком, эта рать двинулась на судах к Вятке. 
 
Летописец впервые так детально описывает сбор войск, перечисляет полки, их маршруты, называет имена воевод. Чувствуется влияние официального документа — первой известной нам разрядной записи, дошедшей в пересказе летописца. Военное ведомство Русского государства впервые оставило документальный след своей деятельности ¹⁰. 
 
Летний поход 1469 г. изобиловал красочными эпизодами. Директива великого князя предписывала воеводе Беззубцеву отправить часть сил — добровольцев, «охочих людей» — для набега на Казань, а самому с главными силами оставаться в Нижнем. Но воевода потерял управление войсками. Идти под Казань вызвались чуть ли не все. Там, в Казани, годами томились русские пленники, которым угрожала продажа на рынках Востока. Стремление освободить своих соотечественников, а может быть родных и друзей, вызывало единодушный порыв воинов как можно скорее двинуться к столице хана. 
 
Подойдя к Казани на рассвете 21 мая, воевода Иван Руно, выбранный «охочими людьми», внезапным ударом захватил посад и освободил множество пленников. Но вместо того, чтобы быстро отойти, он ввязался в бои с главными силами хана. Замысел похода был нарушен. Для взятия Казани у русских не хватило сил. Пришлось с боями отходить назад. 
 
Северная рать тем временем шла по Вятке и Каме, не имея связи с войсками Беззубцева. Она подошла к Казани, когда волжские отряды уже отступили. Казанцы перегородили своими судами выход из Камы в Волгу. Началась жестокая сеча. Князь Василий Ухтомский, размахивая ослопом, перескакивал с судна на судно. В тяжелом бою, понеся крупные потери, русские пробились к Волге и ушли к Нижнему Новгороду ¹¹. Поход фактически закончился неудачей. 
 
Но в августе последовал новый. На этот раз вместе с судовой ратыо шла по берегу конница князя Юрия Васильевича, брата великого князя. Казань была обложена со всех сторон. Хан вынужден был просить мира. 1 сентября был заключен договор, согласно которому получили свободу все русские пленники, находившиеся в Казани ¹². В мирном договоре, текст которого не сохранился, содержались, несомненно, и другие условия. Над Казанью была одержана большая победа — первая крупная победа Руси со времен Дмитрия Донского, первая победа над страной Джучиева улуса. На какое-то время восточная граница Русской земли была в относительной безопасности. 
 
Война с Казанью — первое военное предприятие нового великого князя. Впервые проявились черты повой военной организации Русского государства, первые черты характерного стратегического почерка Ивана Васильевича. 
 
Прошли времена, когда воины шли в поход одной колонной во главе с князем, который лично вел войска, сражаясь в первых рядах. Тактическое руководство на поле боя теперь перешло к воеводам. На долю великого князя выпадало политическое и стратегическое руководство на театре войны. План кампании теперь продумывается заранее, назначаются воеводы, проводится мобилизация, назначаются места сбора войск, определяются маршруты движения. Находясь в Москве или во Владимире, за многие сотни верст от полей сражений, великий князь управляет воеводами с помощью директив, указывая общие цели и задачи похода. Он получает донесения воевод и шлет им новые директивы, предоставляя самостоятельность в решении частных вопросов. Вся эта работа по руководству ратями на огромном театре войны не под силу одному человеку. Складывается военное ведомство, зародыш будущего Разрядного приказа. 
 
Настойчиво, преодолевая неудачи и трудности, ведет великий князь линию своего стратегического руководства. Его цель — не частные успехи, а полное поражение противника. Война кончается, когда враг побежден, когда он принимает предложенные ему условия. Для стратегии Ивана Васильевича характерно стремление действовать на разных направлениях, на широком фронте с конечной целью выхода к главному политическому центру противника. С таким размахом военных действий, с такой постановкой задач, с таким упорством в их достижении мы встречаемся в русской военной истории впервые.

В первый день нового 6980 г. (1 сентября 1471 г.) «князь великий... Володимерский  и Новгородский и всея Руси самодержец... с победою великою» и с триумфом возвратился в Москву. Для триумфа были все основания: титул «великого князя неся Руси» впервые наполнялся реальным содержанием: «старина» великокняжеская, идея политического единства страны решительно восторжествовала над «стариной» удельно-вечевой децентрализации. Русская земля сделала крупнейший, решающий шаг на пути своего превращения в единое государство. Гости, купцы, «лучшие люди», т. е. верхи московского посада, вместе с князьями и боярами встречали великого князя при въезде в столицу, «а народи московский... далече за градом встречали его, и инии за 7 верст пеши»¹. Внимание к горожанам, к «пешим» — представителям основной массы населения столицы — не случайно. Это — одна из составляющих политики нового государства, ищущего и находящего опору далеко не только в среде феодалов. 
 
Москва отныне — по только главный город великого княжества, но столица нового государства, всей Русской земли. Следовало придать ей новый облик. Белокаменный Успенский собор, построенный митрополитом Петром при Иване Калите, пришел за полтораста лет в полную ветхость: «блюдяшеся падения, уже деревми толстыми коморы подпираху». Нужен был новый собор, достойный нового времени, нового положения Москвы. По мысли великого князя, новый храм должен был быть построен по образцу Успенского собора во Владимире, шедевра русского зодчества XII в. Несмотря на переезд митрополита в Москву, этот старый собор, помнивший времена Андрея Боголюбского и Всеволода Большое Гнездо, сохранял значение главного храма Русской земли — в нем происходили торжественные церемонии посажения на стол великих князей. Мастера Ивашка Кривцов и Мышкин получили заказ: «велику и высоку церковь сотворити, подобну Владимерской Св. Богородицы». «Мастери каменосечци» были посланы «во град Володимерь... меру сняти»². Принятие за образец собора во Владимире, древней столице прежних великих князей, подчеркивало историческую преемственность нового государства, его связь с традициями домонгольского величия Руси. Это — та же характернейшая линия на возрождение «старины», древнего могущества и единства Русской земли, которая настойчиво подчеркивалась великим князем в его переговорах с мятежным Новгородом накануне Шелонской битвы. 
 
Торжественная закладка нового храма состоялась 30 апреля 1472 г. в присутствии всего освященного собора (так называлось собрание высшего духовенства), великого князя, его сына, матери и братьев. Строительство подвигалось быстро, и к концу мая новая церковь «возделана бысть с человека в вышину». 
 
26 июня пришло важное известие от воеводы князя Федора Давыдовича Пестрого-Стародубского. Всю зиму шли его войска через глухие таежные леса. Добравшись до Камы, «на плотах и с коньми» двинулись дальше по ее притокам, а затем — сухим путем еще дальше, на Чердынь, на пермского князя Михаила. В решительном сражении на р. Колве пермский воевода был взят в плен. На слиянии Колвы и Почки срубили новый городок — оплот русского влияния на Северо-Востоке ³. В состав Русского государства вошла северная часть Пермской земли, граница теперь вплотную подошла к Северному Уралу и бассейну Оби. 
 
Колонизация Северного Урала способствовала хозяйственному освоению малолюдного края, сближению местных племен с русским пародом, переходу их па более высокий социально-экономический и культурный уровень. Проявлялась одна из характерных черт русского исторического процесса. Русь изначально жила в окружении малых народов, разделявших с ней ее историческую судьбу. Русская колонизация всегда отличалась относительно мирным характером. Она не знала ни истребления покоренных пародов, ни изгнания их с исконной территории, ни превращения их в рабов, ни насильственного разрушения их хозяйственного уклада, ни принудительной языковой и культурной ассимиляции. Англо-саксонское завоевание Британии, германская колонизация Западной Прибалтики, деятельность конкистадоров в Латинской Америке и колонистов в Штатах не находят аналогий на Руси. Признание верховной власти великого князя и как материальное выражение этого — выплата дани — вот наиболее характерная и ощутимая черта включения малых народов в состав Русского государства. Местные князья, как правило, переходили на службу новой власти. Относительно мирный характер носила и проповедь христианства. 
 
Так было во времена Киевской Руси, боярского Новгорода. Так было и в XV в. 
 
Однако для характеристики процессов колонизации одних розовых тонов недостаточно. Так или иначе рушились старые обычаи и верования отцов, ломались привычные традиции. Местная родоплеменная и жреческая верхушка не раз активно выступала в защиту своих привилегий, своей «старины». Не раз происходили открытые столкновения. Исторический прогресс во всяком классовом обществе покупается дорогой ценой, искупается слезами и кровью. 
 
Тревожимо вести пришли с южного рубежа: хан Ахмат начал поход на Русь «со всеми князьями и силами Ордынскими». Он двинулся вверх по Дону, «чая от короля себе помочи, свещався с королем Казимиром Литовским на великого князя». Впервые за много десятков лет против Руси выступали главные силы Орды во главе с энергичным, удачливым и честолюбивым ханом. 
 
Не исключено, что поход Ахмата летом 1472 г. был вызван прекращением выплаты русскими ордынского «выхода». По данным Вологодско-Пермской летописи, в 1480 г. Ахмат обвинял великого князя: «дани не дает мне девятый год», т. е. именно с 1472 г. Не мог забыть хан и прошлогоднего разгрома Сарая вятчанами. Однако совместный удар двух самых сильных противников Руси не удалось организовать и на этот раз: «королю бо свои усобицы быта в то время, и не посла царю помочи». Еще осенью 1471 г. «пришел к королю из Орды Кирей с царевым послом» — очевидно, в ответ на миссию того же Кирея в Орду и для переговоров о заключении союза против Руси, но «король в ту пору заратился с иным королем, с Угорским». Действительно, в конце 1471 г. король оказался втянутым в борьбу за венгерский престол, на который он хотел посадить своего сына Казимира. 
 
Первые сведения о походе Ахмата были получены в Москве в начале июля. В первую очередь в поход был послан Коломенский полк во главе с Федором Давыдовичем Хромым, а 2 июля выступили «со многими людьми» князья Данило Холмский и Иван Васильевич Стрига Оболенский ⁴. Затем к Берегу были посланы и братья великого князя. На поход Ахмата русские ответили развертыванием главных сил своих войск на основном оборонительном рубеже Оки. Однако организация обороны этого рубежа оказалась достаточно сложным делом. 
 
Хан «оставил царицы свои, старых людей и малых и больных», а сам «поиде с проводники не путьма», т. е. не традиционным, обычным маршрутом. Благодаря этому Ахмату удалось на первых порах обмануть бдительность русских войск: хотя они и «стояли во многих местах по дорогам, ждучи татар», но хан «сторожев великого князя разгониша, и иных поимаша». 
 
На пути хана оказался маленький город Алексин, русский форпост на правом (южном) берегу Оки, между Калугой и Серпуховом. Нанося удар по Алексину, значительно западнее обычного направления ордынских вторжений (шедших, как правило, через район Коломны, по кратчайшему пути на Москву), Ахмат стремился прорвать русскую оборонительную линию в неожиданном месте, а может быть, и наладить взаимодействие с литовскими войсками. 
 
Город не был готов к обороне: «ни пристроя городного не было, ни пушек, ни пищалей, ни самострелов». Атака татар на неукрепленный город началась на рассвете в среду, 29 июля. «Гражане же из граду крепко с ними бьяхуся». На следующий день «татарове примет приметавши и зажгоша град». Но «гражане же единако не предашася в руки иноплеменник, но изгореша вси с женами и с детми в граде том, и множество татар избиша из града того». Город был взят в пятницу, 31 июля: «что в нем людей было, вси изгореша, а которые выбегоша от огня, тех изымаша». Отказавшийся сдаться город был сожжен вместе с жителями ⁵. 
 
«Слава тех не умирает, кто за Отечество умрет», как писал Гаврила Романович Державин. Подвиг Алексина, чьи жители «изволиша згорети, нежели предатися татаром»,— это русские Фермопилы. Когда-то маленький городок Козельск оказал героическое сопротивление орде Батыя. Но то было в эпоху завоевания Руси монголами. Жители Алексина оказались в числе последних жертв вековой борьбы в преддверии освобождения Руси от ига. 
 
Но захват и сожжение Алексина сами по себе отнюдь не имели существенного значения для хода войны. Перед Ахматом стояла гораздо более сложная задача — форсирование Оки и вторжение в пределы Русской земли. В месте форсирования Оки стояли только «с малыми зело людьми» Петр Федорович Челяднин и Семен Васильевич Беклемишев, «а татар многое множество побредоша к ним». Русские войска тем не менее оказали упорное сопротивление, осыпав переправляющихся татар стрелами «и много бишася с ними». Однако «уже и стрел мало бяше у них», и они «бежати помышляху», когда на помощь подошел с верхнего течения Оки полк князя Василия Михайловича Верейско-Белозерского, а с нижнего, от Серпухова, — войска князя Юрия Васильевича Дмитровского. «Татары... побегоша за реку». Русские войска «которые татарове перевезошася реку, и тех пребиша на ону сторону, а иных ту убиша, и суды у них поотнимаша, и начата чрез реку стрелятися». Попытка форсировать Оку с ходу была отражена ⁶. 
 
Известие о нападении Ахмата на Алексин было получено в Москве 30 июля: 120 км гонец покрыл за сутки. Столица только что перенесла одно из самых страшных стихийных бедствий: 20 июля ночью загорелось «у Воскресенья на Рве». При сильном ветре «огонь метало за 50 дворов и боле, а з церквей и с хором верхи срывало». Весь посад охватило пламя. За несколько часов сгорело 25 церквей и «многое множество дворов»; огонь готов был перекинуться в Кремль, в котором уже «истомно же бе тогда велми». Сам великий князь «много постоял на всех местах, гоняючи со многими детьми боярскими, гасящи и разметывающи»⁷. Такое поведение не было в обычае у государей феодальной Европы. Псковские послы к Казимиру Литовскому в марте 1471 г. отмечали, что, когда в ночь на 31 марта «загореся... посад в Вилне Ляцкий конец», «сам король и со всем своим двором и с казною на поле выбежа»⁸. Как и в других случаях, июльский пожар 1472 г. нанес огромный ущерб основной массе жителей Москвы, сосредоточенной вокруг Кремля на посаде. Опять многие тысячи горожан остались без крова и имущества. 
 
На рассвете 30 июля, по получении известия о нападении на Алексин, великий князь «вборзе» и «не вкусив ничто же» двинулся на Коломну, отправив сына в Ростов. Нападение Ахмата расценивалось как большое нашествие, а удар по Алексину — как демонстрация для маскировки главного направления вторжения, которое предполагалось по традиционному маршруту через Коломну. Не исключалась возможность форсирования Оки и выхода татар к Москве — великий князь помнил уроки набега Мазовши в 1451 г. Этим можно объяснить распоряжение об отправке в Ростов молодого князя Ивана Ивановича, наследника главы государства. 
 
Русские войска прочно заняли линию Оки. Под Ростиславлем (на Оке, около Каширы) стоял сам великий князь, на Коломне — царевич Данияр с касимовскими татарами, в Серпухове — Андрей Большой с царевичем Мустафой Казанским. Летописец красочно изображает, как «сам царь (Ахмат.— Ю. А.)припде на берег, и видев много полки великого князя, аки море колеблющеся, доспехи же... яко сребро блистающеся и вооружены зело», и «нача отступати от брега по малу». Псковский летописец, писавший со слов псковских послов, принятых великим князем 1 августа в Коломне, сообщает, что «с князем великим... стояху на полуторастах верстах 100000 и 80000 князя великого силы русские». Хан не рискнул на решительное сражение: ночью Орда отступила. Ахмат шел очень быстро: «яко в 6 дни к катуням своим прибегоша, отнюду же все лето шли бяху»⁹. 
 
В летней кампании 1472 г., как и в походах 1469 и 1471 гг., ощущается централизованное руководство русскими войсками, предварительно составленный и хорошо обдуманный план, на этот раз — оборонительный. Ахмату не удалось развить первоначальный тактический успех. Русские войска умело и быстро рокировались по фронту, стягиваясь к месту форсирования Оки противником. Героическая оборона Алексина сыграла существенную роль в провале попыток броска на Москву, сковав на время крупные силы противника. Два или три дня, потерянные Ахматом под Алексином, были использованы русским командованием для выдвижения войск к месту переправы. 
 
Впервые за всю историю ордынского ига хан уходил в степи, не решившись на сражение с русскими войсками. И в этом — решающий морально-политический эффект кампании 1472 г. 
 
23 августа великий князь вернулся в столицу, но сразу же вместе с братьями отправился в Ростов к тяжело заболевшей матери, великой княгине Марии Ярославне. Князь Юрий Васильевич, тоже больной, остался в Москве и умер 12 сентября. Это известие заставило великого князя срочно, 16 сентября, вернуться в Москву¹⁰. Удел князя Юрия — самый большой из уделов князей Московского дома. По традиции, шедшей еще со времен сыновей Ивана Калиты, следовало разделить выморочный удел между братьями. Но Иван Васильевич — не просто великий князь. Он — государь всея Руси. Удел князя Юрия безоговорочно включается в состав основной государственной территории. 
 
Это было неслыханным, беспрецедентным нарушением обычного княжеского права — права всех князей на долю в Московском княжении. Когда Василий Васильевич уничтожал уделы своих противников, он делал это в ходе политической борьбы. Теперь же великий князь переходит в наступление на права князей, своих братьев, без видимого повода с их стороны. Речь идет не о борьбе с политическими противниками, а о пересмотре самого существа межкняжеских отношений, самой политической структуры Московского дома. Неудивительно, что «разгневавшись князь Андрей, и князь Борис, и Андрей (Меньшой.— Ю. А.) на брата своего великого князя Ивана про вотчину брата своего князя Юрия». Оказавшись перед лицом сплоченной удельно-княжеской оппозиции, Иван Васильевич постарался найти мирные средства для урегулирования конфликта. Он спешил: над южным рубежом нависала тень орды Ахмата, сложные отношения были с Казимиром Литовским, неспокойно было на псковско-ливонской границе. Да и Великий Новгород был пока только побежден внешне, но еще не сломлен внутренне. В ночь с 4 на 5 апреля 1473 г. московский Кремль был охвачен пламенем очередного грандиозного пожа­ра. Выгорело несколько каменных церквей и множе­ство дворов, в том числе митрополичий, сгорела «при­права вся городная», особенно тяжелые последствия имел пожар житничного двора и городских житниц. Сам великий князь, как всегда, принимал участие в тушении пожара, и благодаря этому удалось отстоять «большой двор». Во время пожара скоропостижно скончался митрополит Филипп15. Все восемь лет своего пребывания на кафедре он поддерживал вели­кого князя во всех важнейших вопросах. В его лице Иван Васильевич потерял наиболее авторитет­ного и, по-видимому, убежденного сторонника своей политики.