Историко-философская концепция Освальда Шпенглера

     Что такое судьба? Можно было бы сказать, что представление о судьбе есть некоторое объективное представление, и здесь мы могли бы упрекнуть Шпенглера, потому что понятие жизни и понятие судьбы дают нам некоторое объективное основание для построения целостной философской системы. Но, тем не менее, однозначно постичь судьбу в ее целостности нельзя. Существует столько представлений о судьбе, сколько существует культур. Каждая культура имеет свою собственную концепцию судьбы, и более того, всякая культура есть не что иное, как осуществление и образ этой идеи, этого единственного момента в общей концепции жизни.

     Чувство судьбы, по Шпенглеру, возникает из первоначального пра-чувства жизни и смерти, имеющегося у человека. Человек всегда чувствует себя затерянным в огромных масштабах бытия, чувствует себя одиноким (здесь можно увидеть уже некоторую перекличку с зарождавшимся экзистенциализмом), поэтому феномен смерти оказывается для человека самым важным в его жизни. Человек испытывает страх перед смертью, этот страх порождает у него свое собственное ощущение жизни, являясь основой и самым глубинным фактором, влияющим на возникновение идеи судьбы у того или иного народа, но нельзя сказать, что народ сам создает эту идею судьбы. Судьба действует независимо от субъекта, независимо от народа и в конце концов проявляется в том, что возникает именно та или иная душа каждого народа.

     Узнать  и познать душу народа можно по некоторым символам. Таких символов может быть много, и Шпенглер в  первую очередь отмечает один, с  его точки зрения главный, символ. Всякая символика вытекает из чувства  страха — прежде всего страха перед  смертью, и главным символом, к  которому сводится основное переживание  человека, является представление о  пространстве. Именно пространство выделяет человека из всего мира, противопоставляет  его всему остальному, и поэтому  пространство выражает сущность мировоззрения  человека, воззрения его на мир. По тому, как человек воспринимает пространство, можно судить о той или иной душе народа.

     Шпенглер  перечисляет различные народы, которые  могут быть названы отдельными образованиями. Это индийская, китайская, египетская, индейская (прежде всего его интересуют народы майя), персидская культуры, но чаще всего Шпенглер упоминает три  культуры — арабскую, античную и  современную. Каждая из этих культур  имеет свою собственную душу, которая характеризуется философским символом понимания пространства. Протяженность как пра-символ культуры понимается в каждой культуре по-разному. Пра-символ античной культуры — это отдельное тело, материальное и чувственное. Пра-символ западной культуры, понимаемый как пространственное представление, — это чистое и бесконечное пространство. Пра-символ египетской культуры — это дорога, арабской — пещера. Во 2-м томе Шпенглер указывает, что существует еще русская душа, показывая тем самым, что русская культура не является частью современной европейской и пра-символом русской души является поле или степь — плоскостное восприятие. Главное в истории для Шпенглера не аргументы, а мифология, поэтому концепции его напоминают скорее создание мифов, чем рациональное, рассудочное постижение исторической действительности. Объяснить и показать, что имел в виду Шпенглер под дорогой, пещерой или полем, достаточно сложно. Читая об этом, можно только вдумываться и вчувствоваться в его концепцию. Русской душе и русской культуре Шпенглер посвящает всего несколько страниц во 2-м томе своей работы, и то, что я прочитал, ничего мне не прояснило: почему именно поле или степь являются ее выражением? Наверное, историческая или географическая интуиция подсказывает Шпенглеру мысль об огромной территории — поля, степи, вольные славяне и т. д. Все это очень далеко от научного уровня и не содержит никакой аргументации.

     Гораздо более аргументированны у Шпенглера две культуры — античная и западноевропейская. Души этих культур получают у него отдельные названия. Душа античной культуры — это аполлоновская душа, а душа западноевропейской культуры именуется у негофаустовской. Почему он выбирает такие названия, понятно: статуя Аполлона для любого человека является эталоном чувственной красоты и изящества, а поскольку пространство всегда воспринималось античным человеком как чувственное пространство, Шпенглер и дает античной душе такое наименование. Для европейского человека характерно представление о пространстве как о чистой бесконечности, актуальной бесконечности. Здесь больше всего подходит образ Фауста как ученого, стремившегося к бесконечному знанию, обладанию бесконечной, полной истиной.

     Каждая  культура, по Шпенглеру, существует определенное историческое время, примерно тысячелетие. Это тысячелетие делится на три  примерно равные части. Во время, определенное ей на земле, культура становится, затем  достигает стадии расцвета, собственно культуры и затем следует закат  культуры, который именуется словом цивилизация (первый период длится около 300 лет, расцвет — около 400 лет  и закат — 300 лет). Европейская культура была создана где-то в I в. II тысячелетия по Р.Х., поэтому сейчас мы с вами вместе со Шпенглером переживаем последние десятилетия европейской культуры. Поэтому книга Шпенглера и называется «Закат Европы». Нельзя упрекнуть Шпенглера в пессимизме. Он не пишет о конце света, он просто констатирует факт: наше культурно-историческое образование подходит к концу своего пребывания на земле, а после этого возникнет какое-нибудь иное образование. В любом случае жизнь будет продолжаться, судьба (точнее, жизнь в виде идеи судьбы) будет делать свое дело, но Европа с ее основными социальными институтами и культурными завоеваниями исчезнет. Она останется как историческое достояние для историков в виде некоего мертвого набора символов, проникнуть в которые можно будет только лишь извне.

     Как можно проникнуть в чужую культуру? Метод, предложенный Шпенглером, подобен  тем методам, при помощи которых  мы с вами понимаем друг друга. Скажем, я знаю, что если на душе у меня весело, то я улыбаюсь, и если на лице другого человека я вижу улыбку, я понимаю, что ему тоже весело. Проникнуть непосредственно в душу другого человека я не могу, но по аналогии со своими собственными состояниями  и теми жестами, которые производит мое тело, я могу постигать и  состояние другого человека. Точно  так же происходит и постижение культур. Мы должны найти некоторые символы, которые позволяют нам проникнуть в чуждую для нас культуру. Таким  символом для Шпенглера прежде всего является понятие одновременности.

     Одновременность в понимании Шпенглера отличается от обычного понимания. В обычном  понимании нашими современниками являются люди, которые живут одновременно с нами. Мы не можем сказать, что  Платон или Декарт являются нашими современниками. У Шпенглера все  иначе: для него современниками являются люди, которые живут в разных культурах  на одной и той же стадии их развития. В таком случае, как указывает  он в самом начале «Заката Европы», современниками являются Плотин и Данте, современниками являются Будда, Зенон  Китийский (основатель стоицизма) и Маркс, или, скажем, Пифагор и Декарт. Эти современники для каждой культуры выражают определенное представление, определенное созерцание. Такая современность (и одновременность) показывает также отличие одной культуры от другой: Декарт и Пифагор современники, но мы четко видим отличие Декарта от всех античных математиков. Скажем, Декарт создает понятие бесконечной системы координат, а для античного грека эта бесконечность была совершенно непонятна, античный космос всегда был конечным, ограниченным. Читая Аристотеля, мы не можем понять, как это мир может быть конечен, но не можем понять именно потому, что наш ум и наша душа устроены совсем по-другому: для нас понятие бесконечности является самым важным. Если бы античный грек имел возможность прочитать наши философские сочинения или математические работы, он оказался бы точно в таком же затруднении — у него не было представления о бесконечности. Мир античного человека — это мир статичный, мир замкнутый, ограниченный. Поэтому и математика греков — это математика статичная, математика числа, а математика Нового времени — математика функции, математика динамики. В античности невозможно было существование математической физики — объяснения движения посредством математики. Именно поэтому Аристотель разделял математику и физику, а Декарт, Лейбниц и Ньютон соединили эти науки. Дело не в этапах развития науки и не в достижениях ученых Нового времени по сравнению с античными, а в особом миропонимании. Нельзя упрекнуть в чем-то Архимеда или Пифагора или, наоборот, воздать хвалу Лейбницу или Декарту: мы помним, что объективной истины нет, поэтому представление современных ученых о математическом описании физического мира является также всего лишь определенным способом описания. Наука рождается из представления о пространстве, а представление о пространстве рождается из первичного пра-феномена страха. Этот пра-феномен страха порождает прежде всего не науку, а религию. Наука, по Шпенглеру, возникает на втором этапе развития — в собственно культуре, когда она достигает своей вершины. Наука возникает из религии как некоторое частное следствие ее основных положений. Вывел ли это положение Шпенглер или угадал, неясно, но с ним трудно не согласиться. Связь науки с религией безусловно существует. Но все же она более сложна, не столь однозначна, как пишет об этом Шпенглер, по крайней мере в отношении других культур. Нельзя согласиться с тем, что любая наука возникает из любого мировоззрения.

     Говоря  о понятии одновременности, Шпенглер рассматривает и феномен морали. Мораль, по Шпенглеру, состоит в истолковании жизни посредством самой жизни. Поэтому морали как таковой объективно не существует. Мораль всегда существует как некоторое проявление жизни в определенной культуре, поэтому каждая культура имеет свои собственные моральные ценности. Скажем, для античного грека такой высшей моральной ценностью являлась апатия — полное отсутствие всяческой заинтересованности, отсутствие стремлений и страстей. Для современного человека такое представление о счастье является совершенно чуждым. Современная этика больше характеризуется моральным императивом, который является чисто фаустовской формой морали. Для фаустовского человека жить — значит бороться и добиваться. Не случайно понятие борьбы является для многих европейских мыслителей главным; знаменитая фраза Маркса «Счастье — в борьбе» совершенно четко характеризует современное понимание этики.

     По  определению Шпенглера этика  есть «непосредственное, возведенное  в формулу чувствование душой  судьбы, искреннее, непроизвольное истолкование своего собственного существования». Если в античности представляли судьбу некоторой чуждой силой, и стоическая этика состояла в пассивном бесстрастии, и героизм стоического мудреца  был пассивный героизм, то фаустовская душа всегда стремится к бесконечности, поэтому героизм современного западного человека носит не пассивный, а активный характер. Героизм — это деяние, это преодоление, это личное действие, и прежде всего это связано с определенным понятием о пространстве. Поэтому этика не может быть понята на уровне разумном. Этика сводится всегда к бессознательному, к основным проявлениям судьбы, к основным проявлениям жизни. И моралей, таким образом, столько же, сколько и культур, — всякая мораль существует лишь как идея бытия. Создать ее невозможно, объяснить ее также невозможно, ее можно лишь прочувствовать.

     Человек эпохи культуры всегда направлен  в себя, вовнутрь. Доминирующая область  познания его — интуиция, поэтому  культура — это такое время, когда  созидаются все произведения искусства, это момент расцвета духа, момент расцвета наук и т. д. Эпоха цивилизации  характеризуется рассудочной деятельностью  и направленностью вовне. Человек  эпохи цивилизации — прежде всего  покоритель природы; именно для этой эпохи характерно также и создание империй. Отличие цивилизации от культуры Шпенглер рассматривает на примере отличия римской цивилизации  от культуры древних греков. Древняя  Греция — это типичный расцвет  культуры, Римская империя — пример цивилизации. Философия утрачивает возвышенный характер, она отходит  от идеалов постижения бытия, от онтологических и гносеологических вопросов. Основной целью ее становится объяснение проблем  существования человека в мире, и  сам человек прежде всего также начинает вести не культурное существование, а чисто биологическое.

     Современная западная культура, по мнению Шпенглера, сейчас находится именно на этапе  цивилизации. Отсюда и поток изменений  во всех культурных феноменах, отсюда и снижение уровня философии, появление  так называемой массовой культуры (тоже феномена цивилизации), отсюда и империалистические проявления различных государств (книга  писалась во время первой мировой войны, когда факты, как говорится, были налицо). Отсюда же и успех книги Шпенглера, которая вышла в конце 10-х — начале 20-х годов, когда мироощущение многих людей после такой огромной мировой бойни, ощущение близкого конца Европы во многом совпадало со взглядами Шпенглера.

4. Русская культура – как  псевдоморфоза.

     Несколько слов о понятии русской культуры и русской души. По мысли Шпенглера, русская душа — это особое образование. Возникновение русской культуры Шпенглер относит к несколько  более поздним срокам, чем образование  западной, фаустовской культуры, — примерно лет на 300 позже. Русская культура возникает в XIV—XV вв., и в настоящее время (т. е. в начале XX в.) Россия переживает свой расцвет, пик своей культуры. Эпоха русской культуры XIX в. действительно показала превосходство русской культуры перед западной. Прежде всего Шпенглер отмечает русскую литературу, особо останавливаясь на таких писателях, как Толстой и Достоевский, и русскую музыку. Шпенглер показывает особенности существования русской культуры и отличие ее от западной. Дело в том, что западная культура существовала сама по себе, развивалась в чистом виде, на нее ничто не влияло извне. Русская культура начала формироваться тогда, когда именно западная культура находилась в состоянии расцвета, и русская душа тянулась к Западу как к некоему образцу, перенимая и западные формы, что и произошло при Петре I.

     Эту особенность существования русской  культуры Шпенглер описывает на языке  геологическом, вводя термин псевдоморфозы. Что это значит? В глубине земли  есть некоторые гранитные образования. Подземные воды могут вымыть в  нем пустоты, а другие подземные  воды могут привнести в эти  пустоты какое-нибудь другое вещество, которое заполнит собою данную форму. Это вещество (скажем, некий минерал), которое раньше имело свое собственное  существование, начинает существовать в чуждых для него условиях, в  окружении чуждого для него минерала и принимает ту форму, которая  для него задана извне. То же самое  происходит и с русской культурой  и русской душой. Имея свою собственную  природу, свои собственные особенности, русская культура волею Петра I, его  реформ начинает существовать в рамках формы западной культуры. Т. е. русская  культура существует как псевдоморфоза, и развиваясь, она вступает в противоречие с западными формами. Это противоречие становится тем больше, чем сильнее развивается русская душа, подходя к вершинам своего развития. Это не может не проявиться в каких-то социальных катаклизмах, и особую форму этого проявления Шпенглер видит в творчестве двух русских гениев — Толстого и Достоевского.